ВЕЛИКИЙ МИСТИФИКАТОР Часть 1
Любопытно все-таки читать теперь воспоминания гитлеровских генералов. Много в них вранья, умалчиваний, искажений.©
А мне интересно читать воспоминания литературного секретаря Красной звезды Зиновия Кривицкого, вранья, умалчиваний, искажений в них не меньше.
Вскоре после переезда в здание «Правды» редактор вручил мне четыре строчки политдонесения, поступившего в числе многих других от политотдела одной из дивизий, оборонявших Москву. В нем было сказано, что группа бойцов во главе с политруком Диевым отразила атаку 50 танков. Ни имен бойцов, ни точного рубежа, на котором разыгрался бой, - ничего не известно. Только фамилия политрука, упоминание о разъезде Дубосеково и самый факт, волнующий, как тревожная, сильная песня...
Я тотчас сел к столу и написал передовую. Я назвал ее «Завещание двадцати восьми героев».
Читатель прочтет ее здесь целиком. Не могу сказать, что она хорошо написана. Но именно в ней - пусть сбивчиво и неполно - впервые мною рассказано о подвиге двадцати восьми героев-панфиловцев. Она была опубликована 28 ноября - через двенадцать дней после боя.
Итак, передовая:
(Что интересно, разъезд ДУБОСЕКОВО в статье совсем не упоминается.)
Утром следующего дня в редакцию позвонил Михаил Иванович Калинин, сказал:
- Жаль наших людей - сердце болит. Правда войны тяжела, но без правды еще тяжелее. Что же делать, коли воевать, так по-военному, как Ленин говорил. А то, что вы поднимаете на щит героев, - хорошо. Надо бы разузнать их имена. Постарайтесь. Нельзя, чтобы герои оставались безыменными.
Днем редактор сказал мне, что звонил начальник Главного политического управления Красной Армии и сообщил: Сталина заинтересовало содержание передовой.
Мы в редакции ощущали одно: газета нашла символ нашей обороны.
В тот же вечер я отбыл на фронт.Он находился от редакции в сорока пяти минутах езды на автомобиле. Дивизию, в которой служили двадцать восемь, я застал на переформировании в Нахабино.Это была панфиловская дивизия. Командира ее - генерала И. В. Панфилова - я знал раньше.Он был убит незадолго до моего приезда.Начальник штаба полковник Серебряков твердо заявил мне, что слыхом не слыхал ни о каком политруке Диеве. Комиссар дивизии Егоров тоже не мог припомнить такую фамилию. Между тем дивизия в числа, совпадающие с политдонесением, дралась также и у разъезда Дубосеково. Но Диева никто не знал.
Что это могло означать?
Правда, дивизия только что вышла из многонедельных тяжелых боев. Потери ее были большими. В страшной горячке этих залитых кровью дней, в хриплой бессоннице, в чудовищном напряжении, в чередовании смертей и приема пополнений могло, конечно, затеряться имя политрука роты. Но ведь кто-то должен знать его.
К исходу дня случай свел меня с капитаном Гундиловичем из полка Капрова. Он спокойно сказал, еще ничего не зная о цели моего приезда и только услышав расспросы о Диеве:
- Ну как же, Диев, Диев... Политрук моей роты. Его настоящая фамилия Клочков, а Диевым его прозвал один боец-украинец, от слова «дие»: дескать, всегда-то наш политрук в деле, всегда действует - ну, «дие», одним словом. Ах, Клочков, Клочков, геройский был парень! Он со своими бойцами остановил полсотни танков у Дубосеково...
Клочкова в дивизии знали все.
Кривицкий утверждает, что 29.11.41 он выехал в 8 гвардейскую сд, которая в это время находилась на переформировании в Нахабино. Во всей дивизии никто не слышал о политруке роты по фамилии Диев. Только командир роты капитан Гундилович знал, что Диев это прозвище политрука его роты Клочкова, которое ему дал один из бойцов роты.
Сразу возникает вопрос - Кто же в дивизии написал те самые четыре строчки политдонесения, если никто кроме Гундиловича не знал прозвища Клочкова?
Следующий вопрос - Где же на самом деле находилась 8 гвардейская сд 29.11.41?
Вот что пишет в своих воспоминаниях начальник артиллерии 8гвсд Виталий Иванович Марков -
Ну а пока... Пока новый отход. Нашей дивизии приказано к исходу 29 ноября сосредоточиться в районе Крюково. Отходим медленно, цепляясь за каждый мало-мальски пригодный для обороны рубеж. Особенно сильно потрепали фашистские передовые части в районе деревни Савелки.
А вот и Крюково. Этот населенный пункт давно манит к себе врага. Оно и понятно. Ведь именно здесь проходит железная дорога Москва - Клин - Калинин, а также шоссе на Ленинград. К тому же от Крюково до Москвы - рукой подать.
