Жизнь прожить - как срок отмотать
В столичной тюрьме корреспондент «ВВ» встретился с одним из последних воров старой «босяцкой» формации, который из 57 прожитых лет 40 - отсидел
Роскошная тюрьма
Наверняка, не многим известно, что при Центральном железнодорожном вокзале столицы есть своя тюрьма. И не какой-нибудь «обезьянник» с клопами, куда вокзальные милиционеры сажают «до выяснения» бомжей да цыган.
На окнах - электронно-лучевая система сигнализации: сунь голову в форточку или руку с запиской - и в дежурке мигом сработает. В каждой камере - видеонадзиратель. Нары - побольше купейной полки будут, на такие после допроса плюхнешься, как на перину. И запах! Тот, кто сидел, знает: неприведигосподняя вонь в камерах похлеще врежет, чем табуреткой по почкам. А в здешних «номерах», когда затихает лязг замков и туберкулезный кашель, слышно урчание кондиционера.
Встретился мне в тюрьме интересный зек. Из 57 прожитых лет 40 отсидел. Мужик в годах, щуплый, как лагерная пайка. Лежал он в одних портках: кожи не видно - сплошь татуировки, шрамы да щетина. Дядька буркнул гражданину начальнику родную статью, парой трухлявых осколков выдавил улыбку, мол: «Здоров, коль не шутишь», и покорно поплелся в кабинет для допросов. Со стороны казалось, что этот человек родился с руками за спиной...
Долго мы со старым вором кашляли «Примой» на привинченных к полу табуретках. Про всю свою жизнь незадавшуюся он выговорился.
Вырос Евгений Андреевич на Сахалине, хоть и в интеллигентной, но непутевой семье. Отец - директор кирпичного завода, сутками стране план гнал, мамаша от безделья и одиночества запила. Поэтому, как и многих его сверстников в те жиганские 50-е, когда молокососу было за счастье собирать окурки для безногого уркагана, Женьку воспитала подворотня. Сдружился он с освобожденным по сталинской амнистии (1953 г.) уголовником Любашей. Вор молодой, но тертый: три срока, два побега. Бывало, сидят на чердаке: Любаша напильник на финку переделывает да басни травит, как он на зоне у братвы в почете ходил. А заодно шкета поучает, как у бати червонец из бумажника потянуть или на мамашиной заначке чекушку стырить. И пошло-поехало... Сначала - леденец с прилавка, лифчик - с веревки, затем - ларьки, продсклады, словом, к 14 годам (а на дворе стоял 61-й) Жеку уже посадили за воровство.
Поначалу на зоне молодому зеку худо приходилось. Особенно с кормежкой. В те времена как раз режимность в местах заключения вводили - обычный, усиленный, строгий и т.д. Ведь до 63-го и «политический», что по транзистору вражеские голоса слушал, и рецидивист-«мокрушник», не одну душу погубивший, и несчастье, которое в колхозе ведро картошки толком не сперло, - все вместе один кедр валили.
Когда зеков по режимам перераспределяли, в лагерях работа остановилась. А это хуже расстрела: никаких тебе заработков, ларьков, чаев, курева - только голый паек.
«Как сейчас вижу, - дымит ноздрями Андреич, - перед обедом дневальный приносит в барак поднос с пайками (нарезанные порции хлеба. - Авт.), я со своим куском под одеялом лежу (холодно было жутко), про Павку Корчагина читаю и мякиш пощипываю. К обеду гонят, глядишь - под майкой одни лишь крошки остались. А баланду-то без хлебушка не одолеешь - назад прет...»
И лишь когда зеки охилели до того, что их качать в строю начало, в ГУЛАГе (Главное управление лагерей. - Авт.) зачесались - какой с голодного арестанта работник? Усилили питание, доходяг взялись рыбьим жиром в лазаретах откармливать, пооткрывали промзоны, лесосплавы, ларьки, словом, зажила зона опять. Но самыми светлыми, вспоминает Евгений, для сидячего люда выдались 70-е - середина 80-х гг. Зажрались тогда зеки до того, что перестали на завтрак ходить - лучше подрыхнуть лишних полчаса. Еще бы: у каждого в тумбочке - халва из ларька, варенье, масло, молоко. В столовую разве что несколько продувшихся в карты зеков приплетутся, жирную плеву с котлов соберут в свои тарелки, переведут харч и обратно в барак.
