Современная демократия (продолжение)
Современная демократия: тенденции, противоречия, исторические иллюзии
М.М. Решетников
Продолжение...
«В доме повешенного о веревке…»
Что произошло в итоге? Мы, по сути, отдали правду и истину на решение «большинства» из 20-25% голосующего меньшинства через всеобщее и равное избирательное право. Мы, все еще считающие, что живем в обществах, якобы, управляемых на основе научных подходов, почему-то самонадеянно решили, что можем добывать правду и истину из количества, пренебрегая качеством. Звучит почти чудовищно: как просвещенное общество могло дойти до такого состояния сознания, что критерием истины стало мнение «большинства» от меньшинства? Такое повальное заблуждение возможно лишь в одном случае - истины не существует. И тогда все становится на свои места: если правды и истины нет, то будем считать за правду и истину то, что признает большинство голосующих. Но пример Украины показывает, что этот принцип, в общем-то, не работает! Можно вообще довести этот принцип до абсурда и поставить саму идею демократии на планетарное голосование, где демократические страны в совокупности вряд ли имеют более 30% голосов.
А поскольку этого не будет, то можно объективно признать, что демократия так долговечна потому, что оказалась самым удобным орудием для реализации не самых высоких человеческих интересов и страстей: борьбы за власть, за индивидуальное и коллективное господство. И уже явно, что сами массы отвергают этот принцип! Другой явной тенденцией является постепенное, но все более заметное «разбавление» политических и экономических противоречий этническими и религиозными, за которыми угадывается все тот же глобальный гуманитарный кризис.
Демократия подразумевает власть как право, а не как обязанность. И всякая высокая идея в демократических обществах существует полу-маргинально («на полях») или умирает. Господство демократии - это, прежде всего, безусловное господство интересов экономически мощных общественных групп и властных элит в их борьбе за власть. И именно в этом причина вырождения демократии и источник ее бесконечного возрождения и восхваления. И многочисленных умолчаний о ее пороках - также.
Немного апологии
С этими тезисами, конечно, можно и будут спорить. Более того, излагаемые позиции будут пытаться представить, как сугубо конъюнктурные, направленные на обоснование новых инициатив действующего Президента России. Но здесь у меня есть одно преимущество: впервые эти идеи были озвучены мной в докладе на Международном семинаре сенаторов Европы, посвященном «Конституционному статусу верхних палат Парламентов», в Совете Федерации РФ 17 октября 2002 года, и тогда же опубликованы впервые. Поэтому я могу сказать, что последовательно поддерживаю апелляцию при поиске новых региональных лидеров не к некомпетентному «большинству от меньшинства», а к квалифицированным выборщикам, каковыми, вне сомнения, в гораздо большей степени являются члены региональных парламентов. Более того, я уверен, что этот принцип следовало бы развивать и качественно трансформировать избирательную систему в целом, создавая коллегии выборщиков с учетом образовательного ценза, ценза оседлости и т.д. Здесь многое, конечно же, требует серьезного осмысления, в частности: как при этом не утратить принцип соревновательности, и не столько с точки зрения персональных имиджей кандидатов или их финансовых, информационных или административных ресурсов, сколько программ, платформ и компетентности.
Мера свободы и мера насилия
Как представляется, в настоящее время уже достаточно очевидно, что гуманистические идеи, ранее составлявшие стержень развития Европейской цивилизации, в ХХ веке последовательно дискредитировались, а «всеобщая свобода» приобрела оттенок «права на неравенство». И, как это не парадоксально, это - естественно. Так как равенство среди исходно неравных людей, предполагает их насильственное приведение к одному «знаменателю» (мы хорошо знаем это по советскому периоду). А если присутствует насилие, значит, нет свободы.
Одновременно с этим, нельзя не замечать, что развитие без насилия непременно порождает еще большее неравенство во всех сферах жизни. И это неравенство будет только нарастать и, соответственно, будет увеличиваться конфликтогенность современного общества. И тогда встает вопрос о «мере насилия» и «мере свободы».
К этому тезису можно было бы добавить еще одно веское обоснование: за последние 30 лет преступность во всем мире возросла в 4 раза, а в самых демократических странах (например, в США) - в 8 раз. В России - также в 8 раз. Средний рост мировой преступности составляет 5% в год. Это что - обязательный атрибут «последовательного развития» демократии или ее побочный продукт?
Может быть, действительно, наступает какая-то иная эпоха. И требуются какие-то иные механизмы общественного и государственного регулирования? Более того, как мне представляется, мы ее еще не назвали, но эта эпоха уже наступила… Еще раз: каковы ее идеи, лозунги и принципы?