Да, Москва близка. Сознание этого крепит у каждого бойца и командира дивизии решимость: с рубежа Крюково - ни шагу назад! Победа или смерть! Третьего не дано.
Но и противник, опьяненный близостью советской столицы, не считаясь с потерями, рвется вперед. 30 ноября, сосредоточив против дивизии значительные силы пехоты и танков, он несколько потеснил наши полки и занял поселок Крюково. Но железнодорожная станция с одноименным названием и перекресток дорог, проходящих через нее, по-прежнему оставались в наших руках.
Утром 1 декабря генерал В. А. Ревякин, вступивший в командование дивизией 20 ноября, созвал командиров частей на совещание. Объявил, что получен приказ: завтра к вечеру освободить Крюково.
Эта весть вызвала всеобщее замешательство. Освободить Крюково силами одной лишь только дивизии, измотанной и обескровленной в боях?! В возможность такого верилось слабо. Но приказ есть приказ. Он не обсуждается, а выполняется. Значит...
Как и следовало было ожидать, атака на Крюково не удалась. Сказалось отсутствие времени на подготовку. А отсюда и недочеты: разведка обороны противника была организована слабо, мы не сумели подавить многие его огневые точки. К тому же комдив почему-то принял решение нанести по поселку фронтальный [216] удар. И это, повторяю, силами одной лишь только дивизии, потерявшей в предыдущих боях более трети своего состава! Хорошо хоть то, что генерал В. А. Ревякин после первых же неутешительных докладов из полков понял свою ошибку и приказал выйти из боя.
Спустя час у него состоялся долгий и, видимо, не особенно приятный разговор по телефону с командармом. Во всяком случае комдив отошел от аппарата побагровевший. Коротко бросил нам с Серебряковым:
- Приказано как следует подготовиться к повторной атаке. Срок четыре дня. Нам придаются сорок четвертая кавалерийская дивизия и семнадцатая стрелковая бригада. Кроме того, подразделения из первой гвардейской танковой бригады.
Вот это было уже веселее. Мы начали тщательно готовиться к захвату Крюково. Наблюдением и ночными поисками удалось точно установить места огневых точек противника, позиции его артиллерии и минометов, расположение минных полей. В каждом стрелковом батальоне, намечавшемся для действий в первом эшелоне, сформировали по две штурмовые группы для уничтожения закопанных в землю фашистских танков, которые противник применял как неподвижные огневые точки. В состав этих групп включили стрелков, расчеты с противотанковыми ружьями, саперов с подрывными средствами и химиков с дымовыми шашками. И что особенно важно, командирам всех степеней были выданы аэрофотоснимки района Крюково, что позволило им еще раз уточнить данные об обороне противника, полученные наземной разведкой.
Дня через три комдив снова вызвал командиров частей на совещание. Внимательно выслушал мнение каждого командира полка. И лишь после этого вынес свое решение: охват основными силами дивизии крюковского узла обороны при одновременной фронтальной атаке его частью сил...
...Противник оставил Крюково и прилегающие к нему другие населенные пункты. Дивизия выполнила свою задачу. А 10 декабря ее, измотанную в боях, решением командарма вывели во второй эшелон. Мы получили кратковременную передышку. http://militera.lib.ru/memo/russian/sb_na_zemle_v_nebesah_i_na_more_1/06.html
Дивизия в эти дни вела тяжелейшие бои за Крюково и естественно, никакого Кривицкого там и близко не было. Попасть в дивизию он мог только после 10 декабря, когда она была выведена в Нахабино, где и находилась с 15.12.1941 по 19.01.1942 до отправки на Северо-Западный фронт в составе 2-го гвардейского стрелкового корпуса.
Вот что пишет в своих воспоминаниях командир 8гвсд Чистяков Иван Михайлович -
На следующий день явился я к генералу А. И. Лизюкову. Представился. Обнялись. Расцеловались. Спросил, есть ли [60] настроение командовать Панфиловской дивизией. Затем Александр Ильич сообщил:
- Создается 2-й гвардейский стрелковый корпус, который сосредоточивается в районе Валдая в Калининской области и входит в состав Северо-Западного фронта, Туда и вам надо прибыть с дивизией.
Тяжело мне было расставаться со своими моряками. За время ожесточенных оборонительных и наступательных боев под Москвой свыкся, родными стали мне эти исключительно мужественные и отважные люди. Попрощался со всеми подразделениями и 18 января 1942 года прибыл в Нахабино, где находился штаб 8-й гвардейской стрелковой дивизии...
В конце января наша дивизия прибыла на Северо-Западный фронт в районе Валдая.http://militera.lib.ru/memo/russian/chistyakov_im/index.html
Кривицкий подробно описывает свою встречу с генералом Панфиловым, совместное чаепитие и долгие разговоры.
