На этих выходных я играл персонажа по имени Обри Питт, который по сути был Обри Бердслеем. В рамках подготовки к игре, я нарисовал работу, выполненную в стиле самого Бердслея, которая являлась иллюстрацией к сценам из пьесы, выполненной в стилистике Оскара Уайльда. В рамках игры, это была новая пьеса
лорда Тоу (суть Уайльд конечно же), в которой уже есть некоторые сцены, но она еще не готова. И эти сцены были читаны на местном мероприятии известном как Бал слуг. На самой игре, я успел нарисовать еще одну иллюстрацию, и сейчас всё это вместе с текстом о чем речь хочу выложить.
Итак. БУДУЩАЯ ПЬЕСА ПРО СИДХЕ от лорда Тоу
Сцена 1. На сцене стоит Эидэ и смотрит в небо.
Эидэ. Эй, сестрица, иди сюда. Ты только погляди на луну!
Лээдэ (из-за сцены). А что с ней такое? Не мешай, я примеряю мои новые рукава, расшитые мелким речным жемчугом и умываю лицо водой, настоянной на яблоневом цвете!
Эидэ. Ты не умеешь выбирать самое главное, Лээдэ. Твой жемчуг потускнеет и станет прахом, а душистая вода уйдет в землю - но луна будет и через тысячи лет подниматься на небо.
Лээдэ. Вот именно. Для луны у меня еще целая вечность, а для нарядов - не так уж много времени.
Эидэ. Ты такая глупая.
Лээдэ. Я всего лишь делаю то, чего ты сделать не решаешься. Вот посмотрим, с кем захочет потанцевать Майрэ Элу-Сидх: со мной, сияющей как белая водяная лилия в глади спокойного пруда, обрамленной серебряными лепестками, со мной, благоухающей, как созревающее яблочко - или с тобой, растрепанной дурой, лопочущей о луне, как дети людей бормочут и бубнят о своем скором конце!
Эидэ. Так вот, куда ты целишься, сестрица! (Смеется). Скорее я своей тонкой стрелой из камыша собью с неба эту луну, чем Майрэ Элу-Сидх пойдет с тобой танцевать в Холме, на пиру нашего Сонного Принца. (Делает несколько шутовских танцевальных па).
Лээдэ. Это еще почему? Он так прекрасен, Майрэ Элу-Сидх, эльф с волосами цвета моря. Когда он говорит, я слышу рокот волн, набегающих на скалы, а когда он злится - точно серые осколки скал срываются в водную пучину.
Эидэ. Эти камни остаются на дне навсегда, ты знаешь это, Лээдэ? Они покрываются морскими травами, скользкими, как змеи, соль моря истачивает их, как жуки истачивают дерево.
Лээдэ. Ах, не все ли равно. В конце концов, быть добровольно съеденным изнутри - довольно смешная и трогательная участь для бессмертного.
Эидэ. И все равно Майрэ Элу-Сидх не пойдет танцевать с тобой, Лээдэ! Ты же знаешь - каждую ночь он уходит на край леса, туда, где деревья поникли, где трава тонка, как старая пряжа. Там он видит этих глупцов - детей Адама, когда они покидают свои смешные трухлявые и некрасивые жилища. Лээдэ, он дожидается, когда несколько дочерей смертного племени отстанут от других, разобьют свой тусклый масляный фонарь, и потеряют дорогу в наших лесах.
Лээдэ. И что он в них находит? На них платья - как мешки для репы, а холст грубый, как корка льда!
Эидэ. Лээдэ, он танцует с ними до тех пор, пока дочери Евы не падают от изнеможения. Лээдэ, говорят, после этого многие из них умирают!
Лээдэ. Они такие слабые - эти люди. Не понимаю, какую радость Майрэ Элу-Сидх находит в том, чтобы смотреть на их плохо пахнущий смертный пот, это все равно, что убить зайца, когда шел в охоту на волка! Но он все равно прекраснее всех, мой эльф с волосами цвета моря, нежный, как весенний первоцвет и жестокий, как ураган с ледяным крошевом.
Эидэ. Он еще не твой, поумерь пыл!
Лээдэ выходит на сцену, разряженная в пух и прах.
Лээдэ. Вот и поглядим. (Смотрит в небо). Что это такое? (Падает в полуобмороке).
Эиде (кружит вокруг сестры, мстительно). Ага, я же тебе говорила! Тот, кто считает, что вечность от него не уйдет, всегда бывает не готов встретиться с ней.