Сейчас трудно сказать. Но можно с уверенностью предположить, что эта эпоха будет пост-демократической. Еще раз подчеркну, чтобы избежать нелепых обвинений и спекуляций - не анти-демократической, а пост-демократической. И, безусловно, она будет строиться на основе укрепления государства, а также отказа от все более сомнительных в своей безграничности прав и свобод, как со стороны государства, так и со стороны граждан. Плюс - качественно новая самоорганизация общества, как ответ на угрозы (и всеобщие террористические, и планетарные экологические), перекладывание защиты от которых только на государство и его институты явно безуспешно. Мы уже убедились, что общество без разумного насилия трансформируется в общество беспредела.
Мир явно изменился. Но у нас нет осмысления картины этого изменившегося мира. И даже изменившейся страны. За бесконечными вопросами: «Что делать?» и «Кто виноват?» - бесконечно ускользающим стал вопрос: «Почему это происходит?» и «Зачем вообще все это нужно?!» Вопрос не столько нравственный, сколько стратегически важный для всего последующего развития.
Актуальна ли идея гражданского общества?
Обратимся к понятию «гражданского общества», которое стало одной из фундаментальных идей западной политической культуры. Однако следует признать, что на практике «гражданское общество», как социальный институт, пока нигде и никогда не существовало - это только некая идея, «светлое будущее», сродни коммунистическому, к которому надо стремиться.
Как идеальный общественный строй, в основе которого лежат приоритеты свободной личности, гражданское общество, по мнению западных экспертов, не может отождествляться ни с рыночной экономикой, ни с демократией, а скорее характеризует идеальные представления о желаемом будущем, и что часто опускается - в рамках менталитета западного человека. А у нас иной менталитет (не хуже, не лучше - а иной). Поэтому, скорее всего, реализация этих идей произойдет по типичному сценарию: «Хотели как лучше, а получилось, как всегда». Это понимают даже на Западе. Например, на заключительном заседании последнего Санкт-Петербургского диалога «Путин-Шредер» в Гамбурге (11.09.04) прозвучала «новая идея»: «Россия - это часть Европы, но не часть Запада», - то есть, речь идет не о географическом, а как раз о ментальном (культурном) размежевании, которое у нас пока совершенно не осмыслено. Хотя бездумное копирование западных ментальных образцов (в том числе - законодательств) - это примерно то же самое, что насильственное переодевание нашей гвардии в шотландские клетчатые юбки или внедрение волынки в национальные балалаечные оркестры с уверенностью, что это сильно повысит нашу «европейскость».
В настоящее время под определением «гражданского общества» обычно подразумевается общество свободных граждан с высоким уровнем экономических, социальных, политических, культурных и моральных показателей, которые совместно и наравне с государством реализуют развитые правовые отношения. То есть, речь идет о сообществе равноправных граждан и государства, которые относительно не зависят друг от друга, но взаимодействуют ради общего блага (хотя как можно представить государство отдельно от общества - для меня остается большим вопросом).
Некоторые политологи идут еще дальше, и предполагают, что «гражданское общество» - это не просто общество, существующее предельно и независимо от государства, а совершенно «автономная сфера социального бытия», которая вообще не подлежит контролю и регламентации со стороны власти. То есть, отдельные круги населения создают определенные группы «по интересам» или добровольные объединения, от имени которых осуществляется обеспечение цивилизованных отношений с другими субъектами общественной жизни и государством на основе идей социального партнерства.
Думаю, что в этих идеях легко просматривается дальнейшее развитие демократических идеализаций, но ориентированных уже не на всех граждан, а лишь на экономически независимую и просвещенную часть общества. Таким образом, независимо от того, принимается ли или не принимается эта идея, любая попытка ее реализации связана с качественной характеристикой населения, а именно: наличием или отсутствием в нем (а точнее - безусловной необходимостью преобладания в нем) значительной части экономически независимых и просвещенных граждан. Есть ли они у нас в достаточном количестве? И даже если они вдруг появятся в массовом порядке (только откуда?), как в гражданское общество впишутся те, кто не обладает высокими экономическими, социальными, политическими, культурными и моральными качествами (причем, всеми одновременно)? Что будет с этой частью населения, наши идеологи гражданского общества как-то не предусмотрели. Поэтому совершенно очевидно, что идея гражданского общества в России пока отражает интересы только незначительной, прежде всего - экономически независимой от государства, части общества, которая сейчас в социуме представлена более чем скудно. И преждевременное развитие или продвижение этой идеи вызовет еще большее расслоение общества по идеологическому и имущественному, а затем и по всем прочим признакам. С учетом этого идея построения гражданского общества в современной России воспринимается мной примерно так же, как попытка построения коммунизма в капиталистическом окружении.