Вскоре после этого разговора я писал ночью в редакции по четырем строчкам политдонесения первую передовую о двадцати восьми панфиловцах, их вожаке Клочкове-Диеве. А спустя два дня погиб генерал Панфилов.
Т.е. получается, что Кривицкий написал передовую статью про 28 панфиловцев за два дня до смерти генерала Панфилова? Как такое могло быть?
Это было 19 ноября 1941 года. Минный осколок пробил Ивану Васильевичу грудь, когда он стоял возле избы, возможно, той самой, где мы пили чай.
Вобще-то Панфилов погиб 18 ноября 1941, а статью Кривицкий написал 27 ноября. Сомневаюсь, что Кривицкий вообще встречался с Панфиловым и бывал в дивизии до его гибели. По-крайней мере об этой встрече должны были остаться какие-то свидетельства. Например, статья или заметка в Красной звезде.
17 ноября вышел Приказ народного комиссара обороны № 339 о преобразовании 316-й стрелковой дивизии в 8-ую гвардейскую стрелковую дивизию и Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении дивизии орденом Красного Знамени за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество. По этому поводу в дивизию приехали корреспонденты центральных газет, среди которых Кривицкого не было. 19 ноября в Правде и Известиях вышли статьи о 8гсд, где были описаны некоторые эпизоды октябрьских боёв дивизии на Волоколамском УР.
В главе "Как твердеет «военная косточка»" Кривицкий пишет -
Помню, во время знаменитого боя за деревню Крюково в первые дни нашего наступления под Москвой добрались мы с Логвиненко до узла связи. Усталый, почерневший - он только что выскочил из огненного пекла - Логвиненко опустился на лавку, переводя дух.
Как известно, 8гвсд вела бои за Крюково с 29.11 по 08.12.41 Это было уже после выхода статьи "Завещание 28 павших героев", после написания которой Кривицкий якобы выехал в Нахабино.
Далее в главе "Защитите Москву!" Кривицкий описывает приезд в дивизию делегации из Казахстана, которая привезла несколько вагонов с подарками. Известно, что делегация приехала в дивизию 18 декабря, когда дивизия находилась в Нахабино.
В той же главе Кривицкий пишет -
Я находился в дивизии, когда еще был жив незнакомый мне Клочков, когда не грянули еще решающие бои за Москву. Может быть, это он стоял тогда у огромной ели, запорошенный снегом, с густыми заиндевевшими бровями. Этакий сказочный дед-мороз, вооруженный автоматом, лет тридцати от роду. Отряхнувшись, он достал из кармана своего полушубка большое темно-красное яблоко, аккуратно вытер его видавшим виды платком и надкусил с явным удовольствием. У меня даже слюнки потекли. Яблоками Москва не баловала, а тут, на фронте, среди снегов, в жестко-морозный денек - и вдруг такое румяное, сочное... Дед-мороз посмотрел на меня, снова сунул руку в карман, извлек оттуда близнеца-яблочко, не хуже первого, и протянул мне.
- Откуда?
- Казахстан, - односложно ответил дед-мороз.
Оказалось, в те дни дивизия принимала гостей из Алма-Аты.
Когда это было? Дивизия прибыла на Волоколамский УР 10-11.10.1941. С 14.10.1941 начались боевые действия. 17.10 Кривицкий выехал в Куйбышев и вернулся примерно через 10 дней. Пауза в боях была в первой половине ноября 1941-го.
Далее идёт совершенно феерическая глава под названием “Красная площадь, 7 ноября 1941 года”, в которой написано о якобы присутствии политрука 4 стрелковой роты 2 стрелкового батальона 1075 стрелкового полка 316 стрелковой дивизии Василия Георгиевича Клочкова на параде в Москве 7.11.1941.
Ветреный снежный ноябрь 1941 года. От передовых позиций до Москвы рукой подать.
Политрук Клочков брился в блиндаже при свете электрического фонарика. Мутный рассвет повис на ветвях холодных сосен. Клочков брился и пел. В кармане его гимнастерки лежал билет на Красную площадь. Это знал весь полк, и весь полк ему завидовал.
Кончив бритье, Клочков плотно позавтракал, перекидываясь шутками с протиравшим глаза капитаном Гундиловичем, потом надел шинель и перетянул ее крест-накрест ремнями. [56]
До шоссе Клочков добрался пешком - было недалеко - и с первой же попутной машиной поехал в Москву. Он приехал в город рано. На Красную площадь еще не пускали. Он прошел сквозь оцепление к Каменному мосту - любимое его место в Москве. Оттуда виден и Кремль и уходящая во все стороны огромная, словно заколдованная в этот утренний час, столица.
