Неизвестное интервью Владимира Набокова
«Я готов принять любой режим - если разум и тело будут свободны»
https://meduza.io/feature/2015/03/11/ya-gotov-prinyat-lyuboy-rezhim-esli-razum-i-telo-budut-svobodny?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live?utm_source=email&utm_medium=vecherka&utm_campaign=2017-07-03
В 1970 году Владимир Набоков согласился дать интервью израильской журналистке Нурит Берецки, сотруднице крупнейшей ежедневной газеты Израиля «Маарив» («вечерняя молитва» - ивр.), где оно в итоге и было опубликовано. Свои вопросы Берецки направила в письме от 5 января, в котором призналась, что сочинять их было совсем непросто. Ответы она получила тоже в письменном виде; правда, Набоков передал их лично: 19 января они встретились в Монтрё (Швейцария), где провели, беседуя и обсуждая его ответы, около двух часов.
Владимир Набоков не стал включать интервью с Берецки в свой сборник «Твердые суждения» (Strong Opinions, 1973), однако все это время оно хранилось в архиве писателя в Коллекции Берга Нью-Йоркской публичной библиотеки. Впервые на английском языке материал вышел 13 февраля 2015 года в журнале Nabokov Online Journal. Главный редактор Набоковского журнала, набоковед Юрий Левинг любезно предоставил «Медузе» оригинал интервью, никогда не публиковавшегося на русском языке. «Медуза» публикует его перевод, а также беседу Юрия Левинга с журналисткой Нурит Берецки (состоялась в 2014 году), поделившейся своими воспоминаниями о встрече с Набоковым и его женой Верой в Монтрё.
Интервью Владимира Набокова журналистке Нурит Берецки
- Почему вы живете в Швейцарии?
- Мне здесь комфортно. Мне нравятся горы и отели. Я терпеть не могу забастовки и хулиганов.
- Вы все еще чувствуете себя в изгнании?
- Искусство - это изгнание. Ребенком в России я чувствовал себя чужим среди других детей. Я защищал ворота, когда мы играли в футбол, а все вратари - изгнанники.
- Может ли чужая страна стать Родиной?
- Америка, моя приемная страна, ближе всего моим представлениям о доме.
- Беженец - человек, у которого нет корней?
- Отсутствие корней менее важно, чем дозволенная возможность расти и цвести в полной - и очень приятной - пустоте.
- На каком языке вы думаете, считаете и видите сны?
- Ни на одном не думаю. Я мыслю образами, и тут же всплывают сподручные короткие словесные формулы на одном из трех языков, которыми я владею, вроде «damn those trucks» или «espèce de crétin». А вижу сны и веду подсчеты я обычно по-русски.
- В чем разница между тем, как вы пишете на русском и на английском? Вы будете снова писать по-русски?
- В своей прозе и поэзии за более чем полувека я продемонстрировал немало примеров этой разницы - как завуалированных, так и художественно выраженных, вот пусть ученые исследуют. Я по-прежнему делаю русские переводы (например, «Лолита») и иногда пишу стихи.
- Почему вы пишете? Сам процесс для вас - это радость или страдание?
- Когда я пишу, я в высшей степени равнодушен к историческим, гуманистическим, религиозным, социальным и образовательным темам - поэтому не могу сказать, почему я это делаю. Что касается страдания и радости, мне нечего добавить после Флобера, который уже написал об этом в своих письмах.
- Как сильно вас захватывают персонажи, пока вы пишете? Вы продолжаете размышлять о них уже после того, как опубликована книга?
- Я подозреваю, что интерес Бога к Адаму и Еве был не слишком искренним и не слишком продолжительным, несмотря на удачный, в целом, результат от действительно изумительной работы. Я тоже абсолютно отстранен от своих героев и во время работы, и после.
- Как бы вы хотели, чтобы читали ваши книги? Вы думаете о своих читателях?
- Я не жду, что кто-то из моих читателей будет столь же хорошо знать мои произведения, как и я. Но если голова не может уловить определенный процент конкретных деталей, то это плохой читатель, вот и все.
- Вы перечитываете свои старые книги?
- Я должен перечитывать их очень внимательно по крайней мере дюжину раз: для корректуры, для правки верстки, для вычитки издания в мягкой обложке, когда вычитываю и правлю переводы.
- Что вы думаете о фильмах, поставленных по вашим книгам?
