две
"Вместе с Хиршем мы вернулись в его магазин. За окнами в потоках света,
шума и людской толчеи пробуждалась ночная жизнь большого города. Свет мы
зажигать не стали -- его было достаточно и так. Невидимая плоскость оконного
стекла отгораживала нас от шума. Мы сидели в магазине, как в пещере, и
мелькания огней с улицы двойными контурами отражались в огромных, округлых и
выпуклых зрачках телевизионных экранов. Ни один из телевизоров не был
включен, они молчаливо сгрудились вокруг нас, и казалось, мы перенеслись в
безмолвный мир робототехники будущего, где все, что там, за окном, вертелось
в агрессивной, потной, пугливой и мучительной человеческой кутерьме, а здесь
уступило место безукоризненному и бесчувственному совершенству технических
решений.
--Даже странно, до чего здесь, в Америке, все по-другому, -- сказал
Хирш. -- Ты не находишь?"
---------------
"Я взял газеты, которые дал мне Левин. По-английски я понимал плохо, так что читал с трудом. Еще на корабле я одолжил у одного сирийца французский учебник английской грамматики; какое-то время этот сириец даже давал мне уроки. Уже здесь, когда его выпустили, он оставил книгу мне в подарок, и я продолжал занятия. Произношение я с грехом пополам осваивал при помощи портативного граммофона, который привезла с собой на остров Эллис семья польских эмигрантов. Там было около дюжины пластинок, которые все вместе составляли курс английского. Граммофон по утрам выносился из спального в дневной зал, вся семья усаживалась перед ним где-нибудь в уголке и учила английский. Они рьяно и почти подобострастно вслушивались в неторопливый, сытый голос диктора, пока тот нудно рассказывал про жизнь воображаемой четы англичан, мистера и миссис Браун, -- у тех был дом, сад, сыновья и дочери, которые исправно ходили в школу и делали домашние задания, в то время как сам мистер Браун, у которого имелся еще и велосипед, ездил на этом велосипеде в контору, где он служил, а миссис Браун при всем при том поливала цветы, готовила обед, носила передник и густые черные волосы. Несчастные эмигранты каждый день истово жили вместе с семьей Браунов этой сонной жизнью, их уста раскрывались и закрывались в такт речениям диктора, как при замедленной киносъемке, а вокруг, кто стоя, кто сидя, грудились все, кому тоже хотелось поживиться знаниями. Со стороны, особенно в сумерки, казалось, будто сидишь возле пруда со старыми карпами, которые лениво всплывают на поверхность, раскрывая и закрывая рты в ожидании подкормки. "
Эрих Мария Ремарк.
"Земля обетованная"
шума и людской толчеи пробуждалась ночная жизнь большого города. Свет мы
зажигать не стали -- его было достаточно и так. Невидимая плоскость оконного
стекла отгораживала нас от шума. Мы сидели в магазине, как в пещере, и
мелькания огней с улицы двойными контурами отражались в огромных, округлых и
выпуклых зрачках телевизионных экранов. Ни один из телевизоров не был
включен, они молчаливо сгрудились вокруг нас, и казалось, мы перенеслись в
безмолвный мир робототехники будущего, где все, что там, за окном, вертелось
в агрессивной, потной, пугливой и мучительной человеческой кутерьме, а здесь
уступило место безукоризненному и бесчувственному совершенству технических
решений.
--Даже странно, до чего здесь, в Америке, все по-другому, -- сказал
Хирш. -- Ты не находишь?"
---------------
"Я взял газеты, которые дал мне Левин. По-английски я понимал плохо, так что читал с трудом. Еще на корабле я одолжил у одного сирийца французский учебник английской грамматики; какое-то время этот сириец даже давал мне уроки. Уже здесь, когда его выпустили, он оставил книгу мне в подарок, и я продолжал занятия. Произношение я с грехом пополам осваивал при помощи портативного граммофона, который привезла с собой на остров Эллис семья польских эмигрантов. Там было около дюжины пластинок, которые все вместе составляли курс английского. Граммофон по утрам выносился из спального в дневной зал, вся семья усаживалась перед ним где-нибудь в уголке и учила английский. Они рьяно и почти подобострастно вслушивались в неторопливый, сытый голос диктора, пока тот нудно рассказывал про жизнь воображаемой четы англичан, мистера и миссис Браун, -- у тех был дом, сад, сыновья и дочери, которые исправно ходили в школу и делали домашние задания, в то время как сам мистер Браун, у которого имелся еще и велосипед, ездил на этом велосипеде в контору, где он служил, а миссис Браун при всем при том поливала цветы, готовила обед, носила передник и густые черные волосы. Несчастные эмигранты каждый день истово жили вместе с семьей Браунов этой сонной жизнью, их уста раскрывались и закрывались в такт речениям диктора, как при замедленной киносъемке, а вокруг, кто стоя, кто сидя, грудились все, кому тоже хотелось поживиться знаниями. Со стороны, особенно в сумерки, казалось, будто сидишь возле пруда со старыми карпами, которые лениво всплывают на поверхность, раскрывая и закрывая рты в ожидании подкормки. "
Эрих Мария Ремарк.
"Земля обетованная"