О смысловом поле
Если взглянуть на историю двух последних столетий, то легко заметить, что именно просвещенные парламентарии были трибунами и глашатаями новых эпох. Нет ли сейчас у парламентской элиты определенного дистанцирования от этой функции, а именно - осмысления действительности, а если точнее - наполнения современной действительности смыслами, а также - определения вектора социального развития? Не потому ли мы так часто корректируем законы, что не вполне определились по «коренному вопросу»: к какой цели и каким путем мы идем или будем идти?
Никто уже не отрицает, что в предшествующий период современных российских реформ было сделано много ошибок, но сейчас явно прослеживается очень специфический подход к этому «наследию», а именно: «Как бы так все исправить, чтобы ничего не менять?» Так, явно, не получится. Нужны новые нестандартные стратегические инициативы, подходы и решения. И не столько в сфере экономики, сколько в области общественной морали и нравственности
Как ни печально, но наступившее тысячелетие уже мало ассоциируется с идеями «Свободы, равенства, братства». Еще раз тот же вопрос: что взамен?..
В процессе уже упомянутого Международного семинара «Конституционный статус верхних палат Парламентов» с участием парламентариев ведущих стран Европы, неоднократно поднимались проблемы централизации и децентрализации парламентов, приближения их к исполнительной власти и дистанцирования от последней и т.д. Не отражает ли эта дискуссия ситуацию поиска новой идентичности органов представительской власти? И тогда вновь возникает вопрос: на основе каких новых общественных императивов?
Мне трудно сказать какими могут быть эти новые общественные (и лучше бы - не только общеевропейские, а - общемировые) идеалы. Но человек так устроен, что он обязательно должен во что-то верить и на что-то надеяться. Поэтому все предшествующие эпохи опирались на реальные или идеальные гуманитарные концепции. Как можно было бы определить современную гуманитарную концепцию?
Как известно, смысл жизни у каждого конкретного человека появляется тогда, когда у него есть какая-то благая (или даже иллюзорная) цель, общая с другими людьми, и выходящая далеко за рамки его повседневного существования. Есть ли такая цель у нас всех, как Человечества, сейчас? Или хотя бы у России, как страны? На это вопрос нет ответа в рамках подражательной демократии.
Стремление к защищенности и желание быть избавленным от терроризма - это условия, или потребности, но они не могут быть целью жизни, хотя и определяют современное отношение к свободе.
Формирование новой российской культуры
Когда смотришь на наше внутреннее законотворчество, невольно возникает вопрос, а не решили ли мы, потерпев неудачу с коммунистическими подходами к созданию «человека будущего», попробовать решить ту же задачу демократическими методами? Я не говорю уже о международном терроризме, но тому криминальному террору, которому подвергается российское общество, может быть противопоставлен только столь же жесткий анти-террор и, может быть, даже осознанное самоограничение прав и свобод граждан, а уж никак не «дальнейшая демократизация».
Современным психоанализом многократно и убедительно доказано, что человек вовсе не является кладезью добродетелей. Каждый конкретный человек, как био-социальное существо, по своей природе - агрессивен, эгоистичен, самовлюблен, асоциален, совершенно не имеет спонтанной любви к труду, стремится получать удовольствие и удовлетворять свои собственные потребности в их естественных или сублимированных формах, к каковым принадлежат практически все виды стремления к достижению, карьере, власти, побуждение к художественному или научному творчеству. Обобщая эти характеристики, психоанализ объективно признает, что каждый отдельный человек является врагом государства и культуры, так как именно последние налагают запреты, а, независимо от того - осознается это или нет, каждый хотел бы, чтобы именно для него все запреты были сняты. Но и культура, и государство являются не только властно принуждающими, но и карающими (право государства на санкционированное насилие никем не оспаривается), и в силу этого мы принимаем эти запреты, хотя и не любим их. Таким образом, мы становимся людьми в высоком смысле этого слова не столько благодаря, сколько вопреки нашей природе, преодолевая ее. И это, как мне представляется, гораздо больше возвышает Человека, нежели пара-научный тезис о его «природной моральности». Но для формирования любой новой культуры и новых качеств социума требуются десятилетия. И здесь есть свои законы, категорически исключающие возможность каких-либо «больших скачков», в том числе от полуфеодальной культуры советского периода к примитивно понимаемой капиталистической.
