(no subject)
"Ты спрашиваешь, как здесь (в Москве - прим. моё) дела. Если коротко, надежда на то, что обступившее со всех сторон коричневое море состоит из шоколада, тает даже у самых закаленных оптимистов. Причем, как остроумно замечает реклама, тает не в руках, а во рту.
В Москве строят небоскребы, съедают тонны суши и вчиняют миллиардные иски. Но этот бум имеет мало отношения к экономике. Просто сюда со всей России стекаются деньги и немного увлажняют здешнюю жизнь перед уходом в офшорное гиперпространство. Помнится, ты говорила, что основное противоречие современной эпохи - противоречие между деньгами и кровью. В Москве его остроту удается сгладить за счет того, что кровь пока еще льется далеко, а деньги всегда у кого-то другого. Но все это до поры до времени.
Здешняя жизнь настолько самобытна и неповторима, что нужен провидец вроде Освальда Шпенглера, чтобы верно ухватить ее суть. С точки зрения Шпенглера, в основе любой культуры лежит некий таинственный принцип, проявляющийся во множестве не связанных между собой феноменов. Например, есть глубокое внутреннее родство между круглой формой монеты и стеной, окружавшей античный город, и так далее. Я думаю, займись Шпенглер современной Россией, его в первую очередь заинтересовал бы тот же вопрос, что и тебя - о местной элите.
Она действительно уникальна. Тебя дезориентировали: еще ни у кого не стало больше денег от того, что они «покрутились» вокруг этой публики. Денег от такой процедуры может стать только меньше, иначе элита не была бы элитой. В древние времена в Поднебесной любой чиновник стремился принести пользу на всеобщем пути вещей. А тут каждый ставит на этом пути свой шлагбаум, который поднимает только за деньги. И суть здешнего общественного договора заключена именно в таком подъеме шлагбаумов друг перед другом.
Элита здесь делится на две ветви, которые называют «хуй сосаети» (искаженное «high society») и «аппарат» (искаженное «upper rat»). «Хуй сосаети» - это бизнес-коммьюнити, пресмыкающееся перед властью, способной закрыть любой бизнес в любой момент, поскольку бизнес здесь неотделим от воровства. А «аппарат» - это власть, которая кормится откатом, получаемым с бизнеса. Выходит, что первые дают воровать вторым за то, что вторые дают воровать первым. Только подумай о людях, сумевших построиться в это завораживающее каре среди чистого поля. При этом четкой границы между двумя ветвями власти нет - одна плавно перетекает в другую, образуя огромную жирную крысу, поглощенную жадным самообслуживанием. Неужели ты захочешь крутиться вокруг этого чавкающего уробороса? Так называется алхимический символ - кусающая себя за хвост змея, - но в нашем случае здесь проглядывают скорее урологические коннотации.
Реформы, про которые ты слышала, вовсе не что-то новое. Они идут здесь постоянно, сколько я себя помню. Их суть сводится к тому, чтобы из всех возможных вариантов будущего с большим опозданием выбрать самый пошлый. Каждый раз реформы начинаются с заявления, что рыба гниет с головы, затем реформаторы съедают здоровое тело, а гнилая голова плывет дальше. Поэтому все, что было гнилого при Иване Грозном, до сих пор живо, а все, что было здорового пять лет назад, уже сожрано. (Выделено мной) Здешний «upper rat» мог бы рисовать на своих знаменах не медведя, а эту рыбью голову. Хотя медведь - тоже остроумный выбор: это международный символ экономической стагнации, к тому же есть выражение «брать на лапу». У эскимосов насчитывают тридцать слов для описания разных видов снега, а в современном русском - примерно столько же идиом для обозначения дачи взятки должностному лицу.
Но русские все равно любят свою страну, а их писатели и поэты традиционно сравнивают этот порядок с гирей на ноге волшебного исполина - иначе, мол, помчался бы слишком быстро... Ох, не знаю. Уже давно не видно никакого исполина, а только нефтяная труба и висящая на ней крыса, делающая себе мистический автокефальный уроборос. Иногда мне кажется, что единственная цель русского существования - тащить ее по заснеженной пустыне, пытаясь найти в этом геополитический смысл и вдохновить им малые народы.
