Деццкий садана
Отвел нынче утром дочь в деццкий сад, и, будучи в настроении ностальгичеки-похмельном, стал вспоминать себя в возрасте такой вот ромашки.
Мой деццкий садик назывался «Цветик-семицветик», но это меня не впечатляло, потому что одноименную сказку не люблю с младенчества, как вообще все сказки про баб. Садик был прикольный, сумрачный. Воспитывались там дебилы.
Самым сильным насчёт подрацца в нашей группе был дебил Сашка. Он был рыжий, стриженный под горшок, и раза в полтора крупнее дебила меня. С ним всегда тусовалась стайка мелких деструктивов - всех их я бивал по отдельности, а Сашку не мог. Значит, я был вторым по драке после этого орангутанга. Но однажды Сашкина бабушка придумала опрокинуть кипящий самовар на скамейку, на которой в тот момент сидел ее внук, и я по драке стал первым. Сашке обварило самый верх ног, он стал небоеспособен, но весьма популярен в обществе, так как всегда с готовностью демонстрировал свою ошпаренную жопу.
О кипятке продолжим. Был еще мальчик Вася (дебил). Взалкав, видимо, Сашкиной славы, он взялся обеими руками за чайник. И долго после этого ходил с перебинтованными сцуко лапками и показывал карате (ладони не сгибались).
О Васе продолжим. Был еще мальчик Гриша. Мерзкий дебил. Мелкий, чахлый, очки лейкопластырем заклеены, но зато психически неуравновешенный. Папа у него был главврач, так что Гриша играл исключительно в больницу. Однажды на это дело неосмотрительно повелся Вася. Тогда Гриша ничтоже сумняшеся взял огромный фанерный куб зеленого цвета и определил им Васе в рог, причем знание карате пострадавшего не спасло. Васю увезли на штопку, а Грише ничего не было, потому что маленький, да к тому же папа главврач.
О папах продолжим. Мой папа тогда еще не был начальником колонии строгого режима, но это время стремительно приближалось. Поэтому моего папу регулярно напрягали насчет всяких ништяков зековского производства. Апофеозом сотрудничества Целиноградского детского сада «Цветик-семицветик» и учреждения ЕЦ 166/10 стали два тематических уголка: «Советская граница» (пограничный столб с гербом, два комплекта солдатской формы и деревянные автоматы) и «Советский космодром» (фанерная ракета в рост нянечки и несколько космонавтских шлемов из папье-маше с буквами «СССР»). Дети радовались до слюней. Все, кроме меня и Гриши. Мне играть в этих уголках было как-то по статусу западло, а Гриша, как уже говорилось выше, увлекался все больше медициной.
О медицине продолжим. Как-то один мальчик попросил меня завязать ему плащ-палатку на бантик (тематический уголок «Советская граница»). Бантики я завязывать не умел, но сказать о том посчитал стыдным. И завязал плащ-палатку на хороший крепкий узел. «Владик!…» (так меня зовут) сказал на это проситель и начал стремительно синеть лицом. Я понял, что он хочет попросить меня еще о чем-то, но чтобы это стало возможным надо развязать плащ-палатку. Я посчитал стыдным сказать, что не умею развязывать хороших крепких узлов, сделал вид, что ничего не понимаю, и удалился на противоположную сторону комнаты. И там меня незамедлительно попросили оказать помощь в надевании космонавтского шлема (тематический уголок «Советский космодром»). Башка у мальчика, желавшего надеть тот шлем, явно не подходила размером для занятий космонавтикой, но я посчитал обидным сказать ему о том. И приложил все усилия к тому, чтобы шлем налез ему хотя бы до середины головы. К тому моменту, как на место происшествия прискакала воспитательница, только что перерезавшая ножницами бесценный шнурок плащ-палатки, юный космонавт уже стал клаустрофобом. Это медицинский термин такой.
О медицине продолжим еще. Я не знаю, как называется эта болезнь, но девочку Аню рвало от молока. Как-то раз об этом все в детском саду вдруг забыли и решили порадовать себя молочным супом с макаронами. А девочку Аню посадили рядом со мной за стол, экая хохма-то. И вот я чинно благородно кушаю молочный суп с макаронами, и в какой-то момент ловлю себя на мысли о том, что не могу не заметить, как в мою тарелку блюют. Внимательно и трезво оглядевшись, я понял, что девочка Аня, вточив полтарелки вкускного и питательного молочно-макаронного супа, в силу своего таинственного недуга решила экстренно освободить желудок. Сделано все было совершенно спокойно, без истерик, я бы даже сказал - обыденно. Чувствовался немалый практический опыт. Блеванув, девочка Аня стала глядеть по сторонам. Я, как всякий нормальный человек, обрушил на нее гневное пророчество. На шум пришла воспитательница. Она велела мне заткнуться и жрать, мотивируя это тем, что я плохо покушал: «У тебя совсем полная тарелка; посмотри какая разница - вот Аня почти все съела, умница Аня». Изложенные мной сведения о природе этой разницы не произвели на воспитательницу должного впечатления. Ведь девочка Аня блевала теми же макаронами на молоке. Примесь деццкого желудочного сока была несущественной, воспитательница не смогла ее обнаружить, даже отведав пару ложек из моей тарелки: «Ты все выдумал!» - сказала она облизываясь, а я никак не мог решить, что же мне делать - плакать, или тоже блевать. Очень хотелось и того и другого. В итоге я обиделся, и на меня пожаловались родителям. Их реакцию я не помню. А с девочкой Аней я потом танцевал на выпускном. По собственной инициативе.