Если западная демократия создавалась столетиями на основе последовательного принятия гражданами и государством взаимных обязанностей и обязательств, и исходила преимущественно из потребностей экономически свободного и ответственного гражданина, то российская демократия (в полном смысле слова) «свалилась нам на голову» в одночасье, а затем (что так и не было понято) «укоренялась» не по запросам «экономически свободного и ответственного гражданина» (его просто не было, да и сейчас маловато), а по модели правозащитников, и пусть на меня даже обидятся - в некотором роде «демо-экстремистов». Как тут не вспомнить уже полувековой давности изречение русского философа И. Ильина, что после свержения коммунистического режима России, скорее всего, будет предложена вся и всяческая демократия, и его сакраментальное резюме к этому прогнозу: «У меня есть только один вопрос: кто потом за это все ответит?»
Демократия как психическая реальность
В завершение упомяну о еще одном чрезвычайно важном феномене. Каждый человек живет в мире своей психической реальности, которая заменяет объективную реальность, но никогда в полной мере ей не соответствует. Поясню эту идею на простом примере: я люблю свою жену, и считаю ее прекраснейшей из женщин, но наверняка найдутся миллионы тех, кто с этим не согласится (у них другая психическая реальность). Точно так же строится мое (и каждого) отношение к своему народу, своей истории, своей Родине. И если кто-либо начнет посягать на мою психическую реальность, я буду защищать ее со всей страстностью. При этом есть еще одна закономерность: чем меньше человек уверен в истинности того, что истиной не является, тем больше усилий и агрессивности он проявляет при ее защите. То же самое относится и к психической реальности больших масс людей. Не имеют ли бесконечные заклинания о защите демократии ту же природу?..
Что-то изменилось в мире, и это что-то еще не осмыслено. Позволяет ли старый либерально-демократический дискурс сформировать у населения хоть какие-то представления о векторе движения общества, нравственных идеалах и смыслах бытия, не говоря уже о гуманитарно-правовой стратегии государственной политики? Я думаю, что пока - нет.
Противоречивость современного смыслового поля порой просто поразительна. Например: если действительно, как утверждают некоторые государственные деятели, идет война, как с этим тезисом согласуется идея построения гражданского общества? Как и где его собираются строить? На «поле боя», у которого сейчас, по сути, нет границ?
У меня есть еще одно маленькое подозрение, что столь длительное существование идеи западной демократии в ее «первозданном» виде не в последнюю очередь обусловливалось наличием “alter ego” в форме коммунистического режима и социалистического лагеря, и с распадом последних многие маски западной демократии неизбежно должны быть сброшены. Примеров - уже в XXI веке, более чем достаточно.
В этом кратком сообщении мы совершенно не касались «пограничных» проблем не такого уж далекого будущего, когда (по мере неизбежного усиления процессов глобализации, истощения природных ресурсов и экологических кризисов) ведущим императивом миропорядка станет стратегия выживания (стран и народов), и для гуманитарных проблем останется еще меньше места. Но в любом случая, хотелось бы надеяться, что мы обречены не на бесконечное и все более трагическое противостояние на основе эмоционального волеизъявления масс, а на диалог и понимание на основе научно обоснованных, рациональных и критически взвешенных подходов.
Как мне представляется, Россия уже пережила период подражательной демократии, и сейчас могла бы пойти не по пути фетишизации этой идеи или поиска «истинной демократии», а по пути переосмысления самой идеи демократии, как уже мало адекватной картине современной мира.
Заключение
В заключение, возвращаясь к идее гражданского общества. Пока реалистичным представляется только один из его параметров, а именно: посредническая роль общественных объединений между государственными структурами и гражданами. Но здесь мы тут же сталкиваемся с несколькими противоречиями. Во-первых, власть явно морально не готова к такому сотрудничеству с общественными объединениями граждан (за исключением ею же, властью, созданных «под себя»). В силу этого, например, появившаяся некоторое время тому назад идея «общественной экспертизы» законодательных инициатив «повисела» в воздухе, и благополучно растворилась в нем же. Во-вторых, отсутствие экономически независимых граждан приводит к тому, что абсолютное большинство их объединений оказываются экономически зависимыми от той же власти, спонсоров или грантов, а, следовательно - исходно, в той или иной мере «ангажированными» (исключение составляет, пожалуй, лишь Союз промышленников и предпринимателей). В третьих, в большинстве действующих объединений (начиная от традиционных филателистов и нумизматов, и кончая новыми экологами и антиглобалистами) существует весьма различное понимание того, что есть «общественное благо». Таким образом, здесь еще очень многое требует своего осмысления, как применительно к текущему периоду, так и на перспективу. Но для начала было бы важно уловить хотя бы основные тенденции, выявить ведущие противоречия и избавиться от исторических иллюзий.
Это пока еще далеко не очевидно, но демократия - обречена самим объективным ходом истории. Она умрет, даже если этого - в запале традиционной любви к кумирам и мумиям прошлого - никто не заметит. Хотелось бы, чтобы Общество было хоть немного готово к этой утрате.