- Две картины, которые я видел - «Лолита» и «Смех в темноте», делались без моего контроля. В результате получилось хорошее кино с прекрасными актерами, но они лишь отдаленно напоминают мои книги.
Вопросы Нурит Берецки, подготовленные для интервью
Фото: Юрий Левинг
- Что вы считаете скучным, а что вас забавляет?
- Давайте я вам вместо этого расскажу, что я ненавижу. Музыкальный фон, музыку в записи, музыку по радио, музыку из магнитофона, музыку, доносящуюся из соседней комнаты, - любую навязываемую мне музыку.
Примитивизм в искусстве: «абстрактную» мазню, унылые символические пьески, абстрактные скульптуры из хлама, «авангардные» стихи и другие явные банальности. Клубы, союзы, братства и т. д. (За последние 25 лет я отверг, наверное, пару десятков почетных предложений о различном членстве).
Тиранию. Я готов принять любой режим - социалистический, монархический, дворницкий - при условии, что разум и тело будут свободны.
Атласную ткань на ощупь.
Цирки - особенно номера с животными и крепкими женщинами, висящими в воздухе на зубах. Четырех докторов - доктора Фрейда, доктора Швейцера, доктора Живаго и доктора Кастро.
Общественные интересы, демонстрации, шествия. Краткие словари и сокращенные справочники. Журналистские клише: «момент истины», например, или это отвратительное - «диалог».
Глупые, неприятные вещи: футляр для очков, который теряется; вешалка, падающая в шкафу; когда рука попадает не в тот карман. Складные зонтики, у которых невозможно найти кнопку. Неразрезанные страницы, узелки на шнурках. Колючую поросль на лице того, кто пропустил утреннее бритье. Детей в поездах. Процесс засыпания.
- Что вы думаете о ситуации на Ближнем Востоке?
- Существует несколько областей, где мои познания позволяют мне быть экспертом: некоторые виды бабочек, Пушкин, искусство игры в шахматы, перевод с английского, русского, французского и обратно, игра слов, романы, бессонница и бессмертие. Но политика к ним не относится. Я могу ответить на ваш вопрос о Ближнем Востоке лишь как сторонний наблюдатель: я горячо выступаю за большую дружбу Америки с Израилем и душой целиком на стороне Израиля во всех политических вопросах.
Газета «Маарив», 1948 г.
https://meduza.io/feature/2015/03/11/ya-gotov-prinyat-lyuboy-rezhim-esli-razum-i-telo-budut-svobodny?utm_source=telegram&utm_medium=live&utm_campaign=live?utm_source=email&utm_medium=vecherka&utm_campaign=2017-07-03
В 1970 году Владимир Набоков согласился дать интервью израильской журналистке Нурит Берецки, сотруднице крупнейшей ежедневной газеты Израиля «Маарив» («вечерняя молитва» - ивр.), где оно в итоге и было опубликовано. Свои вопросы Берецки направила в письме от 5 января, в котором призналась, что сочинять их было совсем непросто. Ответы она получила тоже в письменном виде; правда, Набоков передал их лично: 19 января они встретились в Монтрё (Швейцария), где провели, беседуя и обсуждая его ответы, около двух часов.
Владимир Набоков не стал включать интервью с Берецки в свой сборник «Твердые суждения» (Strong Opinions, 1973), однако все это время оно хранилось в архиве писателя в Коллекции Берга Нью-Йоркской публичной библиотеки. Впервые на английском языке материал вышел 13 февраля 2015 года в журнале Nabokov Online Journal. Главный редактор Набоковского журнала, набоковед Юрий Левинг любезно предоставил «Медузе» оригинал интервью, никогда не публиковавшегося на русском языке. «Медуза» публикует его перевод, а также беседу Юрия Левинга с журналисткой Нурит Берецки (состоялась в 2014 году), поделившейся своими воспоминаниями о встрече с Набоковым и его женой Верой в Монтрё.
Интервью Владимира Набокова журналистке Нурит Берецки
- Почему вы живете в Швейцарии?
- Мне здесь комфортно. Мне нравятся горы и отели. Я терпеть не могу забастовки и хулиганов.
- Вы все еще чувствуете себя в изгнании?
- Искусство - это изгнание. Ребенком в России я чувствовал себя чужим среди других детей. Я защищал ворота, когда мы играли в футбол, а все вратари - изгнанники.
- Может ли чужая страна стать Родиной?
- Америка, моя приемная страна, ближе всего моим представлениям о доме.
- Беженец - человек, у которого нет корней?