Мой деццкий садик назывался «Цветик-семицветик», но это меня не впечатляло, потому что одноименную сказку не люблю с младенчества, как вообще все сказки про баб. Садик был прикольный, сумрачный. Воспитывались там дебилы.
Самым сильным насчёт подрацца в нашей группе был дебил Сашка. Он был рыжий, стриженный под горшок, и раза в полтора крупнее дебила меня. С ним всегда тусовалась стайка мелких деструктивов - всех их я бивал по отдельности, а Сашку не мог. Значит, я был вторым по драке после этого орангутанга. Но однажды Сашкина бабушка придумала опрокинуть кипящий самовар на скамейку, на которой в тот момент сидел ее внук, и я по драке стал первым. Сашке обварило самый верх ног, он стал небоеспособен, но весьма популярен в обществе, так как всегда с готовностью демонстрировал свою ошпаренную жопу.
О кипятке продолжим. Был еще мальчик Вася (дебил). Взалкав, видимо, Сашкиной славы, он взялся обеими руками за чайник. И долго после этого ходил с перебинтованными сцуко лапками и показывал карате (ладони не сгибались).
О Васе продолжим. Был еще мальчик Гриша. Мерзкий дебил. Мелкий, чахлый, очки лейкопластырем заклеены, но зато психически неуравновешенный. Папа у него был главврач, так что Гриша играл исключительно в больницу. Однажды на это дело неосмотрительно повелся Вася. Тогда Гриша ничтоже сумняшеся взял огромный фанерный куб зеленого цвета и определил им Васе в рог, причем знание карате пострадавшего не спасло. Васю увезли на штопку, а Грише ничего не было, потому что маленький, да к тому же папа главврач.
О папах продолжим. Мой папа тогда еще не был начальником колонии строгого режима, но это время стремительно приближалось. Поэтому моего папу регулярно напрягали насчет всяких ништяков зековского производства. Апофеозом сотрудничества Целиноградского детского сада «Цветик-семицветик» и учреждения ЕЦ 166/10 стали два тематических уголка: «Советская граница» (пограничный столб с гербом, два комплекта солдатской формы и деревянные автоматы) и «Советский космодром» (фанерная ракета в рост нянечки и несколько космонавтских шлемов из папье-маше с буквами «СССР»). Дети радовались до слюней. Все, кроме меня и Гриши. Мне играть в этих уголках было как-то по статусу западло, а Гриша, как уже говорилось выше, увлекался все больше медициной.
О медицине продолжим. Как-то один мальчик попросил меня завязать ему плащ-палатку на бантик (тематический уголок «Советская граница»). Бантики я завязывать не умел, но сказать о том посчитал стыдным. И завязал плащ-палатку на хороший крепкий узел. «Владик!…» (так меня зовут) сказал на это проситель и начал стремительно синеть лицом. Я понял, что он хочет попросить меня еще о чем-то, но чтобы это стало возможным надо развязать плащ-палатку. Я посчитал стыдным сказать, что не умею развязывать хороших крепких узлов, сделал вид, что ничего не понимаю, и удалился на противоположную сторону комнаты. И там меня незамедлительно попросили оказать помощь в надевании космонавтского шлема (тематический уголок «Советский космодром»). Башка у мальчика, желавшего надеть тот шлем, явно не подходила размером для занятий космонавтикой, но я посчитал обидным сказать ему о том. И приложил все усилия к тому, чтобы шлем налез ему хотя бы до середины головы. К тому моменту, как на место происшествия прискакала воспитательница, только что перерезавшая ножницами бесценный шнурок плащ-палатки, юный космонавт уже стал клаустрофобом. Это медицинский термин такой.
О медицине продолжим еще. Я не знаю, как называется эта болезнь, но девочку Аню рвало от молока. Как-то раз об этом все в детском саду вдруг забыли и решили порадовать себя молочным супом с макаронами. А девочку Аню посадили рядом со мной за стол, экая хохма-то. И вот я чинно благородно кушаю молочный суп с макаронами, и в какой-то момент ловлю себя на мысли о том, что не могу не заметить, как в мою тарелку блюют. Внимательно и трезво оглядевшись, я понял, что девочка Аня, вточив полтарелки вкускного и питательного молочно-макаронного супа, в силу своего таинственного недуга решила экстренно освободить желудок. Сделано все было совершенно спокойно, без истерик, я бы даже сказал - обыденно. Чувствовался немалый практический опыт. Блеванув, девочка Аня стала глядеть по сторонам. Я, как всякий нормальный человек, обрушил на нее гневное пророчество. На шум пришла воспитательница. Она велела мне заткнуться и жрать, мотивируя это тем, что я плохо покушал: «У тебя совсем полная тарелка; посмотри какая разница - вот Аня почти все съела, умница Аня». Изложенные мной сведения о природе этой разницы не произвели на воспитательницу должного впечатления. Ведь девочка Аня блевала теми же макаронами на молоке. Примесь деццкого желудочного сока была несущественной, воспитательница не смогла ее обнаружить, даже отведав пару ложек из моей тарелки: «Ты все выдумал!» - сказала она облизываясь, а я никак не мог решить, что же мне делать - плакать, или тоже блевать. Очень хотелось и того и другого. В итоге я обиделся, и на меня пожаловались родителям. Их реакцию я не помню. А с девочкой Аней я потом танцевал на выпускном. По собственной инициативе.