Берег Утопии. Часть вторая. Об особенности идеологии в СССР.
Оригинал взят у anlazz в Берег Утопии. Часть вторая. Об особенности идеологии в СССР.
Для дальнейшего рассмотрения вопроса о новой «суперсистеме» позволю себе сделать некоторое отступление. Несмотря на то, что оно «отходит» несколько в сторону от главной мысли, тем не менее, это позволит лучше понять сложившуюся ситуацию…
Где-то в начале-середине 2000 годов у части постсоветских граждан произошла переоценка отношений к СССР. Прежнее однозначное восприятие его, как «убогого совка» (явления полностью отвратительного), в это время сменилось на некоторую симпатию. Десятилетие «рыночных реформ», с их массовым обнищанием и разрухой, оказалось достаточным стимулом, чтобы заставить, по крайней мере, некоторых изменить отношение к ушедшей стране. Подобная переоценка привела и первым серьезным попыткам осмысления произошедшего развала, отличные от антисоветских «мантр», типа: «империя обязана была рухнуть» или «советская экономика была нежизнеспособной» (или псевдопатриотических, вроде «жиды продали Россию»). Это вызвало появление новых «теорий развала», из которых наибольший интерес вызывала идея, согласно которой СССР погиб из-за того, что «проиграл в идеологической борьбе с Западом».
В отличие от массы конспирологических предположений (о тех же «жидах», «агентах ЦРУ» и т.д., она выглядела достаточно рациональной. Ведь в это самое время стали доступны данные, показывающие, что никакого экономического кризиса в СССР не было, вплоть до 1990 года, а напротив, шел пусть небольшой, но экономический рост. Следовательно, речь шла не о экономическом поражении, и разумеется, не о поражении военном. Значить, виновата «идеологическая работа». К концу десятилетия это стало, наверное, общепринятой истиной: дескать, СССР слишком увлекся «материальным» (экономикой, армией, наукой) и «забыл о духовном» - и, в результате, большая часть советских граждан приняла чуждые им западные ценности.
Но мало кто задумывался: насколько вообще адекватна подобная точка зрения.Нет, конечно, по сравнению с «конспирологическими» идеями, вроде «внедрения Западом агентов влияния в советское руководство» и т.д., она кажется верхом здравомыслия. Однако, при внимательном рассмотрении становится понятным, что что-то здесь не так. Главный вопрос, прежде всего, возникает в том, что же подразумевается под «недостаточной идеологической работой». В самом деле: откуда взялось утверждение, что в позднем СССР идеологии уделялось малое внимание? Ведь, скажем, издание той же идеологической литературы увеличивалось вплоть до конца Перестройки. Более того, даже в 1987-1988 годах эта литература, в целом, оставалась «прокоммунистическим». Да, «предыдущий период» («застой» или «культ») подвергался резкой критике, но до самого конца 1980 эта критика имела исключительно социалистический характер (дескать, все это - деформация социализма и отход от ленинских принципов).
Что же касается более раннего времени, скажем, 1970 -начало 1980 годов (когда и полагался «идеологический провал»), то тут плотность «пропагандистского воздействия» была вообще запредельной. Помимо миллионных тиражей идеологической литературы, агитационных плакатов и транспарантов в это время возводились поистине монументальные стелы с коммунистическими лозунгами, а пресловутую «Славу КПСС» старались воткнуть на каждый сарай. Кстати, о КПСС, как таковой - при всех недостатках численность этой партии на конец 1980 достигла 20 млн. человек. И это 20 млн., помимо всего прочего, в обязательном порядке занимались политучебой, получая максимальное идеологическое воздействие. Какой уж тут «недостаток идеологической работы», если чуть ли не десятая часть страны должна была, по умолчанию, знать все принципы советской идеологии.
А ведь кроме партии были еще и другие органы, занимающиеся примерно тем же самым. Например, комсомол, охватывающий до 90% молодежи, или пионерская организация, включающая в себя 100% школьников в стране. Подумайте только - почти вся молодежь состояла в особых, «идеологически наполненных», организациях. Собирались комсомольские и пионерские собрания, регулярно устраивались политинформации и прочие меры агитационного воздействия, работал особый комсомольско-пионерский аппарат, где специальные люди, получившие специальные знания, осуществляли агитационно-идеологическую работу. Миллионы книг, плакатов, сотни радиопередач, множество фильмов, бесчисленная уличная агитация - и все это, оказывается, было «недостаточным идеологическим воздействием», побежденным, видимо, убогим «иностранным вещанием» и «самиздатом».