Если разобрать еще два связанных между собой аспекта местной культуры - строго табуированную лексику, на которой происходит повседневное общение между людьми, и законы, по которым общепринятый уклад жизни является уголовным преступлением (что накладывает на лица всех жителей несмываемую печать греха), - получится краткое описание гештальта, к которому ты собираешься в гости. Вообще этот список можно продолжать бесконечно: в него попадут сейфовые двери квартир, метафизические блокбастеры, в которых добро дает кормиться злу за то, что зло дает кормиться добру, и так далее. Но хватит об этом.
Лучше поделюсь профессиональными наблюдениями о перспективах здешней карьерной девушки («карьерная» от слова «карьера», а не «карьер»). Есть одна тюремная игра, которую интеллигенты называют «Робинзон», а интеллектуалы - «Ultima Thule». Заключается она в следующем: мужчина садится в бадью с водой таким образом, что над поверхностью оказывается только головка его пениса. Затем он вынимает из спичечного коробка заранее заготовленную муху с оторванными крылышками и выпускает ее на этот маленький островок. Наблюдение за бесцельными блужданиями несчастного насекомого по крайней плоти (отсюда название игры) и составляет суть этого мрачного северного развлечения. Это медитация над безысходностью существования, одиночеством и смертью. Катарсис здесь достигается за счет стимуляции головки члена, которую производит муха, быстро перебирая своими лапками. Существует разновидность этой игры, которую интеллигенты называют «Атлантида», а интеллектуалы - «Китеж духа». Но подробности здесь настолько мрачны, что я не стану портить тебе сон, приводя их.
Поверь, сестричка, приехав сюда, ты будешь чувствовать себя бескрылой мухой, блуждающей по островам архипелага, о котором все главное уже сказал человечеству Солженицын. Стоит ли менять твое море и солнце на эту трудную судьбу? Да, денег здесь больше. Но поверь, у здешних обитателей все они уходят на то, чтобы хоть понарошку, хотя бы в героиново-алкогольном дурмане, приблизиться к тому потоку счастья и радости, в котором проходит твоя жизнь."
Виктор Пелевин
Священная книга оборотня
В Москве строят небоскребы, съедают тонны суши и вчиняют миллиардные иски. Но этот бум имеет мало отношения к экономике. Просто сюда со всей России стекаются деньги и немного увлажняют здешнюю жизнь перед уходом в офшорное гиперпространство. Помнится, ты говорила, что основное противоречие современной эпохи - противоречие между деньгами и кровью. В Москве его остроту удается сгладить за счет того, что кровь пока еще льется далеко, а деньги всегда у кого-то другого. Но все это до поры до времени.
Здешняя жизнь настолько самобытна и неповторима, что нужен провидец вроде Освальда Шпенглера, чтобы верно ухватить ее суть. С точки зрения Шпенглера, в основе любой культуры лежит некий таинственный принцип, проявляющийся во множестве не связанных между собой феноменов. Например, есть глубокое внутреннее родство между круглой формой монеты и стеной, окружавшей античный город, и так далее. Я думаю, займись Шпенглер современной Россией, его в первую очередь заинтересовал бы тот же вопрос, что и тебя - о местной элите.
Она действительно уникальна. Тебя дезориентировали: еще ни у кого не стало больше денег от того, что они «покрутились» вокруг этой публики. Денег от такой процедуры может стать только меньше, иначе элита не была бы элитой. В древние времена в Поднебесной любой чиновник стремился принести пользу на всеобщем пути вещей. А тут каждый ставит на этом пути свой шлагбаум, который поднимает только за деньги. И суть здешнего общественного договора заключена именно в таком подъеме шлагбаумов друг перед другом.
