В последний раз о Третьей мировой...
Ну и последний фрагмент из неоконченной писанины, которая изначально называлась "Осенью 2008-го"...
* * *
Младший лейтенант Александр Боянович Занданов был личностью колоритной. Год назад он окончил улан-удинский политехнический институт и сразу завербовался в армию. Видимо понимая, что бурятскому инженеру вовек не сыскать такой зарплаты и прочих жизненных благ, какие вполне дадут российскому офицеру. На этом его успехи закончились. Старшие по званию боевые товарищи тут же научили Занданова пить, не закусывая, технический спирт, и тем же спиртом прижигать уретру после половых актов с гарнизонными блядями. Ну а находить алкоголь и блядей в любом населенном пункте и в любое время суток Занданов научился уже самостоятельно. Апофеозом морального разложения молодого бурята стала драка в читинском ресторане «Байкал».
Сослуживцы Занданова отмечали присвоение кому-то очередного воинского звания. В том же ресторане местные уголовники праздновали чье-то освобождение. Поспорили из-за музыки. Бандиты хотели слушать «Депеш мод», военные, естественно, группу «Любэ». Дискуссия об искусстве резко перешла в кровавое побоище, в ходе которого лейтенант Занданов потерял левый глаз и остатки моральных принципов. Командованию части нужно было реагировать на инцидент, и оно прореагировало: Занданова судили судом офицерской чести и разжаловали в младшие лейтенанты. Все это об одноглазом интенданте мы узнали от сизоносого капитана, который стоял впереди нас в очереди за пайком.
Кроме меня, Лимонова и Сони из Бобруйска на учения приехали еще человек десять журналистов: китайцы, американцы, один англичанин, француз, итальянец, почему-то румын, и совсем уж сюрреалистично смотрелся в Магадане журналист из Анголы - довольно пожилой негр - выпускник Университета Дружбы Народов им. Патриса Лумумбы.
Занданов каждому выдал картонную коробку с пайком и армейский котелок.
Тут же снова появился давешний майор, представился как майор Штацкий (из обрусевших поляков) и сказал, что завтра в 6 утра танковая колонна уходит из Магадана на Север. Китайцы на грузовиках поедут через неделю, когда грунтовка окончательно промерзнет. Журналистам как народу непривычному к «тяготам и лишениям воинской службы» полагается особая льгота - путешествовать в кунгах мобильных станций связи и РЭБ. И вставать нам завтра в 5 утра, потому как вспомогательные войска и прочая продовольственно-хозяйственная инфраструктура должна быть на месте первой остановки раньше танковой колонны. До Уэлена надо дойти за пять суток. Три остановки: в Гижиге, Аянке и Канчалане. На марше все питаются сухим пайком, воду набрать в канистры, бриться и мыться, как получится, писать-какать в гигиенические пакеты «фиалка». В местах остановок использованные «фиалки» закопать на глубине не менее полутора метров.
- Да, чуть не забыл, - сказал в конце майор Штацкий, - Если какие вопросы или проблемы - обращайтесь прямо ко мне. Я буду в замыкающем танке. Номер 202.
- У меня есть вопрос, - сказал на чистейшем русском ангольский журналист, предварительно подняв указательный палец. Аянка и Канчалан - это уже зона вечной мерзлоты. Как же мы там, простите, говно будем на полтора метра закапывать? Штацкий внимательно посмотрел на негра, выдержал хорошую паузу и сказал, глядя сквозь собеседника куда-то в сторону Берингова пролива:
- Ты довези еще свое говно до Канчалана…
* * *
- Вот, коллеги, Р-325М2. Станция радиоподавления в диапазоне коротких волн. Базируется на трех машинах ЗИЛ-157. Аппаратная, такелажная и дизельная. Нас больше всего интересует такелажка…
- Я смотрю, Вадя, ты спец…
- Ну не то чтоб совсем спец, я ж все-таки гуманитарий по образованию… Но кое-что из армейской жизни еще помню. Вы будете смеяться, но на этих станциях в такелажках есть печка типа буржуйка. Это на крайний случай. И есть штатный обогреватель - работает на соляре. Есть четыре полки шириной с полутораспальную кровать и самое главное: три гамака, на которых вполне можно спать на ходу, если дорога ровная. А на более современных станциях спальное место для отдыхающей смены метр восемьдесят на шестьдесят сантиметров. И никаких буржуек. Просекаем разницу?
Лимонов опустил металлическую лесенку сзади кунга и взялся рукой за дверцу, а Соня схватила меня за рукав и дернула, разворачивая к себе.
- Так, ребята, я с вами. В смысле, поедем втроем в одной машине…
- О! Репортаж де труа?! - Лимонов улыбался уже из кунга, освещая фонариком его стылое нутро, - Ну-ка земляк, где тут обогреватель включается?
Через 20 минут в кунге было тепло и уютно. Понятно, что в палатку для «пресы» никто возвращаться не собирался. Соня провела инвентаризацию наших припасов. Тушенка, рыбные консервы, галеты, какой-то овощной салат в стеклянных банках, консервированная фасоль, сухофрукты, сахар, чай, сигареты без фильтра с лирическим названием «Дымок», три коробочки «Супрадина» и три упаковки «фиалок» по 72 штуки в каждой.