«Я помню тот Ванинский порт, как шли мы по трапу на борт...»
В 1970 г. воровская судьба забросила Жеку в знаменитый порт Ванино - всесоюзную арестантскую пересылку. То еще местечко...
На дворе от холода овчарки не лают, а из трюмов выгоняют тысячи зеков. Серое стадо растягивается по улице Портовой, конвоиры прикладами ровняют колонны. По четной и нечетной стороне Портовой - одни зоны. Причем, прозрачные: стены и ворота из колючки, потолки, коридоры, предзонники - тоже терновые. Иной раз на Ванинской пересылке в ожидании этапов скоплялось до полумиллиона осужденных. А дальше - на отсидку: Колыма, Чукотка, Сахалин...
В 76-м Андреич подался на родину отца - в Винницкую область. Встретилась ему там девушка с черными глазами и «фигурой, как у артистки». В душу она запала парню - прям беда. «А что?» - мозговал Женька, - руки не кривые, пойду работать, глядишь, и у нас, как у людей жизнь заладится». Она бы и заладилась
- Евгений отцовскую избу перекрыл, устроился на завод, воровать перестал, да только не хозяйка ему попалась, а «мурка с малины». Вор с финкой в кармане и столом в ресторане ей нужен был, а не сварщик с получкой. Одним словом, снюхался Женька с винницкой братвой: раз пошел на дело и...
Вор менту не друг
На крытой тюрьме г. Златоус зеки с голодухи в карты на кровь играли! Проигравший спускал с вены стакан красненькой, а сокамерники - креста на них не было - поджаривали ее и жрали. Но, к счастью, большинство арестантов «крытки», даже «сидя на фунте» (получая в сутки 450 г хлеба и миску баланды. - Авт.), оставались людьми и с кровоедами поступали... как с бешеными псами.
В лазарете златоусской тюрьмы Женька хворал вместе с «глухарем». Для их брата «глухарь» - это почти святой человек, 25 лет безвылазно просидевший в режиме ТЗ (тюремного заключения. - Авт.). Там же, на «крытке» в Златоусе, Андреич познакомился с Бриллиантом и Коржом - жрецами «тюремного храма». Вася Корж, кстати, Женин земляк из Владивостока, сколько жил, столько воровал. И сидел. Говорили, что он большую часть наворованного, как и положено, в «общак» сдавал. В середине 90-х гг. Васю Коржа - уже старую рухлядь - братва пристроила в Донецке доживать. А в 1996-м вор помер.
За честь для Евгения было сидеть в одной тюрьме с Бриллиантом. В миру - Владимир Бабушкин, один из основателей босяцкой формации воров в Союзе, он не сломался даже в 50-е, когда Хрущев кинул клич перековать всех жуликов на честных людей! В зонах воров-авторитетов сватали к «машкам» (пассивным гомосексуалистам. - Авт.), на работу пристраивали возле нужников и помойных ям. Но Бриллиант на сотрудничество с лагерной администрацией не пошел. Стоит сказать, одну из заповедей воровского кодекса: «никаких контактов с властями», придумала хоть и шальная, но мудрая голова. Ворам ментов нужно видеть только сквозь прицел или решетку. И не от лютой ненависти. Жулики еще тогда - при чекистах, сапогах «в гармошку» и Леньке Пантелееве поняли: если вор подаст милиционеру руку без наручника, жди беды, по их понятиям - беспредела. И дождались... Начальник райуправления милиции с главным бандитом в кумовьях ходят, через забор живут. А простому человеку с разбитой мордой или вспоротым кошельком теперь и пожаловаться некому.
...Уже когда охранник в углу камеры деликатно забренчал ключами и я взялся вытряхивать Евгению остатки папирос и бутербродов, как-то взгрустнулось: если бы все преступники были такими, как Андреич! Такие не продают своих и не покупают ментов. Воруй - с того и живи, но, чтобы насилие, - да отсохнут руки!
Виталий ЦВИД, «ВВ»
www.vv.com.ua
http://obozrevatel.com/news/2005/8/17/35260.htm