***
Поверженный волк - хуже овцы.
Он жалок и ничтожен.
Что же ты, с ножом в брюхе, льешь свое скуление в мир через кровоточащую рану? Где твой легкий бег, где твое подкрадистое приближение, где затаенное твое спокойствие перед ударом? Где ты, подкрадывающийся, переживший в себе смерть своей жертвы?
Где твои клыки? Где острота их, несущая смертельную угрозу? Несущая страх и смерть всему теплому, нежному, и живому..?
В твоих глазах я видел раньше ужас жертвы. В отблеске бездонных глаз твоих отражались предсмертные вопли и крики пораженных тобою.
Ты сновал как страшный таинственный дух над белизной снежной пустыни, холод ее обжигал твое тело, и только сильнее подогревал твой интерес, разжигая в сознании твоем хищные азарты...
В бешенстве твоих глаз утопали они, опьяненные, словно сладким гипнозом.
В их тела вонзал ты клыки свои, и земля была орошена их кровью.
О, какая великая честь овце - быть убитой волком.
Так единится она со своим убийцей. Так единится она, ничтожная, с величием. И это - единственный способ ее, жалкой и никчемной, стать частью силы высшего порядка. Пусть даже в виде пищи на столе.
Впрочем, старые мудрецы говорили мне, что волки убивают не потому, что хотят есть. А потому, что иначе не могут.
...
Вот теперь, не рассекаешь ты бытие лезвием сознания своего. Не пронзаешь атлас и шелковую ткань времен долотом своей воли...
Ты ползешь, скулящий, беспомощный, и очи твои не угрозу миру несут, не пленят своей остротою, но извергают в мир лишь бесконечные потоки жалостной беспомощной боли.
Ты жалок, волк...
В брюхе твоем острые кинжалы, и каждая твоя рана кровоточит.
Вновь земля орошается кровью.
Но не жертв твоих.
Твоею кровью.
Волк не имеет права быть слабым. Волк не имеет права стать овцой.
Ты - величие, волк.
И ты не станешь прахом.
Волки не становятся прахом.
...
Волк отгрыз свою лапу, попавшую в капкан, и побежал, разбрызгивая по сторонам капли крови... Волк побежал, опираясь на свой обрубок.
Волк побежал.
Он жалок и ничтожен.
Что же ты, с ножом в брюхе, льешь свое скуление в мир через кровоточащую рану? Где твой легкий бег, где твое подкрадистое приближение, где затаенное твое спокойствие перед ударом? Где ты, подкрадывающийся, переживший в себе смерть своей жертвы?
Где твои клыки? Где острота их, несущая смертельную угрозу? Несущая страх и смерть всему теплому, нежному, и живому..?
В твоих глазах я видел раньше ужас жертвы. В отблеске бездонных глаз твоих отражались предсмертные вопли и крики пораженных тобою.
Ты сновал как страшный таинственный дух над белизной снежной пустыни, холод ее обжигал твое тело, и только сильнее подогревал твой интерес, разжигая в сознании твоем хищные азарты...
В бешенстве твоих глаз утопали они, опьяненные, словно сладким гипнозом.
В их тела вонзал ты клыки свои, и земля была орошена их кровью.
О, какая великая честь овце - быть убитой волком.
Так единится она со своим убийцей. Так единится она, ничтожная, с величием. И это - единственный способ ее, жалкой и никчемной, стать частью силы высшего порядка. Пусть даже в виде пищи на столе.
Впрочем, старые мудрецы говорили мне, что волки убивают не потому, что хотят есть. А потому, что иначе не могут.
...
Вот теперь, не рассекаешь ты бытие лезвием сознания своего. Не пронзаешь атлас и шелковую ткань времен долотом своей воли...
Ты ползешь, скулящий, беспомощный, и очи твои не угрозу миру несут, не пленят своей остротою, но извергают в мир лишь бесконечные потоки жалостной беспомощной боли.
Ты жалок, волк...
В брюхе твоем острые кинжалы, и каждая твоя рана кровоточит.
Вновь земля орошается кровью.
Но не жертв твоих.
Твоею кровью.
Волк не имеет права быть слабым. Волк не имеет права стать овцой.
Ты - величие, волк.
И ты не станешь прахом.
Волки не становятся прахом.
...
Волк отгрыз свою лапу, попавшую в капкан, и побежал, разбрызгивая по сторонам капли крови... Волк побежал, опираясь на свой обрубок.
Волк побежал.