При обсуждении идеи переноса центра тяжести и самоощущения России из Москвы в Урало-Сибирь и сопутствующего ему ухода России в себя среди мусульман может закономерно возникнуть вопрос: а останется ли в такой "дремучей" России вообще место Исламу? Если Москва - это космополитический мегаполис, исторически связанный с колониальной политикой, включившей в орбиту России Кавказ и Среднюю Азию, то Урало-Сибирь - это некая вещь-в-себе, суровое пространство автохтонов, присутствие исламского фактора в котором, на первый взгляд, равно нулю. Кроме того, подобный сдвиг призван ознаменовать собой реальный, даже не на словах, но на деле переход к национальному государству, привязка которого к проблематике инородных мусульманских окраин и/или соседей России также будет минимальной.
На мой взгляд, дело обстоит следующим образом.
Я всегда говорил и остаюсь при своем, что если Россия затрещит по швам под нажимом внешних и внутренних врагов, в т.ч. сепаратистов с мусульманской маркировкой, то от нее в лучшем случае, в историческом европейском центре России останется фашизированное, даже не этнократическое (у русских нет культуры этнократии), но трайбалистское государство, в котором никаким мусульманам и никакому Исламу места не будет.
Однако мы обсуждаем не тот вариант, при котором русские будут загнаны большими державами и малыми народами в рамки бантустана Московия, но вариант при котором Москва будет эволюционно оттеснена на периферию русского мира, центр тяжести которого сдвинется резко на Восток страны.
Теперь посмотрим. Для Москвы что Кавказ, что Татарстан - две основные мусульманские геокомпоненты России - представляют собой две исторически покоренные окраины, любые посягательства которых на пересмотр отношений с центром воспринимается просто инстинктивно враждебно.
Если центр России перемещается в новое, т.е. не отягощенное староимперской наследственностью пространство Урало-Сибири, мы видим, что картина резко меняется. Татарстан и в целом татары, чьи деревни разбросаны кроме Поволжья по Уралу и Сибири, автоматически становятся не окраиной, но самой что ни на есть географической сердцевиной России, ее органичной частью, отношения с которой надо выстраивать с чистого листа.
Вариантов, как это сделать, есть всего два.
Первый - это пытаться максимально заретушировать татарский фактор, теми или иными способами ослабить его значимость, заместить или нейтрализовать. Этот вариант стратегически бесперспективен и технически проблематичен. Кроме того, политически он бы мог быть актуален только в том случае, если проект переноса центра России в Сибирь исходил от Московской Патриархии. Однако так как последняя насмерть привязана именно к Москве как к старому центру России, то разворот России к Сибири будет неизбежно сопровождаться и эмансипацией русского общества от влияния МП РПЦ, в т.ч., возможно, в форме развития "альтернативного православия", имеющего не централистскую, а сетевую природу.
Соответственно, второй путь - это принять и признать татарский фактор, без учета которого строить Новый Центр и укреплять им и через него всю страну просто невозможно.
Татарский фактор в Русском государстве - возможно ли это? Да, возможно именно в нормальном русском национальном государстве, преодолевшем дурную наследственность Московии и ушедшем внутрь себя для раскрытия потенциала русской нации. В этом случае и с татарской нацией не должно быть непреодолимых проблем, ибо таковые останутся в прошлом вместе со старым центром и его парадигмой развития.
Хорошо известно, что татары - второй по численности после русских в России народ, но только когда эта реальность из далекой для метрополии окраины переместится в самую сердцевину страны это станет окончательно очевидно. В этом случае за образец для русско-татарских отношений в целом вполне может быть взята модель Финляндии, где шведское меньшинство имеет такую же долю в общей численности населения, как и татарское меньшинство в России. При этом права шведов на национальную самобытность и автономию и их статус как второго народа Финляндии защищены и на словах, и на деле.
Только аналогичная политика в отношении татар может послужить надежной нейтрализацией татарского сепаратизма, т.е. фактически условием для освоения новых сердцевинных для России пространств, внутренней или непосредственной прилегающей частью которых являются татары.
На бытовом межэтническом уровне у русских с татарами особых проблем нет. Но татары - исторически исламская нация и это как бы таит в себе некую проблему для их отношений с русскими. Однако проблему это в себе таит только до тех пор и постольку, пока и поскольку исламский фактор будет ассоциироваться у русских с его агрессивными и отталкивающими проявлениями, присущими Южному лимитрофу Большой России. Сами по себе татары - северный, в принципе европейский народ, и присущие им как нации формы исповедания Ислама не таят в себе ни угрозы, ни конфликтности. И касается это не только т.н. джадидизма или "евроислама", но и татарского ханафитского традиционализма. Ибо при всех теологических отношениях между собой по отношению к России и сосуществованию с неисламским окружением они стоят на общей, присущей для татар спокойной цивилизационной платформе.
Следовательно, если Русское государство признает татар вторым не только по численности, но и по значимости народом, оно должно будет признать и Ислам, в его спокойных, свойственных для татарской нации умеренных формах, полноправной религией. Представленной в первую очередь коренными носителями цивилизационного кода российской цивилизации - татарами (джадидистами и традиционалистами), а также русскими мусульманами-традиционалистами.
Однако приходится констатировать, что подобный разворот будет возможен только при одном условии - выведении за рамки внутреннего российского пространства цивилизационных раздражителей Южного Лимитрофа. Речь не идет о полном уходе России из Лимитрофа вообще, но о признании и фиксации того факта, что Лимитроф - это не Россия, а Россия - не Лимитроф.
Главным образом, если не сказать, исключительно, это относится к Кавказу. Трудно сказать наверняка, в каких государственно-правовых формах это будет осуществлено и, тем более, сколько это займет времени, но в стратегической перспективе отношения России с Кавказом должны быть переведены из формата "Кавказ в России" в формат "Россия на Кавказе". Для чего, на мой взгляд, необходимо если не содействовать, то хотя бы не мешать формированию жизнеспособных кавказских национальных и общерегиональных структур, ориентированных на Россию. В этом смысле меня больше всего обнадеживает тот факт, что в Чечне сегодня в первые за последние 20 лет происходит по сути формирование стабильного Чеченского государства под протекторатом России. И сейчас когда республиканское руководство позволяет себе проводить международные конференции, где открыто говорится о суфизме как "
идейной основе национального государственного строительства", есть надежда, что по линии суфийских структур консолидация здоровых мусульманских элит и сил выйдет на общекавказский уровень.
Тем не менее или именно благодаря этому надо отдавать себе отчет, что инкорпорирование кавказцев непосредственно в национально-государственный организм России является моделью, стратегически невыгодной для всех сторон: и для русских, и для кавказцев, и для российских мусульман, которых она делает заложником кавказских проблем.
Для национальной России, центр тяжести которой будет перенесен в Урало-Сибирь, кавказские проблемы и кавказские раздражители должны будут остаться в далеком, в т.ч. географически прошлом. Тогда как настоящим и будущим русско-исламских взаимоотношений стать полноценная и полноправная интеграция в российское общество органических носителей его цивилизационного кода - татарских и русских мусульман.