* * *
Но, может быть, вся эта огромная «машина пропаганды» оказалась столь неэффективной потому, что человек вообще неспособен усвоить «коммунистические истины», даже если они будут звучать из «каждого утюга». Подобное утверждение так же периодически высказывалась и высказывается до сих пор. Однако очевидность его не менее сомнительна, нежели очевидность утверждения о слабости идеологической работы в СССР. И, прежде всего, потому, что история нашей страны показывает, что данные «истины» в свое время были успешно усвоены нашим народом. Советские граждане показали приверженность «коммунистическим истинам» в самые тяжелые моменты своей истории: во время восстановления страны в 1920 гг., индустриализации 1930 гг., Великой Отечественной войны и послевоенного восстановления, наконец, во время технологического прорыва 1950-1960 годов. Удивительно, но выходит, что все это время с вопросами «идеологии» все было нормально …
Однако почему же «идеологическая работа» 1920-1960 годов оказалась эффективнее, нежели в 1970-1980 годах? Сторонники «идеологической» теории гибели СССР утверждают, что потому, что ей уделялось «большее внимание». Но внимательное рассмотрение этого вопроса (особенно при сравнении с 1970-1980 годами) дает более, чем парадоксальный результат. Особенно если обратиться к самой «эффективной», с точки зрения нашего современника, «эпохе» - к 1920 годам. Действительно, именно тогда был заложен фундамент советского общества, из массы аполитичных граждан была создана та структура страны, которая позволила осуществить невиданную до сих пор форсированную индустриализацию, победить в великой войне и запустить человека в космос. Получается, что «с идеологией» в данный период было все отлично - следовательно, «идеологическая работа» была намного лучше, нежели в позднесоветский период. Это кажется очевидным…
Но если внимательно присмотреться, то ситуация просто «переворачивается». На самом деле, основной особенностью Советской власти в «раннесоветский период» можно назвать тот момент, что она была поразительно бедна. В том числе, и плане своей «идеологической машины». В отличие от позднесоветского времени, когда была создана особая «пропагандистская индустрия», включавшая в себя сеть издательств, типографий, общественных и государственных организаций и т.д., Советская власть в 1920 годах имела крайне мало возможностей для ведения полноценной пропагандисткой компании. Дело доходило до того, что агитаторам и пропагандистам не хватало самых простых вещей для своей деятельности - вроде бумаги для печати брошюр или холста для написания лозунгов. О том, чтобы что-то выполнять свои работы в «художественном стиле» вообще не могло быть и речи: художники, как таковые, в дореволюционной и послереволюционной России представляли собой «штучный товар» (можно вспомнить, как в «12 стульев» Бендер с Воробьяниновым мигом были приняты в штат театра «Колумб» после того, как назвались художниками). И это при том, что большинство плакатов и лозунгов приходилось как раз создавать «художественным образом» - возможностей большинства типографий не хватало на что-то, отличающееся от газетного шрифта.
Кстати, о газетах, которые выступали тогда базисом пропагандистской программы. Разумеется, прежде всего следует сказать о их банальной нехватке - потому, что типографий было мало. Но самое главное - подавляющая часть населения страны просто не могла их читать. Потому, что была неграмотной. И советским агитаторам приходилось рассчитывать - в самом лучшем случае - на то, что газетную статью удастся прочитать на митинге или лекции. Без применения какой-либо звуковоспроизводящей аппаратуры. Попробуйте представить митинг, на котором присутствует (хотя бы) несколько сотен человек, а оратор не имеет микрофона - и можно понять, какова была возможность воздействия пропагандиста на массу.
Но проблемы с организацией пропагандистских мероприятий - это еще не все. Не меньшей проблемой было то, что указанных выше агитаторов и пропагандистов физически не хватало. Теперь принято «кивать» на развал образования и пресловутую «болонскую систему», которая уничтожает грамотность - однако представьте себе, что грамотности нет почти никакой. Что четыре класса начальной школы - признак уже хорошо образованного человека, а если кто-то окончил гимназию - то это уже суперобразование (более значимое, чем теперь - окончание Гарварда). Что подавляющее большинство агитаторов просто не представляют, как выстраивать грамотную речь, и как правильно вести спор. А большая часть населения еще находится во власти традиции и вообще не имеет интеллектуальных навыков для работы с абстрактными вещами. Для них само понятие «общество» уже представляло проблему, а как говорить с подобными людьми, скажем, о таких базовых для марксизма вещах, как класс или классовая борьба…
* * *
В общем, этого уже достаточно, чтобы понимать, насколько серьезными были проблемы у советских «идеологов», и насколько трудной была тогда «идеологическая работа». Эти объективные трудности невозможно было преодолеть сколь-либо быстро, даже обладая всей полнотой власти. Действительно, отсутствие агитаторов или невозможность печати газет невозможно решить путем силового давления: «товарищ маузер» может принудить человека исполнять некие неприятные ему действия, но отнюдь не принимать непонятные ему идеи. Да и если честно, и «маузеров» было недостаточно - можно посмотреть численность сотрудников ЧК-ГПУ в это время, и сравнить с населением страны. И это при том, что в каждом первом крестьянском дворе зарыто одна-две винтовки (когда у моего прадеда поднимали дом, нашли обрез, а у прадеда жены - аж три обреза), а в каждом третьем - пулемет. И при том, что в стране вплоть до 1930 годов свирепствовало огромное число банд.
Но слабость репрессивного аппарата - это еще не самое главное. Гораздо хуже, что пресловутая «полнота власти» была отнюдь не абсолютной. Политическая победа большевиков, была, конечно, реальностью. Но вот с экономической властью были проблемы. Катастрофа, через которую только что прошла страна, была настолько велика, что ее масштабы тяжело представимы даже сейчас.
