Но какая наглость, а?
(Жаль, таблицей выложить не получается - было бы нагляднее.)
Случайно попался фрагмент плагиата из XIX в., весьма наглый. Так что тырили всегда.
И зачем ему, автору русского травелога, надо было красть у Вамбери? У него вполне себе неплохая книжка. (С др. стороны, откуда мне знать, может, и все остальное тоже натыренное?)
Вот Вамбери (его "Путешествие" написано в 1864, на русский переведено в 1865):
«Примечательно, что импозантный облик пустыни и самые обычные явления природы не оставляют равнодушным даже живущего там кочевника. Когда мы находились на высоком плато Кафланкыр [Капланкыр], которое образует часть простирающегося на северо-восток Устюрта, горизонт очень часто украшали великолепнейшие миражи. Отражение воздуха в пустыне Средней Азии, в той горячей и все же ясной атмосфере, бесспорно, вызывает самый прекрасный оптический фокус, который можно только себе представить. Эти танцующие в воздухе города, замки и башни, эти картины больших караванов, сражающихся рыцарей и отдельных гигантсикх фигур, которые исчезают в одном месте и снова возникают в другом, всегда меня очаровывали. Мои спутники, особенно кочевники, смотрели на это с тихим благоговением. По их мнению, то были тени когда-то существовавших и погибших городов и людей, которые теперь в виде призраков томятся в определенное время дня в воздухе. Даже наш керванбаши утверждал, что он уже годами в определенных местах видел одни и те же фигуры и что мы также, если погибнем в пустыне, через положенное число лет будем прыгать и танцевать в воздухе над местом нашей гибели.
Эта столь часто встречающаяся у кочевников легенда об ушедшей цивилизации в пустыне недалека от выдвинутого недавно в Европе взгляда, согласно которому пространства, называемые нами пустыней, превратились в таковые не столько под воздействием законов природы, сколько в результате социальных обстоятельств. В качестве примеров приводят Сахару в Африке или великую Аравийскую пустыню, где недостает скорее прилежных рук, чем плодородной почвы. Что касается последних мест, может быть, утверждение и правильно, но оно неприменимо к пустыням Средней Азии. В отдельных точках, таких, как Мерв, Мангышлак, Гёрген и Отрар, возможно, в прошлые столетия также существовала культура, однако в целом среднеазиатская пустыня, насколько можно проследить в человеческой памяти, всегда была страшной пустыней. Расстояния в несколько дней пути без единой капли питьевой воды, покрытые глубоким, бездонным песком местности, часто простирающиеся на сотни миль, безудержная ярость стихии - все это препятствия такого рода, с которыми никоим образом не сравнятся ни искусство, ни наука, ни прочие духовные достижения разума. “Туркестан и его жителей, - сказал мне как-то раз один человек из Средней Азии, - бог создал во гневе, потому что до тех пор, пока не смягчится горько-соленый вкус источников в пустыне, туркестанцы не изгонят из своего сердца ненависть и злобу”»
Вот русский - Н. Уралов. Из книжки: На верблюдах: Воспоминания из жизни в Средней Азии. СПб., 1897. Прошло 30 лет, думал, что все забыли. Возможно, Вамбери был не в чести (после революции - само собой):
«Не успели мы пройти и ста сажен, как на горизонте показался великолепный мираж. Этот феномен поразительно хорош в горячей сухой атмосфере среднеазиатских степей и представляет самую великолепную оптическую иллюзию, какую можно только себе представить. На безоблачном небе картины сменялись одна другой: города, башни, замки, - все это плясало в воздухе; огромные караваны, стремительно скачущие всадники и пешие люди самых гигантских размеров ежеминутно исчезали в одном месте, чтоб вновь появиться в другом. Почти все мои спутники проснулись и с каким-то почтительным страхом относились к этому явлению. Они думали (как я потом узнал), что это - не что иное, как призраки, духи людей и городов, некогда существовавших здесь. Кебеков положительно утверждал, что он несколько раз видел одни и те же фигуры на этом самом месте и что если нам или кому бы то ни было суждено погибнуть в степи, что через несколько лет мы также будем плясать в воздухе над тем самым местом, где приключится погибель.
Целые циклы таких легенд, намекающих на какую-то цивилизацию, затерявшуюся в степи, недалеко ушли от новейшей европейской теории, которая утверждает, что те или другие местности приходят к разорению или опустошению не столько вследствие течения естественных законов, сколько вследствие изменения общественных условий, общественного положения их населения. В пример приводят великую Сахару в Африке и степи Средней Азии, где не так ощутителен недостаток в годной, плодородной земле, как в рабочих промышленных силах.
Может быть, подобное предположение отчасти справедливо по отношению к этим двум странам, но его уже ни в каком случае нельзя применить к степям Средней Азии. Правда, в прошлом столетии некоторые местности, как, например, Мерв, Мангышлак, Герген и Атраф находились в лучших культурных условиях, нежели теперь, но вообще эти азиатские степи были искони века самыми безотрадными, вопиющими пустынями. Огромные пространства на несколько дней пути без капли воды, годной для питья, сотни верст в глубоких песках, чрезвычайная резкость климата и тому подобные препятствия способны охладить и затормозить самые пламенные стремления самых восторженных цивилизаторов. Тут ничего не поделают ни наука, ни искусство, и недаром мулла Кебеков, в сущности глубочайший философ, был убежден в том, что “Аллах создал Туркестан и его жителей в порыве гнева, и пока из его недр будут бить соленые горькие ключи, до тех пор сердца людей будут полны злобы и горечи”»
Случайно попался фрагмент плагиата из XIX в., весьма наглый. Так что тырили всегда.
