Черный хрусталь.
Может, это тот самый Блэкаут, может, попросту туман или дымка...
За окном тянется оранжевая ниточка Дороги, а за ней стоит Лес. И, в общем-то, в этом нет ничего удивительного - уже много лет именно из этого окна открывается именно такой вид, и дорога самая заурядная - красная утром и вечером, шумная днем, оранжевая ночью, и лес - вполне себе городской лес, а для красных огоньков с дороги - и вовсе парк.
Только вот сейчас за лесом нет Ни_че_го. Точнее, сейчас за ним не видно ничего, а есть-то, оказывается, Сделаешь лишь один шаг от такой обманчиво-теплой, яркой границы под ажурные своды, под сомкнувшиеся в ворота ветви из черного хрусталя - и обратного пути уже не будет.
Тишина, звенящая, абсолютная, тишина, которая никогда не нарушалась ни единым звуком, обступит тебя, упадет на плечи тяжелым плащом, закутает в полог низкого, густого тумана. Смотри в нее, пей ее, дыши ей, чувствуй на себе ее взгляд. Она была всегда, и не было ничего, кроме нее и ночного сумрака, а теперь у нее есть ты.
Стой на месте, пытайся разглядеть хоть один звук в удивленных ветвях, ищи свое отражение на подернутом хрупкой корочкой льда снегу - увидишь лишь туман, услышишь лишь свое дыхание да стук своего сердца, эхом мечущийся среди тумана, пытающийся вырваться из цепких объятий ледяного плена.
Обернись, посмотри - лишь ярко-черное молоко посредь матовых колонн старого леса.
И тишина, от которой смерзаются веки, от которой холодно и вязко делается в коленях.
Но сердце бьется, и вот с одного из деревьев с легким, шепчущим звуком начинает падать снег. Снег падает долго, его гораздо больше, чем могло бы улечьшся на ветвях, и когда ты вдруг это понимаешь, снежинки замирают в воздухе. Где-то глубоко под промерзшим настом, под застывшей землей, откуда-то из невообразимого далека приходит чистый, высокий звон, и за одно мгновение вороненый доспех лесного стража разбивается, осыпаясь обычным льдом, переливаясь серебряными искорками в лучах выглянувшей из-за туч луны.
И ты делаешь шаг. Тонкая корочка наста с хрустом проламывается под ногой, и этот звук громом разносится по лесу, прогоняет прочь наваждение, недовольно извиваясь, утекает туман в овраги, пытается спрятаться от Нового в холодных водах ручья...
А вокруг шумит на поднявшемся ветру лес, звонит в колокола замерзших ветвей, скрипит старыми, вековыми стволами, зовет шагнуть дальше, проторить свою тропу сквозь зимнюю ночь.
Шаг, еще и еще один.
Здесь нет ни времени, ни пространства, и лес расступается перед тобой, открывая взору широкое белое поле, прореженное свечками покрытой льдом полыни, горящими в ярком свете луны.
А посреди поля стоит темный силуэт - он далеко, но ты видишь каждый волосок искрящейся шерсти, видишь облачка горячего дыхания, оседающего сединой над светящимися зеленым огнем глазами.
Он далеко, даже дальше, чем тебе кажется, но ты слышишь его голос, чуешь его запах, его зов бежит по твоим жилам, заставляет сердце биться быстрее, биться в унисон с сердцем этого Леса.
И ты идешь за ним. Все быстрее и быстрее, переходя на бег, проваливаясь под ледяную корку, падая и снова вставая, рассекая в кровь кожу на руках, задыхаясь, захлебываясь ледяным воздухом, и все ближе и ближе встает иссиня-черная стена непроглядного ельника на другом конце поля.
Еще миг, и колючие лапы смыкаются за твое спиной.
Только кромешная, предвечная Тьма и стаи звуков, которыми обернулись твои страхи. Они смотрят на тебя из-за елей, ждут, когда ты шагнешь им навстречу, когда не найдешь опоры ослепшими ногами, упадешь в пустоту, не умея укрыть себя от них...
Шаг, еще и еще один. Злобно шипя они кружат рядом, не смея подступиться, тянясь к тебе тенями, воровато закрадываясь за спину, перекатываясь красными сполохами во всполошенных ветвях, кружа свой хоровод вокруг, заставляя вспоминать, проживать, снова и снова...
Но в гомон теней вплетается далекий, тихий, но четко различимый звук деревянной флейты, вырезанной когда-то из доброй ольхи.
Ты взмахиваешь рукой, и с неба, сквозь невидимую раньше прореху в густом лапнике, падает тебе под ноги лучик лунного света, и теперь сами страхи в ужасе прядают в стороны. А ты их и не слышишь уже, все громче играет флейта, все громче и все ближе...
...За ельником течет река, за рекой спит мод мягким, пушистым одеялом березовая роща, а перед рекой стоит Дом. Его бревенчатые стены дышат теплом, а не большие и не маленькие - в самый раз для такого Дома окошки щедро расписаны умельцем инеем. Теплый свет льется сквозь узоры на стеклах, и поднимается высоко в небо теплый печной дым, разнося далеко окрест запахи свежего хлеба, пышущих жаром и осенним урожаем пирогов, тепла и уюта, что живут за крепкой и ладной дверью.
Снег медленно падает на черепичную крышу крупными, мягкими хлопьями, укрывая ее и все вокруг пушистым ковром, но даже сквозь его завесу слышна тихая, уютная мелодия деревянной флейты.