Прежде всего, и до того преимущественно аграрная страна, основой экономики которой было архаичное крестьянское хозяйство, почти лишилась той небольшой части современной промышленности, что была до Революции. Тут сложились все обстоятельства - и прямое разрушение части заводов в период Гражданской войны, и гибель многих представителей рабочего класса на ее фронтах, и разрушение хозяйственных связей. Напомню, что Российская Империя была периферией мирового капитализма, и ее производство было тесно завязано на производство европейское - например, в Европе закупались не только автомобильные моторы или часы, но и столь важный элемент металлургического производства, как кокс. В таком случае экономическая блокада, организованная Европой, была для и без того так слабой российской промышленности просто убийственной.
В итоге произошла резкая архаизация производственной структуры страны, выведение на первый план самых примитивных структур, вроде парцеллярного крестьянского хозяйства, меновой торговли или простейшего ремесленного производства. Принятие НЭПа в этом случае было неизбежностью, поскольку позволяло хоть как-то запустить экономику. Впрочем, тут нет смысла подробно описывать жизнь послевоенной страны и происходящие в ней процессы, достаточно понимания того, что она очень сильно отличалась от привычного представления о всевластии большевиков.
«Цвела и пахла» Новая Экономическая Политика, «нэмпаны» в хороших костюмах сколачивали огромные состояния, прогуливая за раз в ресторанах месячную зарплату рабочего. Разного рода дельцы устраивали хитроумные махинации, приносившие им чемоданы денег - причем эти махинации затрагивали и многих представителей «советского хозяйства» (вспомните того же Корейко из «Золотого теленка»). Иностранные концессии покрывали страну широкой сетью, на грабительских условиях выкачивая из нее ценное сырье. Наконец, банальные уголовники и полууголовники, бывшие (и «действующие») бандиты, притоны, где можно было дешево достать кокаин и купить женщину, всевозможные «заведения» разной степени респектабельности… И деньги, деньги, деньги… Которые были у частников, и которых не было у государства.
И этот мир следует признавать «удачным для агитации»! Мир, в котором сытый «нэпман» с дорогой проституткой пролетал на «лихаче» в ресторан мимо нищих комсомольцев в драных тужурках, последний раз евших еще вчера. Мир, где буржуазный «спец», открыто ненавидящий Советскую власть, тем не менее, получал от нее все блага - потому, что без него просто нельзя запустить завод - а рабочий давился в очереди на бирже труда. Мир, где для большинства людей «ойкумена» кончалась за пределами деревенской околицы, а мнение местных «кулаков» значило больше, чем мнение заезжих агитаторов (Агитатор - он приедет и уедет, а «кулак» может не дать хлеб в займы, и тогда - голод. Да и просто избить или даже убить для него не проблема- вокруг много людей, которым не привыкать убивать, они это легко сделают за небольшую мзду).
* * *
В общем, этот нищий, голодный, холодный мир раннесоветского периода в плане возможностей «идеологической работы» и сравнивать не стоит с сытым и богатым временем периода «позднесоветского». Поэтому все уверения о том, что СССР погубило «невнимание к идеологии» «идут лесом». Вряд ли возможно представить наилучшее с точки зрения идеологии время, нежели 1970-1980 годы и наихудшие, нежели 1920. Однако с точки зрения полученных результатов эти периоды оказываются полностью противоположны. В чем же тут причина?
Причина, как это не удивительно, лежит в самой сути вопроса. А именно - в том, чем же является пресловутая идеология. Как это не удивительно, но вопреки мнению постсоветских коммунистов вообще, и членов КПРФ в частности, марксизм относится к идеологии несколько иначе, нежели привычно для постсоветского человека. Прежде всего, идеология с точки зрения марксизма- ложное сознание, выражающее специфические интересы определённого класса, выдающиеся за интересы всего общества. И, следовательно, она ни в коей мере не может выступать, как один из базисов социалистического общества - как это считается сейчас. Более того, выступая одним из важных элементов капитализма (и классового общества вообще), идеология выступает скорее как явление, мешающее формированию социалистических, а уж тем более, коммунистических отношений.
Это следует из того, что социалистическое общество выступает обществом реализации истинных интересов большинства трудящихся вместо навязывания им интересов господствующих классов. В этой ситуации «классическая» пропаганда, предназначающаяся для того, чтобы заставить трудящихся делать вещи, им не нужные, а порой - и крайне вредные, вроде войн за империалистический передел мира, не нужна. А нужно - политическое просвещение, раскрывающее бывшим низшим классам истинное положение вещей, нужно раскрытие перед ними существующей картины мира, а вовсе не создание ее иллюзии путем хитроумных манипуляций. Впрочем, и «неполитическое просвещение» так же нужно, так как в реальности все взаимосвязано, и знание устройства Природы помогает понять устройство общества (например, закономерности биологической эволюции имеют ту же диалектическую природу, что и закономерности эволюции социальной).
Разумеется, и просвещение, и пропаганда, при данном существенном различии, имеют массу сходных признаков, связанных с тем, что в обоих случаях речь идет о передаче информации от определенной части граждан к другой, более широкой. Эта «техническая схожесть» порождает настолько сильное видимое сходство обоих процессов, что даже сейчас очень многие путаются в том, где пропаганда, а где просвещение (можно упомянуть утверждение ряда религиозных граждан о том, что изучение теории эволюции есть «атеистическая пропаганда», хотя на самом деле, это самое что ни на есть чистое просвещение). Более того, разница между этими понятиями достаточно слабо осознана в обществе - понятие «пропаганда» очень часто сознательно используется в случае с просвещением: «пропаганда науки», «пропаганда знаний», «пропаганда здорового образа жизни». В общем-то, сложилась ситуация, когда данное слово обозначает именно «технический процесс» трансляции информации, а вовсе не пресловутое навязывание воли высших классов низшим.