Так, по рассказу Гундиловича, начал день 7 ноября политрук Клочков-Диев.
Т.е. о присутствии Клочкова на параде Кривицкий узнал от командира 4-ой роты капитана Гундиловича. Далее Кривицкий пишет -
И я в эти минуты шагал, наверно, по тем же улицам, что и Клочков, направляясь на Красную площадь. Может быть даже, мы стояли невдалеке друг от друга на трибунах возле Мавзолея, а может быть, и рядом. Откуда мне было знать, что вот этот политрук, круглолицый, с живыми глазами, во фронтовой измятой шинели, ничем по внешнему виду не отличавшийся от других командиров - делегатов подмосковных полков и дивизий, через несколько дней поведет людей на подвиг, которому суждено остаться в веках!
Т.е. как будто бы он сам присутствовал на параде на Красной площади 7.11.1941.
Далее Кривицкий пишет пафосную ерунду, граничащую с безграмотностью -
Издали лица бойцов неразличимы. И на мгновение чудится, будто там, напротив, стоят ратники Дмитрия Донского, которых собрал он здесь, на площади, 561 год назад, чтобы вести на битву с Мамаем. И они пошли тремя колоннами по большому пути, пролегавшему там, где высятся ныне цветные купола Василия Блаженного…
Какая-такая "Красная площадь" была в 1380 году?
Могли ли Кривицкий и Клочков присутствовать на параде на Красной площади 7.11.1941?
Вот что пишет в своей книге редактор Красной звезды Давид Ортенберг -
В ночь на 7 ноября позвонили из ГлавПУРА: «Красной звезде» выделены три пригласительных билета и один служебный пропуск. Не сказали, что на парад. Сказали: «На Красную площадь». Один из пригласительных билетов - на мое имя. Спросили: «Кому выписать остальные?» Я попросил: билеты выдать Марку Вистинецкому и Александру Бейленсону, а пропуск - фотокорреспонденту Александру Боровскому.
И билеты и пропуск были доставлены нам рано утром, когда мы только-только подписали в печать полосы праздничного номера «Красной звезды». Начало парада - в 8 утра. Из предосторожности - на два часа раньше обычного. Спать уже некогда, да и не спалось нам, даже не сиделось на месте. Отправились на Красную площадь пешком.
...Был у нашей редакции большой друг - член Военного совета Московской зоны обороны дивизионный комиссар Константин Федорович Телегин. Мне довелось вместе с ним воевать на севере зимой 1939-1940 годов. Моя дружба с Телегиным шла на пользу газете, он всегда держал нас в курсе жизни войск столичного гарнизона и всего Московского военного округа. Вот и теперь рассказал мне кое-что о подготовке к параду. Командирам частей, отобранных для парада, сказали, что москвичам очень хочется посмотреть, каковы защитники столицы. Нужно, мол, хорошенько подготовиться к такому смотру, чтобы не ударить лицом в грязь. Показать себя в строю, на марше. Смотр состоится в районе Крымского моста...
Только после торжественного заседания на станции метро «Маяковская», ближе к полночи, перед командирами частей раскрыли секрет. Лишь [253] перед ними! А войскам было объявлено о параде уже на подходе к Красной площади. http://militera.lib.ru/memo/russian/ortenberg_di1/06.html
Известно, что подготовка к параду на Красной площади 7.11.1941 и сам парад проходили в обстановке глубочайшей секретности и присутствовать на нём мог лишь узкий круг людей, что собственно и подтверждают воспоминания Ортенберга. Кривицкого в составе приглашённых на парад от Красной звезды не было, что и следовало ожидать.
В предыдущей главе "Политрук Василий Клочков-Диев" Кривицкий цитирует выдержку из письма Клочкова жене -
Сегодня, Нинок, был в Москве на параде, а вечер мы провели в землянках и окопах, но провели неплохо, даже выпили. Конечно, вспомнил и тебя и дочь. Жив буду, расскажу обо всем, а рассказывать есть о чем!
Скан оригинала письма мне найти не удалось, но на одном из сайтов нашёл выдержки из писем Клочкова жене, в одном из них он написал -
Сегодня, Нинок, мы провели праздник в землянках и окопах, провели неплохо, даже и выпили, конечно, вспомнил тебя и дочурку.
Вернусь, расскажу обо всем, а рассказывать есть о чем. Нинок, сколько раз вы получали от меня деньги? 6 ноября 1941 г. выслал вам 400 рублей. https://www.molodguard.ru/heroes732.htm
В общем-то и так было понятно, что Кривицкий написал неправду. Не мог Гундилович ничего ему говорить о присутствии Клочкова на параде на Красной площади 7.11.1941, ибо не было этого.
Продолжение следует.