1080
Луна была большая, плоская, желто-оранжевого цвета. Луна плавала сразу и в разлитых кем-то чернилах, и в остывшем, вчерашнем молоке. Чернила были мраморные с прожилками - черное с индиго тело и серебристые трещинки, каждую ночь одни и те же. Было понятно, что молоко, льющееся из болота по ту сторону реки, наливается во вращающуюся сферу из мрамора. Сфера была небольшая, без повторений ее хватало ровно на один запаянный цинк. 12 раз по 90, 3 раза по 30.
Вокруг была тайга, в тайге текла река, река кормила болото, болото иногда давало молоко, а молоко заливало и луну, плавающую в сфере, и дом, стоящий в тайге.
Снаружи больше совсем ничего не было, а внутри были теплые деревянные стены, лоскутные занавески на слегка пыльных окнах, маленький стол, пахнущий кедром, белая с красным скатерть, лавка, а на лавке - бежевая подушка.
Она сидела на этой подушке, сложив руки на сведенных коленях, и смотрела на открытую дверь. Через порог иногда перелетали гильзы - золотисто желтые и теплые, они медленно-медленно отскакивали от деревянного пола, и, снова поднявшись в воздух, иногда что-то рисовали сизыми дымными хвостиками. Они все были очень разные. Иногда они падали поодаль, но катились друг к другу и замирали уже вместе, иногда падали одна на другую, и тогда разлетались в разные стороны. Некоторые, испугавшись света, сразу прятались под пахнущий кедром стол.
Одна из них все время подкатывалась к ее ноге - она отгоняла ее босой ступней, та откатывалась, но всегда возвращалась снова. Гильзы пахли новогодним салютом и немного сипловато звенели. Под ее русыми волосами прятались большие, рыжие, во всем похожие на луну наушники, и выстрелов она не слышала. Почти никогда. А вот звон гильз - всегда.
Снаружи был мрамор цвета индиго с ночью, белое молоко и черная тайга, а он стоял на крыльце посредь всего этого, и, широко расставив ноги, стрелял в луну. Он делал так каждое полнолуние - 12 раз по 90, 3 раза по 30. Иногда долго целился, и в дом гильзы залетали изредка и как-то робко, а иногда закрывал глаза, двигал рычаг-переводчик, и тогда в доме становилось суетно и звонко.
Потом он шел прямо по золотистой россыпи, брал следующий рожок и снова уходил. Она сидела, положив руки на колени, и смотрела, как от луны к нему тянулись теплые оранжевые черточки.
А он стрелял в луну и со страхом думал о том, что же будет, когда он наконец попадет.
Вокруг была тайга, в тайге текла река, река кормила болото, болото иногда давало молоко, а молоко заливало и луну, плавающую в сфере, и дом, стоящий в тайге.
Снаружи больше совсем ничего не было, а внутри были теплые деревянные стены, лоскутные занавески на слегка пыльных окнах, маленький стол, пахнущий кедром, белая с красным скатерть, лавка, а на лавке - бежевая подушка.
Она сидела на этой подушке, сложив руки на сведенных коленях, и смотрела на открытую дверь. Через порог иногда перелетали гильзы - золотисто желтые и теплые, они медленно-медленно отскакивали от деревянного пола, и, снова поднявшись в воздух, иногда что-то рисовали сизыми дымными хвостиками. Они все были очень разные. Иногда они падали поодаль, но катились друг к другу и замирали уже вместе, иногда падали одна на другую, и тогда разлетались в разные стороны. Некоторые, испугавшись света, сразу прятались под пахнущий кедром стол.
Одна из них все время подкатывалась к ее ноге - она отгоняла ее босой ступней, та откатывалась, но всегда возвращалась снова. Гильзы пахли новогодним салютом и немного сипловато звенели. Под ее русыми волосами прятались большие, рыжие, во всем похожие на луну наушники, и выстрелов она не слышала. Почти никогда. А вот звон гильз - всегда.
Снаружи был мрамор цвета индиго с ночью, белое молоко и черная тайга, а он стоял на крыльце посредь всего этого, и, широко расставив ноги, стрелял в луну. Он делал так каждое полнолуние - 12 раз по 90, 3 раза по 30. Иногда долго целился, и в дом гильзы залетали изредка и как-то робко, а иногда закрывал глаза, двигал рычаг-переводчик, и тогда в доме становилось суетно и звонко.
Потом он шел прямо по золотистой россыпи, брал следующий рожок и снова уходил. Она сидела, положив руки на колени, и смотрела, как от луны к нему тянулись теплые оранжевые черточки.
А он стрелял в луну и со страхом думал о том, что же будет, когда он наконец попадет.