* * *
Однако разница в базисе проявляется в различной динамике этих процессов. Эффективность пропаганды прямо зависит от вложенных в нее средств. Есть средства - есть пропаганда. Нет средств - нет пропаганды. Это очень хорошо видно по рекламе, которая является «неполитической» разновидностью данного явления (заставляет людей тратить средства на приобретение ненужных им вещей, так же, как политическая пропаганда навязывает им ненужные ценности). Массированная рекламная кампания позволяет широко продавать продукт, мягко сказать, невысокого качества - а прекращение ее означает прекращение этих продаж. То же самое можно сказать и про идеологию: пока на данный процесс «закачиваются средства», то можно ожидать повиновения масс воле властителей, но как только средства падают - то это повиновение исчезает, рейтинги падают и дутые кумиры сбрасываются с пьедестала. Как пример подобного можно привести «денацификацию» Германии, когда вчерашние сторонники Гитлера очень быстро превратились в «традиционных» обывателей (Конечно, процесс «нацификации/денацификации», в реальности сложнее данной «рекламной модели», но воздействие идеологии является его составляющим).
Просвещение имеет совершенно иную динамику. В этом случае «затраты» на начальный период крайне велики - они даже превышают таковые на «обычную» пропаганду. Это понятно - ведь в данном случае необходима не просто трансляция в «головы» масс требуемой информации, но еще и создание ее в соответствии с реальностью. Кроме того, необходимой частью каждого обучающегося процесса является создание «обратной связи» между информацией и теми объектами, которые она отображает - т.е., очень желательна «экспериментальная проверка» передаваемых знаний (в идеологической пропаганде, как и в рекламе, понятное дело, это пункт отсутствует). Однако эти затраты «в начальный период» «окупаются» в дальнейшем: чем больше человек узнает, тем меньшими становятся затраты на просвещение. Более того - при достижении определенного «порога» ему перестает требоваться дополнительная «пропагандистская подпитка»: поскольку человек уже видит основные принципы устройства мира, он сам будет стремиться к более детальному пониманию.
Поэтому, в случае, если мы имеем дело с просвещением, а не с пресловутой идеологией, то следовательно, мы можем после определенного периода просто «забыть» про «идеологическую обработку»: граждане достаточно ясно будут видеть свои интересы, и перестанут нуждаться в непрерывной пропагандисткой деятельности. Более того - они сами по себе становятся источниками знаний для окружающих, объясняя друг другу непонятные моменты, так же, как, например, специалисты (ученые или инженеры) после достижения определенного уровня знаний сами превращаются в источник взаимного обучения. Именно поэтому в случае перехода к бесклассовому обществу необходимость даже в «просветительской пропаганде» исчезает, и «идеологическая» часть государственного аппарата отмирает так же, как и репрессивная.
* * *
Именно подобный процесс по объективным обстоятельствам и должен был происходить в СССР. Реально высокая потребность в пропаганде и агитации «в начале» советской истории должна была постепенно сходить на нет по мере развития советского общества. Однако в реальности, как уже сказано выше, дело обстояло противоположным образом: в 1920 годах средств на развертывание полноценной системы политпропаганды банально не хватало. А в 1970 и далее, напротив, шло значительное наращивание данной системы, в результате чего она по своей «мощности» намного превзошла то, что было в момент торжества Советской власти. Однако результат данной «мощности» нельзя назвать даже скромным - на самом деле, это был поистине эпический проигрыш. Миллионы брошюр и плакатов, тысячи радиопередач и сотни фильмов оказались буквально выброшенными на ветер. Даже от антиалкогольной пропаганды, о неэффективности которой я недавно писал, и то было больше толку…
И, как контраст с этим, можно рассмотреть события раннесоветского периода, когда в условиях полного отсутствия средств, людей и технологий для агитационно-пропагандистской работы Советской власти удалось в кратчайший срок провести распространение своих идей среди самой что ни на есть малопригодной среды. Уже два этих факта показывают, что с «идеологической ситуацией», вернее, с политическим просвещением, дело обстоит несколько сложнее, нежели кажется на первый взгляд. И успех ранней Советской власти, и неуспех поздней оказываются противоречащими представлению и об «классической» идеологии классового общества, и представлению об пропагандистско-просветительской работе в обществе бесклассовом (пускай и «слабо бесклассовом»). Получается, что в созданную нами модель должен быть включен «неизвестный» фактор, который оказывается способным, с одной стороны, позволить быстро охватить идеологией, или вернее, «идеологией» слабопригодную для этого страну. А с другой - мог бы блокировать достаточно массированную идеологическую обработку.