Соня задумчиво развернула один гигиенический пакет. Мы с Лимоновым деликатно вылезли «типа покурить». Хотя выйти нужно было и без повода. Пока Соня осваивала военные технологии в теплом кунге, мы с ЭВ пошли искать одноглазого каптенармуса. Нам нужно было раздобыть еще матрасы, одеяла и подушки. Потому что в пять утра их могут просто забыть или не успеть нам выдать. Да и зимняя одежда с валенками не помешает. Сколько там той осени?! Еще дня три-четыре и Магадан припорошит снежком. А за Анадырем, там вообще ватные штаны - неотъемлемый элемент национального костюма.
Младший лейтенант Занданов был на боевом посту (то есть на складе) и был мертвецки пьян. Интерьер склада напоминал знаменитую картину Кукрыниксов «Конец». Опершись лбом о дверной косяк, тот самый сизоносый капитан из очереди то ли снимал, то ли обувал сапоги и ценой неимоверных усилий пел песню из мультфильма «Умка»:
Ложкой снег мешая,
Ночь идет большая,
Что же ты, глупышка, не спишь?
Спят твои соседи -
Белые медведи,
Спи скорей и ты, малыш.
Занданов, как бы послушавшись капитана, сладко спал за своим интендантским столом, положив голову между ведомостью выдачи пайков и лиловым бюстгальтером 6-го размера. Хозяйка бюстгальтера, в которой каким-то образом угадывалась военная повариха, лежала под столом и громко храпела. Занданов не реагировал ни на «господин лейтенант!», ни на «нажрался, скотина!» Для полной очистки совести мы вручную подняли веко единственного глаза Занданова и заглянули в бездонный черный зрачок. Даже посветили туда фонариком. Реакции ноль.
* * *
Соня сидела в такелажке с таким выражением лица, как будто она только что увидела, как минимум, инопланетян. А как максимум, второе пришествие парня по имени Джизус Крайст. И не вообще пришествие, а пришествие персональное. Персональный Джизус пришел к Соне через приемную антенну Р-325 и шепнул ей на ушко персональную тайну. Так что хвастаться одеялами и ватниками, экспроприированными со склада, нам с Лимоновым не пришлось. Соня высунулась наружу, огляделась по сторонам, затем плотно прикрыла дверь кунга и, понизив голос до сиплого пьяно, сказала:
- Это не учения. Это война.
* * *
Младший лейтенант Александр Боянович Занданов был личностью колоритной. Год назад он окончил улан-удинский политехнический институт и сразу завербовался в армию. Видимо понимая, что бурятскому инженеру вовек не сыскать такой зарплаты и прочих жизненных благ, какие вполне дадут российскому офицеру. На этом его успехи закончились. Старшие по званию боевые товарищи тут же научили Занданова пить, не закусывая, технический спирт, и тем же спиртом прижигать уретру после половых актов с гарнизонными блядями. Ну а находить алкоголь и блядей в любом населенном пункте и в любое время суток Занданов научился уже самостоятельно. Апофеозом морального разложения молодого бурята стала драка в читинском ресторане «Байкал».
Сослуживцы Занданова отмечали присвоение кому-то очередного воинского звания. В том же ресторане местные уголовники праздновали чье-то освобождение. Поспорили из-за музыки. Бандиты хотели слушать «Депеш мод», военные, естественно, группу «Любэ». Дискуссия об искусстве резко перешла в кровавое побоище, в ходе которого лейтенант Занданов потерял левый глаз и остатки моральных принципов. Командованию части нужно было реагировать на инцидент, и оно прореагировало: Занданова судили судом офицерской чести и разжаловали в младшие лейтенанты. Все это об одноглазом интенданте мы узнали от сизоносого капитана, который стоял впереди нас в очереди за пайком.
Кроме меня, Лимонова и Сони из Бобруйска на учения приехали еще человек десять журналистов: китайцы, американцы, один англичанин, француз, итальянец, почему-то румын, и совсем уж сюрреалистично смотрелся в Магадане журналист из Анголы - довольно пожилой негр - выпускник Университета Дружбы Народов им. Патриса Лумумбы.
Занданов каждому выдал картонную коробку с пайком и армейский котелок.
Тут же снова появился давешний майор, представился как майор Штацкий (из обрусевших поляков) и сказал, что завтра в 6 утра танковая колонна уходит из Магадана на Север. Китайцы на грузовиках поедут через неделю, когда грунтовка окончательно промерзнет. Журналистам как народу непривычному к «тяготам и лишениям воинской службы» полагается особая льгота - путешествовать в кунгах мобильных станций связи и РЭБ. И вставать нам завтра в 5 утра, потому как вспомогательные войска и прочая продовольственно-хозяйственная инфраструктура должна быть на месте первой остановки раньше танковой колонны. До Уэлена надо дойти за пять суток. Три остановки: в Гижиге, Аянке и Канчалане. На марше все питаются сухим пайком, воду набрать в канистры, бриться и мыться, как получится, писать-какать в гигиенические пакеты «фиалка». В местах остановок использованные «фиалки» закопать на глубине не менее полутора метров.
