Как умирают в юном возрасте. Рассказ
Ее звали Марина, а, возможно, Вика или, что даже более уместно София. Да, пусть будет София. Молодая девушка, всего только двадцати лет. Она выглядела немного младше, может быть, на шестнадцать или семнадцать. Ее мягкие, округлые щеки мопса придавали лицу детскую несерьезность и младенческий оттенок. Старательный кроткий ребенок.
София сидела на деревянной скамейке. Набережная тонула в закате. Бетонные плиты прятали куски розово-золотых полос. Девочка слушала музыку. Что-то невыразительное и приятное. Перебегая глазами с тела на тело, она наблюдала за шлепающими ботинками, стучащими по плитам каблуками. Ветер, по вечернему сонный и раздраженный, налетал неожиданно, балуясь с прядями длинных волос. То, кладя их на плечи, то ударяя ими маленькое пухлое лицо.
София стабильно, как шестеренка в заведенных часах, поправляла волосы, стоило им упасть на глаза или пощекотать нос.
Университет сегодня отпустил ее. Пять пар прошли заметно, тяжело, словно вязкая резина, столь крепкая, что никак не может порваться. Даже от сильного напряжения. Учеба не радовала девушку. Преподаватели, пространно беседующие на отвлеченные темы, облокотившись на кафедру. Предметы, смысл которых она не могла разуметь, чуждость системы и детей, ее окружающих, пугали девушку. Она не хотела это изучать, трезвым умом понимала, что попала не туда. Ей говорили. Преподаватели в школе, позже в университете. Говорили, что за руль жизни она села не в ту машину.
Она не могла остановиться. Два года прошло. Сначала хотела отступить, потом побоялась. Выбрала, где сложнее, где перспективнее. Фу, слово такое, без значения, - «перспективнее». И София училась. Как крестьянин в поле, пахала на сессиях, срезая тонкие колоски информации и бережно утрамбовывая в мозг. Аппарат барахлил и кряхтел,выплевывая всю непонятность обратно.
Она могла бы сейчас читать. Учить латынь, но София покорно зубрила формулы. Сначала было не так страшно, однако, когда остался позади рубеж двадцати лет, дрожь прошла по телу.
Что я сделала? Где сейчас нахожусь? В какой реальности существую?
Ни в какой.
Кидаясь на протяжении взросления от одной идеи к другой, загораясь и перегорая, словно некачественная лампочка, София к данному моменту не приобрела ни одного практического навыка. Она ничего не умела, не развила ни один талант, компенсируя лень мозгов усердием физических действий.
Она не мыслила себя в будущем времени. По-прежнему металась между красочными мечтами, не способная выбрать одну, и не решающаяся заняться всеми. Страх постоянно сковывал железом кости. Стеснение и стыд перед абсолютно незнакомыми людьми, не давали ей сделать лишних движений.
Были, были попытки вырываться вперед, проявлять инициативу, теплились в ней еще тусклые зачатки лидерства. Все сошло на нуль. Приближаясь к нему, но его не достигая. Разочарование от осознания этого било по лицу как холодный, раздраженный ветер.
Музыкальные композиции сменяли друг друга почти незаметно. Они скользили по ушам тонкой гладью, не касаясь разума и не оставаясь в памяти. Как внешний фон ее обреченных, усталых дум.
Двадцать лет казались ей особенной чертой. Рубеж, к которому она хотела многое сделать. София оказалась на финише с нулевым результатом, оставшимися планами и пилящей ее изнутри неудовлетворенностью.
Мысли о необходимости изменений посещали ее часто, но активность после учебы угасала, и, бродя по дому, она проживала незаметно оставшиеся до сна и следующего дня часы.
Сидя на деревянной скамейке, София размышляла, сможет ли она когда-нибудь продвинуться вперед? Пусть как муравей, пусть медленно и тяжело, но к цели. Потом к девушке пришла другая мысль: «Но ведь у меня нет цели». Она не знала, куда хочет вложить душу. Таланты умирали в ней с каждой минутой пустого нахождения в пространстве. Умирали, не способные воскреснуть.
София встала. Было неловко долго сидеть на одном месте, будто ожидая кого-то. Она оправила бежевую юбку и оранжевую блузку.
Она решила не думать. Перестать волноваться и пуститься плыть легко, перевернувшись на спину и растопырив ноги и руки звездочкой. София пошла вдоль набережной, слушая безликую музыку и периодически смотря на беспокойную от кричащего ветра воду.
Тогда именно София и умерла. Как и многие, она умерла молодой. Умерла, вполне продолжая жить. Потому что, если человек однажды решил для себя не думать, значит, он добровольно пришел на кладбище и прыгнул в откопанную ранее специально для него могилу. Вот так.