На самом деле, подобный фактор есть. Речь идет о том, что бесклассовое (даже «слабо») общество имеет фундаментальное отличие от классового в плане распространения и принятия информации. Речь идет, конечно, об указанной в прошлой части «суперсистеме», особом механизме согласования разнородных общественных подсистем. Зародившись в аномальных условиях российского общества (под действием европейской «тени»), эта «суперсистема» в дальнейшем сыграла огромную роль в жизни советского общества. Но об этом будет позже…
Для дальнейшего рассмотрения вопроса о новой «суперсистеме» позволю себе сделать некоторое отступление. Несмотря на то, что оно «отходит» несколько в сторону от главной мысли, тем не менее, это позволит лучше понять сложившуюся ситуацию…
Где-то в начале-середине 2000 годов у части постсоветских граждан произошла переоценка отношений к СССР. Прежнее однозначное восприятие его, как «убогого совка» (явления полностью отвратительного), в это время сменилось на некоторую симпатию. Десятилетие «рыночных реформ», с их массовым обнищанием и разрухой, оказалось достаточным стимулом, чтобы заставить, по крайней мере, некоторых изменить отношение к ушедшей стране. Подобная переоценка привела и первым серьезным попыткам осмысления произошедшего развала, отличные от антисоветских «мантр», типа: «империя обязана была рухнуть» или «советская экономика была нежизнеспособной» (или псевдопатриотических, вроде «жиды продали Россию»). Это вызвало появление новых «теорий развала», из которых наибольший интерес вызывала идея, согласно которой СССР погиб из-за того, что «проиграл в идеологической борьбе с Западом».
В отличие от массы конспирологических предположений (о тех же «жидах», «агентах ЦРУ» и т.д., она выглядела достаточно рациональной. Ведь в это самое время стали доступны данные, показывающие, что никакого экономического кризиса в СССР не было, вплоть до 1990 года, а напротив, шел пусть небольшой, но экономический рост. Следовательно, речь шла не о экономическом поражении, и разумеется, не о поражении военном. Значить, виновата «идеологическая работа». К концу десятилетия это стало, наверное, общепринятой истиной: дескать, СССР слишком увлекся «материальным» (экономикой, армией, наукой) и «забыл о духовном» - и, в результате, большая часть советских граждан приняла чуждые им западные ценности.
Но мало кто задумывался: насколько вообще адекватна подобная точка зрения.Нет, конечно, по сравнению с «конспирологическими» идеями, вроде «внедрения Западом агентов влияния в советское руководство» и т.д., она кажется верхом здравомыслия. Однако, при внимательном рассмотрении становится понятным, что что-то здесь не так. Главный вопрос, прежде всего, возникает в том, что же подразумевается под «недостаточной идеологической работой». В самом деле: откуда взялось утверждение, что в позднем СССР идеологии уделялось малое внимание? Ведь, скажем, издание той же идеологической литературы увеличивалось вплоть до конца Перестройки. Более того, даже в 1987-1988 годах эта литература, в целом, оставалась «прокоммунистическим». Да, «предыдущий период» («застой» или «культ») подвергался резкой критике, но до самого конца 1980 эта критика имела исключительно социалистический характер (дескать, все это - деформация социализма и отход от ленинских принципов).
Что же касается более раннего времени, скажем, 1970 -начало 1980 годов (когда и полагался «идеологический провал»), то тут плотность «пропагандистского воздействия» была вообще запредельной. Помимо миллионных тиражей идеологической литературы, агитационных плакатов и транспарантов в это время возводились поистине монументальные стелы с коммунистическими лозунгами, а пресловутую «Славу КПСС» старались воткнуть на каждый сарай. Кстати, о КПСС, как таковой - при всех недостатках численность этой партии на конец 1980 достигла 20 млн. человек. И это 20 млн., помимо всего прочего, в обязательном порядке занимались политучебой, получая максимальное идеологическое воздействие. Какой уж тут «недостаток идеологической работы», если чуть ли не десятая часть страны должна была, по умолчанию, знать все принципы советской идеологии.
А ведь кроме партии были еще и другие органы, занимающиеся примерно тем же самым. Например, комсомол, охватывающий до 90% молодежи, или пионерская организация, включающая в себя 100% школьников в стране. Подумайте только - почти вся молодежь состояла в особых, «идеологически наполненных», организациях. Собирались комсомольские и пионерские собрания, регулярно устраивались политинформации и прочие меры агитационного воздействия, работал особый комсомольско-пионерский аппарат, где специальные люди, получившие специальные знания, осуществляли агитационно-идеологическую работу. Миллионы книг, плакатов, сотни радиопередач, множество фильмов, бесчисленная уличная агитация - и все это, оказывается, было «недостаточным идеологическим воздействием», побежденным, видимо, убогим «иностранным вещанием» и «самиздатом».