Элита здесь делится на две ветви, которые называют «хуй сосаети» (искаженное «high society») и «аппарат» (искаженное «upper rat»). «Хуй сосаети» - это бизнес-коммьюнити, пресмыкающееся перед властью, способной закрыть любой бизнес в любой момент, поскольку бизнес здесь неотделим от воровства. А «аппарат» - это власть, которая кормится откатом, получаемым с бизнеса. Выходит, что первые дают воровать вторым за то, что вторые дают воровать первым. Только подумай о людях, сумевших построиться в это завораживающее каре среди чистого поля. При этом четкой границы между двумя ветвями власти нет - одна плавно перетекает в другую, образуя огромную жирную крысу, поглощенную жадным самообслуживанием. Неужели ты захочешь крутиться вокруг этого чавкающего уробороса? Так называется алхимический символ - кусающая себя за хвост змея, - но в нашем случае здесь проглядывают скорее урологические коннотации.
Реформы, про которые ты слышала, вовсе не что-то новое. Они идут здесь постоянно, сколько я себя помню. Их суть сводится к тому, чтобы из всех возможных вариантов будущего с большим опозданием выбрать самый пошлый. Каждый раз реформы начинаются с заявления, что рыба гниет с головы, затем реформаторы съедают здоровое тело, а гнилая голова плывет дальше. Поэтому все, что было гнилого при Иване Грозном, до сих пор живо, а все, что было здорового пять лет назад, уже сожрано. (Выделено мной) Здешний «upper rat» мог бы рисовать на своих знаменах не медведя, а эту рыбью голову. Хотя медведь - тоже остроумный выбор: это международный символ экономической стагнации, к тому же есть выражение «брать на лапу». У эскимосов насчитывают тридцать слов для описания разных видов снега, а в современном русском - примерно столько же идиом для обозначения дачи взятки должностному лицу.
Но русские все равно любят свою страну, а их писатели и поэты традиционно сравнивают этот порядок с гирей на ноге волшебного исполина - иначе, мол, помчался бы слишком быстро... Ох, не знаю. Уже давно не видно никакого исполина, а только нефтяная труба и висящая на ней крыса, делающая себе мистический автокефальный уроборос. Иногда мне кажется, что единственная цель русского существования - тащить ее по заснеженной пустыне, пытаясь найти в этом геополитический смысл и вдохновить им малые народы.
Если разобрать еще два связанных между собой аспекта местной культуры - строго табуированную лексику, на которой происходит повседневное общение между людьми, и законы, по которым общепринятый уклад жизни является уголовным преступлением (что накладывает на лица всех жителей несмываемую печать греха), - получится краткое описание гештальта, к которому ты собираешься в гости. Вообще этот список можно продолжать бесконечно: в него попадут сейфовые двери квартир, метафизические блокбастеры, в которых добро дает кормиться злу за то, что зло дает кормиться добру, и так далее. Но хватит об этом.
Лучше поделюсь профессиональными наблюдениями о перспективах здешней карьерной девушки («карьерная» от слова «карьера», а не «карьер»). Есть одна тюремная игра, которую интеллигенты называют «Робинзон», а интеллектуалы - «Ultima Thule». Заключается она в следующем: мужчина садится в бадью с водой таким образом, что над поверхностью оказывается только головка его пениса. Затем он вынимает из спичечного коробка заранее заготовленную муху с оторванными крылышками и выпускает ее на этот маленький островок. Наблюдение за бесцельными блужданиями несчастного насекомого по крайней плоти (отсюда название игры) и составляет суть этого мрачного северного развлечения. Это медитация над безысходностью существования, одиночеством и смертью. Катарсис здесь достигается за счет стимуляции головки члена, которую производит муха, быстро перебирая своими лапками. Существует разновидность этой игры, которую интеллигенты называют «Атлантида», а интеллектуалы - «Китеж духа». Но подробности здесь настолько мрачны, что я не стану портить тебе сон, приводя их.
Поверь, сестричка, приехав сюда, ты будешь чувствовать себя бескрылой мухой, блуждающей по островам архипелага, о котором все главное уже сказал человечеству Солженицын. Стоит ли менять твое море и солнце на эту трудную судьбу? Да, денег здесь больше. Но поверь, у здешних обитателей все они уходят на то, чтобы хоть понарошку, хотя бы в героиново-алкогольном дурмане, приблизиться к тому потоку счастья и радости, в котором проходит твоя жизнь."
Виктор Пелевин
Священная книга оборотня