- Отсутствие корней менее важно, чем дозволенная возможность расти и цвести в полной - и очень приятной - пустоте.
- На каком языке вы думаете, считаете и видите сны?
- Ни на одном не думаю. Я мыслю образами, и тут же всплывают сподручные короткие словесные формулы на одном из трех языков, которыми я владею, вроде «damn those trucks» или «espèce de crétin». А вижу сны и веду подсчеты я обычно по-русски.
- В чем разница между тем, как вы пишете на русском и на английском? Вы будете снова писать по-русски?
- В своей прозе и поэзии за более чем полувека я продемонстрировал немало примеров этой разницы - как завуалированных, так и художественно выраженных, вот пусть ученые исследуют. Я по-прежнему делаю русские переводы (например, «Лолита») и иногда пишу стихи.
- Почему вы пишете? Сам процесс для вас - это радость или страдание?
- Когда я пишу, я в высшей степени равнодушен к историческим, гуманистическим, религиозным, социальным и образовательным темам - поэтому не могу сказать, почему я это делаю. Что касается страдания и радости, мне нечего добавить после Флобера, который уже написал об этом в своих письмах.
- Как сильно вас захватывают персонажи, пока вы пишете? Вы продолжаете размышлять о них уже после того, как опубликована книга?
- Я подозреваю, что интерес Бога к Адаму и Еве был не слишком искренним и не слишком продолжительным, несмотря на удачный, в целом, результат от действительно изумительной работы. Я тоже абсолютно отстранен от своих героев и во время работы, и после.
- Как бы вы хотели, чтобы читали ваши книги? Вы думаете о своих читателях?
- Я не жду, что кто-то из моих читателей будет столь же хорошо знать мои произведения, как и я. Но если голова не может уловить определенный процент конкретных деталей, то это плохой читатель, вот и все.
- Вы перечитываете свои старые книги?
- Я должен перечитывать их очень внимательно по крайней мере дюжину раз: для корректуры, для правки верстки, для вычитки издания в мягкой обложке, когда вычитываю и правлю переводы.
- Что вы думаете о фильмах, поставленных по вашим книгам?
- Две картины, которые я видел - «Лолита» и «Смех в темноте», делались без моего контроля. В результате получилось хорошее кино с прекрасными актерами, но они лишь отдаленно напоминают мои книги.
Вопросы Нурит Берецки, подготовленные для интервью
Фото: Юрий Левинг
- Что вы считаете скучным, а что вас забавляет?
- Давайте я вам вместо этого расскажу, что я ненавижу. Музыкальный фон, музыку в записи, музыку по радио, музыку из магнитофона, музыку, доносящуюся из соседней комнаты, - любую навязываемую мне музыку.
Примитивизм в искусстве: «абстрактную» мазню, унылые символические пьески, абстрактные скульптуры из хлама, «авангардные» стихи и другие явные банальности. Клубы, союзы, братства и т. д. (За последние 25 лет я отверг, наверное, пару десятков почетных предложений о различном членстве).
Тиранию. Я готов принять любой режим - социалистический, монархический, дворницкий - при условии, что разум и тело будут свободны.
Атласную ткань на ощупь.
Цирки - особенно номера с животными и крепкими женщинами, висящими в воздухе на зубах. Четырех докторов - доктора Фрейда, доктора Швейцера, доктора Живаго и доктора Кастро.
Общественные интересы, демонстрации, шествия. Краткие словари и сокращенные справочники. Журналистские клише: «момент истины», например, или это отвратительное - «диалог».
Глупые, неприятные вещи: футляр для очков, который теряется; вешалка, падающая в шкафу; когда рука попадает не в тот карман. Складные зонтики, у которых невозможно найти кнопку. Неразрезанные страницы, узелки на шнурках. Колючую поросль на лице того, кто пропустил утреннее бритье. Детей в поездах. Процесс засыпания.
- Что вы думаете о ситуации на Ближнем Востоке?
- Существует несколько областей, где мои познания позволяют мне быть экспертом: некоторые виды бабочек, Пушкин, искусство игры в шахматы, перевод с английского, русского, французского и обратно, игра слов, романы, бессонница и бессмертие. Но политика к ним не относится. Я могу ответить на ваш вопрос о Ближнем Востоке лишь как сторонний наблюдатель: я горячо выступаю за большую дружбу Америки с Израилем и душой целиком на стороне Израиля во всех политических вопросах.
Газета «Маарив», 1948 г.