* * *
Но, может быть, вся эта огромная «машина пропаганды» оказалась столь неэффективной потому, что человек вообще неспособен усвоить «коммунистические истины», даже если они будут звучать из «каждого утюга». Подобное утверждение так же периодически высказывалась и высказывается до сих пор. Однако очевидность его не менее сомнительна, нежели очевидность утверждения о слабости идеологической работы в СССР. И, прежде всего, потому, что история нашей страны показывает, что данные «истины» в свое время были успешно усвоены нашим народом. Советские граждане показали приверженность «коммунистическим истинам» в самые тяжелые моменты своей истории: во время восстановления страны в 1920 гг., индустриализации 1930 гг., Великой Отечественной войны и послевоенного восстановления, наконец, во время технологического прорыва 1950-1960 годов. Удивительно, но выходит, что все это время с вопросами «идеологии» все было нормально …
Однако почему же «идеологическая работа» 1920-1960 годов оказалась эффективнее, нежели в 1970-1980 годах? Сторонники «идеологической» теории гибели СССР утверждают, что потому, что ей уделялось «большее внимание». Но внимательное рассмотрение этого вопроса (особенно при сравнении с 1970-1980 годами) дает более, чем парадоксальный результат. Особенно если обратиться к самой «эффективной», с точки зрения нашего современника, «эпохе» - к 1920 годам. Действительно, именно тогда был заложен фундамент советского общества, из массы аполитичных граждан была создана та структура страны, которая позволила осуществить невиданную до сих пор форсированную индустриализацию, победить в великой войне и запустить человека в космос. Получается, что «с идеологией» в данный период было все отлично - следовательно, «идеологическая работа» была намного лучше, нежели в позднесоветский период. Это кажется очевидным…
Но если внимательно присмотреться, то ситуация просто «переворачивается». На самом деле, основной особенностью Советской власти в «раннесоветский период» можно назвать тот момент, что она была поразительно бедна. В том числе, и плане своей «идеологической машины». В отличие от позднесоветского времени, когда была создана особая «пропагандистская индустрия», включавшая в себя сеть издательств, типографий, общественных и государственных организаций и т.д., Советская власть в 1920 годах имела крайне мало возможностей для ведения полноценной пропагандисткой компании. Дело доходило до того, что агитаторам и пропагандистам не хватало самых простых вещей для своей деятельности - вроде бумаги для печати брошюр или холста для написания лозунгов. О том, чтобы что-то выполнять свои работы в «художественном стиле» вообще не могло быть и речи: художники, как таковые, в дореволюционной и послереволюционной России представляли собой «штучный товар» (можно вспомнить, как в «12 стульев» Бендер с Воробьяниновым мигом были приняты в штат театра «Колумб» после того, как назвались художниками). И это при том, что большинство плакатов и лозунгов приходилось как раз создавать «художественным образом» - возможностей большинства типографий не хватало на что-то, отличающееся от газетного шрифта.
Кстати, о газетах, которые выступали тогда базисом пропагандистской программы. Разумеется, прежде всего следует сказать о их банальной нехватке - потому, что типографий было мало. Но самое главное - подавляющая часть населения страны просто не могла их читать. Потому, что была неграмотной. И советским агитаторам приходилось рассчитывать - в самом лучшем случае - на то, что газетную статью удастся прочитать на митинге или лекции. Без применения какой-либо звуковоспроизводящей аппаратуры. Попробуйте представить митинг, на котором присутствует (хотя бы) несколько сотен человек, а оратор не имеет микрофона - и можно понять, какова была возможность воздействия пропагандиста на массу.
Но проблемы с организацией пропагандистских мероприятий - это еще не все. Не меньшей проблемой было то, что указанных выше агитаторов и пропагандистов физически не хватало. Теперь принято «кивать» на развал образования и пресловутую «болонскую систему», которая уничтожает грамотность - однако представьте себе, что грамотности нет почти никакой. Что четыре класса начальной школы - признак уже хорошо образованного человека, а если кто-то окончил гимназию - то это уже суперобразование (более значимое, чем теперь - окончание Гарварда). Что подавляющее большинство агитаторов просто не представляют, как выстраивать грамотную речь, и как правильно вести спор. А большая часть населения еще находится во власти традиции и вообще не имеет интеллектуальных навыков для работы с абстрактными вещами. Для них само понятие «общество» уже представляло проблему, а как говорить с подобными людьми, скажем, о таких базовых для марксизма вещах, как класс или классовая борьба…
* * *
В общем, этого уже достаточно, чтобы понимать, насколько серьезными были проблемы у советских «идеологов», и насколько трудной была тогда «идеологическая работа». Эти объективные трудности невозможно было преодолеть сколь-либо быстро, даже обладая всей полнотой власти. Действительно, отсутствие агитаторов или невозможность печати газет невозможно решить путем силового давления: «товарищ маузер» может принудить человека исполнять некие неприятные ему действия, но отнюдь не принимать непонятные ему идеи. Да и если честно, и «маузеров» было недостаточно - можно посмотреть численность сотрудников ЧК-ГПУ в это время, и сравнить с населением страны. И это при том, что в каждом первом крестьянском дворе зарыто одна-две винтовки (когда у моего прадеда поднимали дом, нашли обрез, а у прадеда жены - аж три обреза), а в каждом третьем - пулемет. И при том, что в стране вплоть до 1930 годов свирепствовало огромное число банд.
Но слабость репрессивного аппарата - это еще не самое главное. Гораздо хуже, что пресловутая «полнота власти» была отнюдь не абсолютной. Политическая победа большевиков, была, конечно, реальностью. Но вот с экономической властью были проблемы. Катастрофа, через которую только что прошла страна, была настолько велика, что ее масштабы тяжело представимы даже сейчас.
Прежде всего, и до того преимущественно аграрная страна, основой экономики которой было архаичное крестьянское хозяйство, почти лишилась той небольшой части современной промышленности, что была до Революции. Тут сложились все обстоятельства - и прямое разрушение части заводов в период Гражданской войны, и гибель многих представителей рабочего класса на ее фронтах, и разрушение хозяйственных связей. Напомню, что Российская Империя была периферией мирового капитализма, и ее производство было тесно завязано на производство европейское - например, в Европе закупались не только автомобильные моторы или часы, но и столь важный элемент металлургического производства, как кокс. В таком случае экономическая блокада, организованная Европой, была для и без того так слабой российской промышленности просто убийственной.