- Да, чуть не забыл, - сказал в конце майор Штацкий, - Если какие вопросы или проблемы - обращайтесь прямо ко мне. Я буду в замыкающем танке. Номер 202.
- У меня есть вопрос, - сказал на чистейшем русском ангольский журналист, предварительно подняв указательный палец. Аянка и Канчалан - это уже зона вечной мерзлоты. Как же мы там, простите, говно будем на полтора метра закапывать? Штацкий внимательно посмотрел на негра, выдержал хорошую паузу и сказал, глядя сквозь собеседника куда-то в сторону Берингова пролива:
- Ты довези еще свое говно до Канчалана…
* * *
- Вот, коллеги, Р-325М2. Станция радиоподавления в диапазоне коротких волн. Базируется на трех машинах ЗИЛ-157. Аппаратная, такелажная и дизельная. Нас больше всего интересует такелажка…
- Я смотрю, Вадя, ты спец…
- Ну не то чтоб совсем спец, я ж все-таки гуманитарий по образованию… Но кое-что из армейской жизни еще помню. Вы будете смеяться, но на этих станциях в такелажках есть печка типа буржуйка. Это на крайний случай. И есть штатный обогреватель - работает на соляре. Есть четыре полки шириной с полутораспальную кровать и самое главное: три гамака, на которых вполне можно спать на ходу, если дорога ровная. А на более современных станциях спальное место для отдыхающей смены метр восемьдесят на шестьдесят сантиметров. И никаких буржуек. Просекаем разницу?
Лимонов опустил металлическую лесенку сзади кунга и взялся рукой за дверцу, а Соня схватила меня за рукав и дернула, разворачивая к себе.
- Так, ребята, я с вами. В смысле, поедем втроем в одной машине…
- О! Репортаж де труа?! - Лимонов улыбался уже из кунга, освещая фонариком его стылое нутро, - Ну-ка земляк, где тут обогреватель включается?
Через 20 минут в кунге было тепло и уютно. Понятно, что в палатку для «пресы» никто возвращаться не собирался. Соня провела инвентаризацию наших припасов. Тушенка, рыбные консервы, галеты, какой-то овощной салат в стеклянных банках, консервированная фасоль, сухофрукты, сахар, чай, сигареты без фильтра с лирическим названием «Дымок», три коробочки «Супрадина» и три упаковки «фиалок» по 72 штуки в каждой.
Соня задумчиво развернула один гигиенический пакет. Мы с Лимоновым деликатно вылезли «типа покурить». Хотя выйти нужно было и без повода. Пока Соня осваивала военные технологии в теплом кунге, мы с ЭВ пошли искать одноглазого каптенармуса. Нам нужно было раздобыть еще матрасы, одеяла и подушки. Потому что в пять утра их могут просто забыть или не успеть нам выдать. Да и зимняя одежда с валенками не помешает. Сколько там той осени?! Еще дня три-четыре и Магадан припорошит снежком. А за Анадырем, там вообще ватные штаны - неотъемлемый элемент национального костюма.
Младший лейтенант Занданов был на боевом посту (то есть на складе) и был мертвецки пьян. Интерьер склада напоминал знаменитую картину Кукрыниксов «Конец». Опершись лбом о дверной косяк, тот самый сизоносый капитан из очереди то ли снимал, то ли обувал сапоги и ценой неимоверных усилий пел песню из мультфильма «Умка»:
Ложкой снег мешая,
Ночь идет большая,
Что же ты, глупышка, не спишь?
Спят твои соседи -
Белые медведи,
Спи скорей и ты, малыш.
Занданов, как бы послушавшись капитана, сладко спал за своим интендантским столом, положив голову между ведомостью выдачи пайков и лиловым бюстгальтером 6-го размера. Хозяйка бюстгальтера, в которой каким-то образом угадывалась военная повариха, лежала под столом и громко храпела. Занданов не реагировал ни на «господин лейтенант!», ни на «нажрался, скотина!» Для полной очистки совести мы вручную подняли веко единственного глаза Занданова и заглянули в бездонный черный зрачок. Даже посветили туда фонариком. Реакции ноль.
* * *
Соня сидела в такелажке с таким выражением лица, как будто она только что увидела, как минимум, инопланетян. А как максимум, второе пришествие парня по имени Джизус Крайст. И не вообще пришествие, а пришествие персональное. Персональный Джизус пришел к Соне через приемную антенну Р-325 и шепнул ей на ушко персональную тайну. Так что хвастаться одеялами и ватниками, экспроприированными со склада, нам с Лимоновым не пришлось. Соня высунулась наружу, огляделась по сторонам, затем плотно прикрыла дверь кунга и, понизив голос до сиплого пьяно, сказала:
- Это не учения. Это война.