"Жизнь не такая уж простая штука, когда размышлять о ней начинаешь"

Dec 27, 2014 00:47

Во мне бутылка красного вина, поэтому я готова на эту тему написать. Написать мне кажется важным. Вот что я выяснила.
Я же здесь вся такая толерантная, за инклюзию, прямо как в Италии, за проект Улицкой, монтирую вовсю про детей с синдромом Дауна, чтобы эта книжка вышла в России, обговариваю авторскую колонку про особых детей, на сколько смогла, на столько вписалась в проект "Преодоление", фильмы смотрю, деньги перевожу. Ну и прочее. Головой мне это кажется самым естественным и единственно возможным. То есть, это моя обычная ежедневная жизнь, быт. Как зубы почистить. Так получается, что я всё время в теме - брошенных детей, детей с диагнозами, отношения к ним, отсутствия культуры принятия, культуры помощи, необходимости её создавать с нуля - верчусь и что-то маленькое и незначительное, но делаю. Как мне казалось, осознанно. Ну и готова разглагольствовать по поводу необходимости слома общественного сознания, повышения уровня культуры, и чтобы мамам особых детей не приходилось ночью гулять на площадках, и чтобы у нас наконец инвалиды появились на улицах, и тому подобное. Я всегда помню, что то, что у меня самой ребёнок здоровый - просто удача. Я думаю об этом каждый день и особенно каждую ночь, когда смотрю на спящую Сашу. Мне повезло, нам с Пашкой повезло, просто повезло, это необъяснимо. А могло - не повезти. И никто не был бы виноват. И я была бы мамой особого ребёнка, то есть, при жизни познала бы ад общественного презрения.
Ну так вот, про мою, так сказать, толерантность. И тут вдруг, скатившись с горки в Юсуповском саду, я внезапно понимаю, что мальчик, который стоит наверху и сейчас собирается съехать, дико меня раздражает. Дичайше. Когда уже уйдёт? Про мальчика с уверенностью сказать могу одно слово "странный". Но и этого достаточно: странный, значит, не такой, как все. Другой. Иной. Тот самый, за которого и о котором в теории я всей душой. ИИменно своей странностью и непредсказуемостью он меня и дёргает за все нейроны. Вот, пожалуйста, пришёл он с мамой на горку. Лет ему примерно 8-9, речь битая, грамматически неверная, кричит, говорить тихо, нормально не умеет, только криком, сопли до подбородка, весь ажитированный, но ко мне и Сане (катается нас трое на всю горку) - с открытой душой: ледянку предложил, очерёдность установил, машинку показал, всё криком и эмоционально. Опасности не представляет, снаружи я с ним - я сознанием полностью присутствую в ситуации, я в ней по-гурджиевски - очень мягкая и ласковая, помню, что рядом Саша, которая всё с меня списывает и которая его боится - он слишком для неё громкий! - поэтому моя задача показать: ты - тихая, он - громкий, вы - разные, но это не повод его бояться и не принимать. Это всё снаружи.
Но внутри  - я раздражена и напряжена. Скорей бы им пора уходить! И какое облегчение, когда мама наконец его уводит. Хорошего, открытого, пусть чуть более громкого, и раздражающего только лишь потому что - другого. В чём-то, нутром чую, другого. Я это секундно осознаю и внутренне рухаю на землю: вот тебе, держи, инклюзия прямиком на ледяной горке, инджой! - а ты внутри бесишься: "уйди!".
И тут же я понимаю, что ведь и в садике та же история и в той же системе координат, про других детей, про других людей. Впервые монтаж ролика и еженедельные хождения в детский сад связываются у меня воедино. Мальчик из садика, тоже странный, наверное, без диагноза, но странный, ловит мух, идёт, расталкивая всех, кричит, рушит и ломает, толкает и хлопает руками по лицу, подходит к другому человеку и кричит на него криком дикого зверя (другая девочка догадывается ответить тем же криком и не видит в этом проблемы, моя Саша превращается в нервный, плотный комок, сжавшийся до минимальных размеров, она дуреет от страха, а он стоит и кричит, ещё и ещё). Это не издержки невыстроенного поведения, нет, это, как говорят, когда не знают, как тактично выразиться, "человек на своей волне". Или, опять же, привычным словом: другой. И что же, я, которая за других, за то, чтобы все вместе, за то,  чтобы на улицах и в школах, я мечтаю только об одном: чтобы в следующий наш с Сашей приход в садик его не было. Чтобы он занимался своими делами и не подходил к моей дочке, и не кричал на неё, и не толкал её, идя к своей невидимой цели. Я рада, когда его нет. Я рада, когда он в другом зале или другом конце класса монтессори. И я напрягаюсь - единственное, что я чувствую - когда их с Сашей пути пересекаются. Хочу ли я, чтобы он учился с ней в одном, например, классе? Нет! Я буду дёргаться. Испытываю ли я хоть что-то из гаммы толерантности? Желание понять, желание помочь, желание встать на его сторону? Нет! Почему? Потому что он - другой, мне непонятный, не просчитываемый, не обычный, не такой, как все, а, значит, таящий в себе угрозу (я понимаю, что угрозу, скорее всего, придумывает мой мозг). Тот самый. про кого я в самом верхнем абзаце сами читали что.
Я всё это поняла у подножия ледяной горки в семь вечера позавчера. И с тех пор всё пытаюсь это новое осознание уложить в голове. Пока стало понятно, что авторскую колонку, существующую пока что только в проекте, стоит начать словами: "знаете, мне тоже страшно". Я как-то резко встретилась с простой мыслью: принятие - это не так-то просто, инклюзия - не закон на бумажке, это крик на твоего ребёнка и твоя на это реакция. И родители обычных детей, которые выступают самыми яростными противниками инклюзиии и которых я с высоты своей как бы толерантности считала - кем, кстати, я их считала? ну, эгоистичными. недалёкими, злыми, может быть, даже, может, глупыми - вообще-то эти родители как-то вдруг стали мне понятны.
Завтра красное полусладкое выветрится, а я так и не узнаю, как это всё уложить в одну стройную систему. И что вообще это было: встреча с собственным лицемерием? Или иллюзии об инклюзии? Верить в то, что второй абзац - самый верный, я не перестала. Только теперь убеждать кроме чужих людей надо ещё и саму себя.

другие запитоки, внутри головы, про меня

Previous post Next post
Up