В итоге произошла резкая архаизация производственной структуры страны, выведение на первый план самых примитивных структур, вроде парцеллярного крестьянского хозяйства, меновой торговли или простейшего ремесленного производства. Принятие НЭПа в этом случае было неизбежностью, поскольку позволяло хоть как-то запустить экономику. Впрочем, тут нет смысла подробно описывать жизнь послевоенной страны и происходящие в ней процессы, достаточно понимания того, что она очень сильно отличалась от привычного представления о всевластии большевиков.
«Цвела и пахла» Новая Экономическая Политика, «нэмпаны» в хороших костюмах сколачивали огромные состояния, прогуливая за раз в ресторанах месячную зарплату рабочего. Разного рода дельцы устраивали хитроумные махинации, приносившие им чемоданы денег - причем эти махинации затрагивали и многих представителей «советского хозяйства» (вспомните того же Корейко из «Золотого теленка»). Иностранные концессии покрывали страну широкой сетью, на грабительских условиях выкачивая из нее ценное сырье. Наконец, банальные уголовники и полууголовники, бывшие (и «действующие») бандиты, притоны, где можно было дешево достать кокаин и купить женщину, всевозможные «заведения» разной степени респектабельности… И деньги, деньги, деньги… Которые были у частников, и которых не было у государства.
И этот мир следует признавать «удачным для агитации»! Мир, в котором сытый «нэпман» с дорогой проституткой пролетал на «лихаче» в ресторан мимо нищих комсомольцев в драных тужурках, последний раз евших еще вчера. Мир, где буржуазный «спец», открыто ненавидящий Советскую власть, тем не менее, получал от нее все блага - потому, что без него просто нельзя запустить завод - а рабочий давился в очереди на бирже труда. Мир, где для большинства людей «ойкумена» кончалась за пределами деревенской околицы, а мнение местных «кулаков» значило больше, чем мнение заезжих агитаторов (Агитатор - он приедет и уедет, а «кулак» может не дать хлеб в займы, и тогда - голод. Да и просто избить или даже убить для него не проблема- вокруг много людей, которым не привыкать убивать, они это легко сделают за небольшую мзду).
* * *
В общем, этот нищий, голодный, холодный мир раннесоветского периода в плане возможностей «идеологической работы» и сравнивать не стоит с сытым и богатым временем периода «позднесоветского». Поэтому все уверения о том, что СССР погубило «невнимание к идеологии» «идут лесом». Вряд ли возможно представить наилучшее с точки зрения идеологии время, нежели 1970-1980 годы и наихудшие, нежели 1920. Однако с точки зрения полученных результатов эти периоды оказываются полностью противоположны. В чем же тут причина?
Причина, как это не удивительно, лежит в самой сути вопроса. А именно - в том, чем же является пресловутая идеология. Как это не удивительно, но вопреки мнению постсоветских коммунистов вообще, и членов КПРФ в частности, марксизм относится к идеологии несколько иначе, нежели привычно для постсоветского человека. Прежде всего, идеология с точки зрения марксизма- ложное сознание, выражающее специфические интересы определённого класса, выдающиеся за интересы всего общества. И, следовательно, она ни в коей мере не может выступать, как один из базисов социалистического общества - как это считается сейчас. Более того, выступая одним из важных элементов капитализма (и классового общества вообще), идеология выступает скорее как явление, мешающее формированию социалистических, а уж тем более, коммунистических отношений.
Это следует из того, что социалистическое общество выступает обществом реализации истинных интересов большинства трудящихся вместо навязывания им интересов господствующих классов. В этой ситуации «классическая» пропаганда, предназначающаяся для того, чтобы заставить трудящихся делать вещи, им не нужные, а порой - и крайне вредные, вроде войн за империалистический передел мира, не нужна. А нужно - политическое просвещение, раскрывающее бывшим низшим классам истинное положение вещей, нужно раскрытие перед ними существующей картины мира, а вовсе не создание ее иллюзии путем хитроумных манипуляций. Впрочем, и «неполитическое просвещение» так же нужно, так как в реальности все взаимосвязано, и знание устройства Природы помогает понять устройство общества (например, закономерности биологической эволюции имеют ту же диалектическую природу, что и закономерности эволюции социальной).
Разумеется, и просвещение, и пропаганда, при данном существенном различии, имеют массу сходных признаков, связанных с тем, что в обоих случаях речь идет о передаче информации от определенной части граждан к другой, более широкой. Эта «техническая схожесть» порождает настолько сильное видимое сходство обоих процессов, что даже сейчас очень многие путаются в том, где пропаганда, а где просвещение (можно упомянуть утверждение ряда религиозных граждан о том, что изучение теории эволюции есть «атеистическая пропаганда», хотя на самом деле, это самое что ни на есть чистое просвещение). Более того, разница между этими понятиями достаточно слабо осознана в обществе - понятие «пропаганда» очень часто сознательно используется в случае с просвещением: «пропаганда науки», «пропаганда знаний», «пропаганда здорового образа жизни». В общем-то, сложилась ситуация, когда данное слово обозначает именно «технический процесс» трансляции информации, а вовсе не пресловутое навязывание воли высших классов низшим.