За окном тянется оранжевая ниточка Дороги, а за ней стоит Лес. И, в общем-то, в этом нет ничего удивительного - уже много лет именно из этого окна открывается именно такой вид, и дорога самая заурядная - красная утром и вечером, шумная днем, оранжевая ночью, и лес - вполне себе городской лес, а для красных огоньков с дороги - и вовсе парк.
Только вот сейчас за лесом нет Ни_че_го. Точнее, сейчас за ним не видно ничего, а есть-то, оказывается, Сделаешь лишь один шаг от такой обманчиво-теплой, яркой границы под ажурные своды, под сомкнувшиеся в ворота ветви из черного хрусталя - и обратного пути уже не будет.
Тишина, звенящая, абсолютная, тишина, которая никогда не нарушалась ни единым звуком, обступит тебя, упадет на плечи тяжелым плащом, закутает в полог низкого, густого тумана. Смотри в нее, пей ее, дыши ей, чувствуй на себе ее взгляд. Она была всегда, и не было ничего, кроме нее и ночного сумрака, а теперь у нее есть ты.
Стой на месте, пытайся разглядеть хоть один звук в удивленных ветвях, ищи свое отражение на подернутом хрупкой корочкой льда снегу - увидишь лишь туман, услышишь лишь свое дыхание да стук своего сердца, эхом мечущийся среди тумана, пытающийся вырваться из цепких объятий ледяного плена.
Обернись, посмотри - лишь ярко-черное молоко посредь матовых колонн старого леса.
И тишина, от которой смерзаются веки, от которой холодно и вязко делается в коленях.
Но сердце бьется, и вот с одного из деревьев с легким, шепчущим звуком начинает падать снег. Снег падает долго, его гораздо больше, чем могло бы улечьшся на ветвях, и когда ты вдруг это понимаешь, снежинки замирают в воздухе. Где-то глубоко под промерзшим настом, под застывшей землей, откуда-то из невообразимого далека приходит чистый, высокий звон, и за одно мгновение вороненый доспех лесного стража разбивается, осыпаясь обычным льдом, переливаясь серебряными искорками в лучах выглянувшей из-за туч луны.
И ты делаешь шаг. Тонкая корочка наста с хрустом проламывается под ногой, и этот звук громом разносится по лесу, прогоняет прочь наваждение, недовольно извиваясь, утекает туман в овраги, пытается спрятаться от Нового в холодных водах ручья...
А вокруг шумит на поднявшемся ветру лес, звонит в колокола замерзших ветвей, скрипит старыми, вековыми стволами, зовет шагнуть дальше, проторить свою тропу сквозь зимнюю ночь.
Шаг, еще и еще один.
Здесь нет ни времени, ни пространства, и лес расступается перед тобой, открывая взору широкое белое поле, прореженное свечками покрытой льдом полыни, горящими в ярком свете луны.
А посреди поля стоит темный силуэт - он далеко, но ты видишь каждый волосок искрящейся шерсти, видишь облачка горячего дыхания, оседающего сединой над светящимися зеленым огнем глазами.
Он далеко, даже дальше, чем тебе кажется, но ты слышишь его голос, чуешь его запах, его зов бежит по твоим жилам, заставляет сердце биться быстрее, биться в унисон с сердцем этого Леса.
И ты идешь за ним. Все быстрее и быстрее, переходя на бег, проваливаясь под ледяную корку, падая и снова вставая, рассекая в кровь кожу на руках, задыхаясь, захлебываясь ледяным воздухом, и все ближе и ближе встает иссиня-черная стена непроглядного ельника на другом конце поля.
Еще миг, и колючие лапы смыкаются за твое спиной.
Только кромешная, предвечная Тьма и стаи звуков, которыми обернулись твои страхи. Они смотрят на тебя из-за елей, ждут, когда ты шагнешь им навстречу, когда не найдешь опоры ослепшими ногами, упадешь в пустоту, не умея укрыть себя от них...
Шаг, еще и еще один. Злобно шипя они кружат рядом, не смея подступиться, тянясь к тебе тенями, воровато закрадываясь за спину, перекатываясь красными сполохами во всполошенных ветвях, кружа свой хоровод вокруг, заставляя вспоминать, проживать, снова и снова...
Но в гомон теней вплетается далекий, тихий, но четко различимый звук деревянной флейты, вырезанной когда-то из доброй ольхи.
Ты взмахиваешь рукой, и с неба, сквозь невидимую раньше прореху в густом лапнике, падает тебе под ноги лучик лунного света, и теперь сами страхи в ужасе прядают в стороны. А ты их и не слышишь уже, все громче играет флейта, все громче и все ближе...
...За ельником течет река, за рекой спит мод мягким, пушистым одеялом березовая роща, а перед рекой стоит Дом. Его бревенчатые стены дышат теплом, а не большие и не маленькие - в самый раз для такого Дома окошки щедро расписаны умельцем инеем. Теплый свет льется сквозь узоры на стеклах, и поднимается высоко в небо теплый печной дым, разнося далеко окрест запахи свежего хлеба, пышущих жаром и осенним урожаем пирогов, тепла и уюта, что живут за крепкой и ладной дверью.
Снег медленно падает на черепичную крышу крупными, мягкими хлопьями, укрывая ее и все вокруг пушистым ковром, но даже сквозь его завесу слышна тихая, уютная мелодия деревянной флейты.