И зачем ему, автору русского травелога, надо было красть у Вамбери? У него вполне себе неплохая книжка. (С др. стороны, откуда мне знать, может, и все остальное тоже натыренное?)
Вот Вамбери (его "Путешествие" написано в 1864, на русский переведено в 1865):
«Примечательно, что импозантный облик пустыни и самые обычные явления природы не оставляют равнодушным даже живущего там кочевника. Когда мы находились на высоком плато Кафланкыр [Капланкыр], которое образует часть простирающегося на северо-восток Устюрта, горизонт очень часто украшали великолепнейшие миражи. Отражение воздуха в пустыне Средней Азии, в той горячей и все же ясной атмосфере, бесспорно, вызывает самый прекрасный оптический фокус, который можно только себе представить. Эти танцующие в воздухе города, замки и башни, эти картины больших караванов, сражающихся рыцарей и отдельных гигантсикх фигур, которые исчезают в одном месте и снова возникают в другом, всегда меня очаровывали. Мои спутники, особенно кочевники, смотрели на это с тихим благоговением. По их мнению, то были тени когда-то существовавших и погибших городов и людей, которые теперь в виде призраков томятся в определенное время дня в воздухе. Даже наш керванбаши утверждал, что он уже годами в определенных местах видел одни и те же фигуры и что мы также, если погибнем в пустыне, через положенное число лет будем прыгать и танцевать в воздухе над местом нашей гибели.
Эта столь часто встречающаяся у кочевников легенда об ушедшей цивилизации в пустыне недалека от выдвинутого недавно в Европе взгляда, согласно которому пространства, называемые нами пустыней, превратились в таковые не столько под воздействием законов природы, сколько в результате социальных обстоятельств. В качестве примеров приводят Сахару в Африке или великую Аравийскую пустыню, где недостает скорее прилежных рук, чем плодородной почвы. Что касается последних мест, может быть, утверждение и правильно, но оно неприменимо к пустыням Средней Азии. В отдельных точках, таких, как Мерв, Мангышлак, Гёрген и Отрар, возможно, в прошлые столетия также существовала культура, однако в целом среднеазиатская пустыня, насколько можно проследить в человеческой памяти, всегда была страшной пустыней. Расстояния в несколько дней пути без единой капли питьевой воды, покрытые глубоким, бездонным песком местности, часто простирающиеся на сотни миль, безудержная ярость стихии - все это препятствия такого рода, с которыми никоим образом не сравнятся ни искусство, ни наука, ни прочие духовные достижения разума. “Туркестан и его жителей, - сказал мне как-то раз один человек из Средней Азии, - бог создал во гневе, потому что до тех пор, пока не смягчится горько-соленый вкус источников в пустыне, туркестанцы не изгонят из своего сердца ненависть и злобу”»
Вот русский - Н. Уралов. Из книжки: На верблюдах: Воспоминания из жизни в Средней Азии. СПб., 1897. Прошло 30 лет, думал, что все забыли. Возможно, Вамбери был не в чести (после революции - само собой):
«Не успели мы пройти и ста сажен, как на горизонте показался великолепный мираж. Этот феномен поразительно хорош в горячей сухой атмосфере среднеазиатских степей и представляет самую великолепную оптическую иллюзию, какую можно только себе представить. На безоблачном небе картины сменялись одна другой: города, башни, замки, - все это плясало в воздухе; огромные караваны, стремительно скачущие всадники и пешие люди самых гигантских размеров ежеминутно исчезали в одном месте, чтоб вновь появиться в другом. Почти все мои спутники проснулись и с каким-то почтительным страхом относились к этому явлению. Они думали (как я потом узнал), что это - не что иное, как призраки, духи людей и городов, некогда существовавших здесь. Кебеков положительно утверждал, что он несколько раз видел одни и те же фигуры на этом самом месте и что если нам или кому бы то ни было суждено погибнуть в степи, что через несколько лет мы также будем плясать в воздухе над тем самым местом, где приключится погибель.
Целые циклы таких легенд, намекающих на какую-то цивилизацию, затерявшуюся в степи, недалеко ушли от новейшей европейской теории, которая утверждает, что те или другие местности приходят к разорению или опустошению не столько вследствие течения естественных законов, сколько вследствие изменения общественных условий, общественного положения их населения. В пример приводят великую Сахару в Африке и степи Средней Азии, где не так ощутителен недостаток в годной, плодородной земле, как в рабочих промышленных силах.
Может быть, подобное предположение отчасти справедливо по отношению к этим двум странам, но его уже ни в каком случае нельзя применить к степям Средней Азии. Правда, в прошлом столетии некоторые местности, как, например, Мерв, Мангышлак, Герген и Атраф находились в лучших культурных условиях, нежели теперь, но вообще эти азиатские степи были искони века самыми безотрадными, вопиющими пустынями. Огромные пространства на несколько дней пути без капли воды, годной для питья, сотни верст в глубоких песках, чрезвычайная резкость климата и тому подобные препятствия способны охладить и затормозить самые пламенные стремления самых восторженных цивилизаторов. Тут ничего не поделают ни наука, ни искусство, и недаром мулла Кебеков, в сущности глубочайший философ, был убежден в том, что “Аллах создал Туркестан и его жителей в порыве гнева, и пока из его недр будут бить соленые горькие ключи, до тех пор сердца людей будут полны злобы и горечи”»