Милорад Павич
Умер Павич.
Вообще, это странно: я только полтора года назад прочёл его книгу, первую для себя. "Хазарский словарь". А потом последовательно прочитал всего Павича, потому что раз погрузившись, уже невозможно выплыть из этой реки. Он говорил о себе так же красиво, как писал. Вот случайные фразы из его автобиографии:
В своих книгах я встречал любовь чаще, чем в жизни. Не считая одного исключения, которое длится до сих пор. Когда я спал, ночь сладко прижималась к обеим моим щекам. Я был самым нечитаемым писателем своей страны до 1984 года, когда вдруг за один день превратился в самого читаемого. Я написал первый роман в виде словаря, второй в виде кроссворда, третий в виде клепсидры и четвертый как пособие по гаданию на картах таро. Я старался как можно меньше мешать моим романам. Я думаю, что роман, как и рак, живет за счет своих метастазов и питается ими.
Он писал так же красиво, как говорил о себе. Вот случайные фразы из его прозы:
Атех была прекрасна и набожна, и буквы были ей к лицу, а на столе ее всегда стояла соль семи сортов, и она, прежде чем взять кусок рыбы, обмакивала пальцы каждый раз в другую соль.
Звали ее Калина, ее тень пахла корицей, и Петкутин узнал, что полюбит она того, кто в марте ел кизил. Он дождался марта, наелся кизила и позвал Калину погулять по берегу Дуная.
По другим слухам, он не умирал, а дал однажды собаке лизнуть немного своей крови, вошел в могилу какого-то турка, схватил его за уши, содрал с него кожу и натянул ее на себя. Поэтому из его прекрасных турецких глаз выглядывали козьи глаза.
Помимо "Хазарского словаря", я очень люблю три его маленьких рассказа. Я не говорю о крупных вещах, я говорю именно о рассказах, которые могут и не вспомнить. Это "Пароль", "Аэродром в Конавле" и "Долгое ночное плавание". Он повлиял на меня. По его произведениями я написал несколько стихотворений: "Нагайка, кольцо и тамбура", "Алеф" и песен: "Казнь", "Константинополь", не считая двух десятков, написанных просто под его влиянием. И даже рассказ.
Мне представляется, что на последнем суде из толпы встанет мадемуазель Атех и скажет: "Я - хазарка". Она будет свидетелем защиты, и Павич попадёт туда, куда не может не попасть. В свой Константинополь.
Вообще, это странно: я только полтора года назад прочёл его книгу, первую для себя. "Хазарский словарь". А потом последовательно прочитал всего Павича, потому что раз погрузившись, уже невозможно выплыть из этой реки. Он говорил о себе так же красиво, как писал. Вот случайные фразы из его автобиографии:
В своих книгах я встречал любовь чаще, чем в жизни. Не считая одного исключения, которое длится до сих пор. Когда я спал, ночь сладко прижималась к обеим моим щекам. Я был самым нечитаемым писателем своей страны до 1984 года, когда вдруг за один день превратился в самого читаемого. Я написал первый роман в виде словаря, второй в виде кроссворда, третий в виде клепсидры и четвертый как пособие по гаданию на картах таро. Я старался как можно меньше мешать моим романам. Я думаю, что роман, как и рак, живет за счет своих метастазов и питается ими.
Он писал так же красиво, как говорил о себе. Вот случайные фразы из его прозы:
Атех была прекрасна и набожна, и буквы были ей к лицу, а на столе ее всегда стояла соль семи сортов, и она, прежде чем взять кусок рыбы, обмакивала пальцы каждый раз в другую соль.
Звали ее Калина, ее тень пахла корицей, и Петкутин узнал, что полюбит она того, кто в марте ел кизил. Он дождался марта, наелся кизила и позвал Калину погулять по берегу Дуная.
По другим слухам, он не умирал, а дал однажды собаке лизнуть немного своей крови, вошел в могилу какого-то турка, схватил его за уши, содрал с него кожу и натянул ее на себя. Поэтому из его прекрасных турецких глаз выглядывали козьи глаза.
Помимо "Хазарского словаря", я очень люблю три его маленьких рассказа. Я не говорю о крупных вещах, я говорю именно о рассказах, которые могут и не вспомнить. Это "Пароль", "Аэродром в Конавле" и "Долгое ночное плавание". Он повлиял на меня. По его произведениями я написал несколько стихотворений: "Нагайка, кольцо и тамбура", "Алеф" и песен: "Казнь", "Константинополь", не считая двух десятков, написанных просто под его влиянием. И даже рассказ.
Мне представляется, что на последнем суде из толпы встанет мадемуазель Атех и скажет: "Я - хазарка". Она будет свидетелем защиты, и Павич попадёт туда, куда не может не попасть. В свой Константинополь.