* * *
Однако разница в базисе проявляется в различной динамике этих процессов. Эффективность пропаганды прямо зависит от вложенных в нее средств. Есть средства - есть пропаганда. Нет средств - нет пропаганды. Это очень хорошо видно по рекламе, которая является «неполитической» разновидностью данного явления (заставляет людей тратить средства на приобретение ненужных им вещей, так же, как политическая пропаганда навязывает им ненужные ценности). Массированная рекламная кампания позволяет широко продавать продукт, мягко сказать, невысокого качества - а прекращение ее означает прекращение этих продаж. То же самое можно сказать и про идеологию: пока на данный процесс «закачиваются средства», то можно ожидать повиновения масс воле властителей, но как только средства падают - то это повиновение исчезает, рейтинги падают и дутые кумиры сбрасываются с пьедестала. Как пример подобного можно привести «денацификацию» Германии, когда вчерашние сторонники Гитлера очень быстро превратились в «традиционных» обывателей (Конечно, процесс «нацификации/денацификации», в реальности сложнее данной «рекламной модели», но воздействие идеологии является его составляющим).
Просвещение имеет совершенно иную динамику. В этом случае «затраты» на начальный период крайне велики - они даже превышают таковые на «обычную» пропаганду. Это понятно - ведь в данном случае необходима не просто трансляция в «головы» масс требуемой информации, но еще и создание ее в соответствии с реальностью. Кроме того, необходимой частью каждого обучающегося процесса является создание «обратной связи» между информацией и теми объектами, которые она отображает - т.е., очень желательна «экспериментальная проверка» передаваемых знаний (в идеологической пропаганде, как и в рекламе, понятное дело, это пункт отсутствует). Однако эти затраты «в начальный период» «окупаются» в дальнейшем: чем больше человек узнает, тем меньшими становятся затраты на просвещение. Более того - при достижении определенного «порога» ему перестает требоваться дополнительная «пропагандистская подпитка»: поскольку человек уже видит основные принципы устройства мира, он сам будет стремиться к более детальному пониманию.
Поэтому, в случае, если мы имеем дело с просвещением, а не с пресловутой идеологией, то следовательно, мы можем после определенного периода просто «забыть» про «идеологическую обработку»: граждане достаточно ясно будут видеть свои интересы, и перестанут нуждаться в непрерывной пропагандисткой деятельности. Более того - они сами по себе становятся источниками знаний для окружающих, объясняя друг другу непонятные моменты, так же, как, например, специалисты (ученые или инженеры) после достижения определенного уровня знаний сами превращаются в источник взаимного обучения. Именно поэтому в случае перехода к бесклассовому обществу необходимость даже в «просветительской пропаганде» исчезает, и «идеологическая» часть государственного аппарата отмирает так же, как и репрессивная.
* * *
Именно подобный процесс по объективным обстоятельствам и должен был происходить в СССР. Реально высокая потребность в пропаганде и агитации «в начале» советской истории должна была постепенно сходить на нет по мере развития советского общества. Однако в реальности, как уже сказано выше, дело обстояло противоположным образом: в 1920 годах средств на развертывание полноценной системы политпропаганды банально не хватало. А в 1970 и далее, напротив, шло значительное наращивание данной системы, в результате чего она по своей «мощности» намного превзошла то, что было в момент торжества Советской власти. Однако результат данной «мощности» нельзя назвать даже скромным - на самом деле, это был поистине эпический проигрыш. Миллионы брошюр и плакатов, тысячи радиопередач и сотни фильмов оказались буквально выброшенными на ветер. Даже от антиалкогольной пропаганды, о неэффективности которой я недавно писал, и то было больше толку…
И, как контраст с этим, можно рассмотреть события раннесоветского периода, когда в условиях полного отсутствия средств, людей и технологий для агитационно-пропагандистской работы Советской власти удалось в кратчайший срок провести распространение своих идей среди самой что ни на есть малопригодной среды. Уже два этих факта показывают, что с «идеологической ситуацией», вернее, с политическим просвещением, дело обстоит несколько сложнее, нежели кажется на первый взгляд. И успех ранней Советской власти, и неуспех поздней оказываются противоречащими представлению и об «классической» идеологии классового общества, и представлению об пропагандистско-просветительской работе в обществе бесклассовом (пускай и «слабо бесклассовом»). Получается, что в созданную нами модель должен быть включен «неизвестный» фактор, который оказывается способным, с одной стороны, позволить быстро охватить идеологией, или вернее, «идеологией» слабопригодную для этого страну. А с другой - мог бы блокировать достаточно массированную идеологическую обработку.
На самом деле, подобный фактор есть. Речь идет о том, что бесклассовое (даже «слабо») общество имеет фундаментальное отличие от классового в плане распространения и принятия информации. Речь идет, конечно, об указанной в прошлой части «суперсистеме», особом механизме согласования разнородных общественных подсистем. Зародившись в аномальных условиях российского общества (под действием европейской «тени»), эта «суперсистема» в дальнейшем сыграла огромную роль в жизни советского общества. Но об этом будет позже…