Сотни училок, завучей и директрис средних школ работали на партию, в которой они не состоят, которая им ничего не дала и при которой они прозябают
В воскресенье, день-веселья-песни-слышатся-кругом, пошел я на работу.
В школу. Получив аккредитацию ЦИК, я думал, что дело в кепке, нахлобучил ее на голову, и пошел в соседскую школу №155, в которой учатся неизвестные мне дети, и в которой при царе Горохе учился и я сам, на одни тройки.
Мне нужно было снять фото для своего очередного антисоветского пасквиля на цветущую вокруг действительность и демократию. Всего-то и делов. Встал за вбросными урнами и снимай, как люди опускают в них длинные тонкие бумажки.
Рядом с урнами стояли красные гвоздики. Было торжественно и неуютно, как на похоронах. Здесь тоже, как на кладбище, все было разбито на участки. На втором этаже участок 225, на первом 227.
Только я расчехлил камеру на втором этаже моей родной школы, в которой я всегда почему то, и сейчас тоже, чувствовал себя обреченным и беззащитным, как сирота в детдоме, как на меня наскочило что-то огромное, пахнущее духами «Сирень» и пОтом «Здравствуй, милый», схватившее меня в охапку и оттащившее от священных урн.
Это существо, напоминавшее нечто среднее между бегемотом и борцом сумо, оказалось председателем комиссии участка 225 Валентиной Гавриловной Перепечиной.
«Вам нельзя здесь быть! Вы можете подглядеть, где у людей стоит галочка!» заорала Перепечина, отдышавшись.
Я вгляделся повнимательней в неприятеля, и мне показалось, что я переместился в машине времени в 65 год прошлого века. Я опять стал маленьким и грустным со смешными веснушками на носу, а училка была та же самая! И звали ее, наверняка, Валентина Гавриловна!
Вот скажите честно, кто из вас не учился у Валентины Гавриловны?
На каждого школьника всегда полагается Валентина Гавриловна, которая едкими красными буквами выводит в его дневнике смертный приговор: «На перемене избил мешком председателя совета отряда!» И рядом жирная, похожая на красного лебедя, двойка.
Тут же ко мне направился мент, с добрыми и извиняющимися за бабский базар глазами и еще какой-то крепкий мужик в штатском. Я понял, что лучше мне спуститься на первый этаж и быстро-быстро снять свою карточку на участке 227, нока меня тоже не выкинули.
На участке 227 я умудрился снять 7 кадров (моя камера снимает 7 кадров в секунду), пока «из прошлого, из былой печали» не материализовалась другая училка, худая, как палка, злющая, и манерами очень похожая на завуча из фильма «Друг мой Колька».
Представившись Ольгой Ивановной Романенко (кто бы в этом сомневался), зам председателя территориальной избирательной комиссии, она заявила мне тоном, каким в 37 году детей заставляли отрекаться от родителей, что на меня поступили жалобы от избирателей (на какой метле она сюда прилетела и какие избиратели ей всю эту хрень телепатировали?), что я из снимаю «ихнее волеизъявление» (так и сказала. Литературу преподает, не иначе).
Короче, она сказала, что, посовещавшись и решив, она «удаляет меня с участка за неоднократное (7 кадров) нарушение закона в выборах».
Потом, на Чистых Прудах, я понял, что избиратели и волеизъявление не так волновали ее, как то, что еще предстояло вбросить во вбросные урны.
В этот день десятки, если не сотни, таких вот училок, завучей и директрис средних школ и училищ, словно участницы гигантского заговора училок, работали на партию, в которой они не состоят, которая им ничего не дала и при которой они прозябают, ненавидимые детьми и презираемые их родителями.
Зачем они это делают? Где у них совесть и честь, скажите вы. А Тетерев из горьковского «На Дне» ответит вам: «Совесть, она у богатых».
Мое мнение такое. Это просто месть училок всем нам, всей стране за то, что они так хреново живут.
Пока мы не будем платить училкам нормальные деньги, никакой демократии здесь не будет, как не хотели бы этого наши вожди в перерывах между партийкой в бадминтон и встречами с Тиной Канделаки и Федором Бондарчуком.
P.S. На фото - учитель одной из московских школ, член избиркома,
утащивший на глазах у наблюдателей мешок с бюллетенями.
Сергей ЛойкоЗаговор училок