Лээдэ. Сегодня Ночь Кровавой Луны, такая ночь бывает раз в сорок лун, но это….
Эидэ. Ты когда-нибудь видела такую кровь хоть у кого-нибудь из нашего племени?
Лээдэ (с испугом). Нет. Кровь нашего народа прозрачна, как горный хрусталь, как воды лесного ручья, как ласковый купол медузы, колеблемый у прибрежной скалы. А эта, каждый миг меняющая оттенок, коричневая, как глина в оврагах, бордовая, как зрелая вишня, бледно-красная, как глаза куропатки, густо-розовая, как хрупкий коралл, алая, алая, алая как морозный закат… она похожа….
Эидэ. Она похожа на кровь смертных. Я сама не видела. Мне рассказывали.
Лээдэ в ужасе жмется к сестре. Раздается шум. Девушки прячутся за ближайшее дерево.
Сцена 2. Те же и Майрэ Элу-Сидх. Он входит и опускается на землю.
Майрэ Элу-Сидх. …что это сегодня за напасть…. Я больше не могу сидеть на пиру Принца, почему-то именно сегодня мне больно видеть, как дрожит его бессильная рука, точно надломленная ветка ивы, как невидящи его глаза, пустые и круглые, точно обточенные приливом гладкие маленькие камни…. Хэй! Какое мне до этого дело! Буду пить вересковый мёд и дальше. А то еще, чего доброго, меня начнет волновать война с одноглазыми гигантами и прочие вещи, мешающие мне кружить весь этот лес вокруг себя самого! (отпивает их хрустальной фляги). Я не буду думать о Принце, и о сражениях тоже не буду…. Эго надх.
Пауза.
Майрэ Элу-Сидх. Никакого толку. И мед не пьянит, и танцы не веселят. Пойду на край леса. Может хоть смертные девицы снова развлекут меня. Они похожи на зимних стрекоз - вялые, бесцветные, пугливые - но жадные до корма. (Встает).
Лээдэ (выходя из-за дерева). Майрэ Элу-Сидх, а мы с сестрой искали тебя в Холме….
Эидэ (тоже выходит). Я вовсе не….
Лээдэ (перебивая). Моя сестра говорила, что она хочет потанцевать с тобой.
Эидэ. Лээдэ, что ты такое….
Лээдэ. Ты же вернешься с нами к Принцу, в залы, покрытые бархатом зеленого мха? Все говорят, что ты друг Принца, и что он и дня не проводит без того, чтобы не поговорить с тобой; что лишь ты поддерживаешь в нем, почти дотла выжженном тоской, силы; ты подаешь ему чашу с вином из подземной лозы; ты помогаешь ему сесть на коня в те редкие дни, когда он отправляется на охоту….
Майрэ Элу-Сидх. Что тебе нужно, девица, пахнущая как целая яблоневая роща? Или ты хочешь привлечь своим ароматом выводок ос?
Эидэ. Ха-ха.
Лээдэ (растерянно и зло). А еще говорят, Майрэ Элу-Сидх, что ты из-за спины Принца принимаешь решения, нашептываешь ему, тихому, как осенний лес, свою волю, и что….
Лээдэ умолкает. Майрэ Элу-Сидх держит у ее горла кинжал.
Эидэ. Ха-ха.
Майрэ Элу-Сидх. Что тебе нужно, девица, разряженная, как будто разорила большой сундук с сокровищами? Или ты думаешь, этот жемчуг убережет от моего кинжала?
Лээдэ (смеется). А еще говорят, Майрэ Элу-Сидх…
Майрэ Элу-Сидх. Что?
Лээдэ выскальзывает из-под руки эльфа и убегает, смеясь. Майрэ Элу-Сидх прячет кинжал в ножны. Смотрит на Эидэ.
Майрэ Элу-Сидх. А ты что?
Эидэ. Что тебе нужно, эльф с волосами такого цвета, точно ты вынырнул из моря с копной водорослей на голове? Или ты решил, что девицам нравятся рыбы?
Майрэ Элу-Сидх. Разомкни губы, маленькая насмешница. Я хочу посмотреть на твой язык - не раздвоен ли он, как жало змеи?
Эидэ подходит к эльфу и улыбается. Он наклоняется, проводит пальцем по ее губам, потом целует.
Майрэ Элу-Сидх (прерывая поцелуй). Нет, не то. Ни в твоем поцелуе, ни в твоих глазах нет того, что и манит и пугает меня.
Эидэ. Чего же?
Майрэ Элу-Сидх. Смертной тени.
Сцена 3. Край леса, вдали виднеется деревня людей. Майрэ Элу-Сидх прячется за деревом.
Майрэ Элу-Сидх. Вот они вдалеке - дочери Адама и Евы. Они похожи на тени от высохших деревьев: надломленные и темные…. Зачем я прихожу сюда раз за разом? Зачем танцую с ними, наклоняясь к широким, веснушчатым лицам, чтобы слышать прерывистое дыхание. Я точно пью морскую воду, соленую и горькую, которая никогда не утолит жажды…. Тшшш, замри, Майрэ, вот, кажется, одна идет. Идет навстречу своей смерти. (Пауза). Хм, ручаюсь самой богиней Дану, что ни кому из людей смерть еще не являлась в таком очаровательном виде!
На краю сцены появляется Шина. В ее руках корзина.
Шина. Слава Пресвятой Деве, я, наконец, осталась одна! Как же я стремлюсь сюда, точно меня что-то зовет. Так было, сколько я себя помню, немало кожаных башмачков я сбила о корни деревьев. Здесь, под сводами гибких ветвей я люблю молиться куда больше, чем в нашем старом храме; здесь, на ковре полыни и чертополоха мне мечтается слаще, чем дома, под жужжание колеса прялки.
Майрэ Элу-Сидх. Какая малютка! Да она, должно быть, еще пьет молоко вместо мёда!
Шина. О, я помню, помню, как впервые оказалась здесь. Мне было шесть лет, и я отстала от отца, ставившего силок на зайца. О, как темно было тогда в лесу, точно во всем мире совсем не осталось света. О, как же было холодно, так, верно, бывает на самом дне моря.
Шина. А потом я увидела огонек, какой он был слабый, как трепетал, грозя погаснуть, точно лампадка в день страстей Господних! Как я следила за этим алым огоньком! Мне казалось, что оторви я взгляд - он погаснет, а вместе с ним и моя жизнь. А потом… отец сказал, что, когда меня нашли, я лежала под этим дубом, спрятавшись в его корнях, как выпавший из гнезда птенец.
Майрэ Элу-Сидх. Да она, должно быть, еще не знает, зачем мужчины по ночам ходят к женщине!
Шина. Это был не сон! Сначала я видела залу, зеленую, как волшебные кошачьи глаза, а невидимый музыкант играл так нежно, точно его флейта была свита из лепестков роз. И тут-то сон стал одолевать меня, мои веки смыкались, как намокшие крылья бабочки. И последнее, что я видела, был трон, высокий, как алтарь. На троне спал прекрасный юноша, подобных которому я никогда не видала - ни в нашей деревне, ни даже в большом селе на ярмарке! Его лицо белело, а волосы длинные, как у девушки, были цвета лисьего меха. Он дремал, его пальцы, никогда не знавшие черной работы, были унизаны перстнями, но даже серебро этих колец было тусклее его кожи.
Майрэ Элу-Сидх. Да она, должно быть, еще не знает, что такое смерть!
Шина (стоит на коленях, стиснув руки). И тут я услышала голос: «Шина, разбуди его, он должен проснуться, Господь ждет, разбуди его, Шина!». И когда я открыла глаза, то увидела Пресвятую Деву. На этой самой поляне. Она была одета с платье из белого холста, и в голубой шерстяной плащ. Она танцевала, кружась, как белый цветок в речном водовороте! Когда я рассказала об этом отцу Конору, он сказал, что это глупые и неблагочестивые выдумки…. Как будто Пречистая не могла танцевать! Я уверена, что она очень любила плясать, и нередко радовала своим танцем своего Божественного Сына. И Ему нравилось, Он хлопал в ладоши и веселился!
Шина начинает танцевать. Майрэ Элу-Сидх смотрит на нее, широко раскрыв глаза. Роняет флягу.
Майрэ Элу-Сидх. Что это такое?! Как она танцует! Я не могу даже пошевелиться. Мне кажется, что все мое искусство ничего не стоит, как свет умирающего светлячка - перед пламенем подземных рудников!
Эльф выступает из темноты и появляется перед Шиной. Он пытается начать свой танец, но путается, сбивается. Девушка замечает его.
Шина. Да хранит тебя Пречистая Дева, кем бы ты ни был!
Майрэ Элу-Сидх в ужасе пятится.