«Было бесконечно грустно и бесконечно стыдно»
Генерал Штейфон о республиканской Русской Армии в 1917 году
В Царской армии полковые праздники являлись именинами полка. К этому дню старательно готовились, а если полк стоял в провинциальных городках, то день полкового праздника являлся событием и для многих горожан, так или иначе связанных с жизнью полка. В мирное время Б-ский пехотный полк много лет квартировал в У. Небольшой уездный городок Киевской губернии, весь в садах, в котором жизнь проходила спокойно, сытно и правильно.
Накануне полкового праздника служилась торжественная панихида по павшим в боях и скончавшимся Б-цам. Этот прекрасный обычай создавал трогательное настроение. Слушая длинный ряд имен тех, кто душу свою положили «за Веру, Царя и Отечество», каждый офицер и солдат ощущал свою крепкую связь с прошлыми поколениями полка, с боевой историей родной им части..
Наутро, в парадной форме, полк выстраивался стройными, красивыми рядами у полковой церкви и, осененный своими Знаменами, имел вид настоящего именинника. На душе было празднично и радостно. Даже фельдфебеля, всегда суетливо озабоченные во время парадов и смотров, теряли обычную деловую серьезность. Все они искренно любили свой полк и знали, что, охваченные общим настроением, и Цукерман будет «держать ногу», и неуклюжий Муфтадинов не нарушит четкости и стройности церемониального марша.
Площадь, на которой построен полк, полна народа. У аналоя пестрая, нарядная группа полковых дам.
Достатки армейского офицера были невелики, но к «нашему празднику» редкая дама не делала себе нового платья. Местный Ворт - «Господин Шая» - уверял своих знакомых, что уже две недели, как он «потерял голову» от массы заказов. Еще за месяц до полкового праздника он обходил своих заказчиц и вел с ними длительные обсуждения.
- Я же вам говорю, мадам, что вы меня серьезно оскорбите, если опять закажете платье в Киеве…
В офицерском собрании, во всю длину громадного зала, накрыт общий стол. Мобилизованы все лучшие городские повара. Офицер, заведующий собранием, мечется из буфета в кухню, из кухни в столовую. Надо накормить более полутораста человек и принять их с традиционным, для Б-цев, радушием.
На устройство полкового праздника отпускалась от казны небольшая сумма. Главную часть расходов офицеры принимали на себя, для чего в течение года ежемесячно удерживалась из жалованья та сумма, какую устанавливали сами офицеры. После парада все приглашенные задерживались в городе. Они знали, что начальство и офицеры полка, прежде чем явиться в собрание, побывают в солдатских столовых. Там тоже длинный ряд столов, уставленных пирогами, колбасами, салом и иной праздничной снедью.
Традиционная «чарка» вина, пиво. За этими столами хозяйничают фельдфебеля. Солидные, большинство с окладистыми бородами. У всех на левом рукаве ряд шевронов. На груди, а у многих и на шее - медали. Они угощают гостей с большим достоинством и с не меньшим радушием. Наиболее заслуженных фельдфебелей офицеры называют по имени-отчеству.
Постепенно наполняется и офицерское собрание. Сдержанный гул голосов. Каждый безошибочно угадывает свое место за столом, так как «табель о рангах» соблюдается строго. На концах стола, где группируется молодежь, слышны смех и шутки. «Музыкантский стол» обедом интересуется в общем мало. Из всего меню его привлекает, главным образом, пломбир. А больше всего интересует предстоящий вечером бал.
Все стоят в ожидании командира корпуса. Раздаются звуки встречного марша, и, в сопровождении командира полка, входит начальство. За ними, придерживая шашки, спешат занять свои места задержавшиеся в солдатских столовых ротные командиры. Первая половина обеда, до официальных тостов, проходит торжественно-чинно. Первый тост - «за Державного Вождя Русской Армии» - всегда говорит старший из присутствующего начальства. Воодушевленное «ура» и гимн. Долгое «ура» и много раз повторенный гимн… Далее тост «За полк». Незабываемые слова - «за полк»…
Закончились официальные здравицы, и на столах зажигаются свечи - знак, разрешающий курить. С этого момента начиналось то оживление, каким славились офицерские собрания. Дружно, непринужденно и неизменно прилично.
У солдат, в это время, веселье в полном разгаре: играет «второй оркестр», слышны хоры песенников, веселый хохот сопровождает состязания и игры. Ни одного пьяного, никакой непристойности. Конечно, среди унтер-офицеров и солдат находились любители выпить, но недремлющее око фельдфебелей своевременно замечает соблазнившихся, их быстро и незаметно отводят в отдаленные комнаты казарм, где они и высыпаются, без всяких неприятных для себя последствий.
К пяти часам собрание пустеет, чтобы к 10 ч. снова наполниться нарядным, оживленным, празднично настроенным обществом. Каждой даме, при входе, подносят цветы, выписанные, к этому дню, из Ниццы.
Вальс «На сопках Манчьжурии»… Сколько романов, закончившихся свадьбами, завязалось под звуки этого мелодичного вальса… Оживленный комильтон… Пылкая мазурка… Бал до утра… А наутро, к 8 ч., все на занятиях. Жизнь снова входит в свои обычные, размеренные рамки дисциплины и труда. Офицеры, солдаты и полковые дамы горды сознанием, что «наш праздник» прошел так парадно, весело и оставил столько светлых впечатлений.
* * *
Летом 1917 года один из Финляндских полков, справедливо гордившийся своей боевой славой и своими традициями, праздновал свой полковой праздник. Армия была уже не Царской, а республиканской. «Самая свободная армия в мире»… Отведенный к этому дню в дивизионный резерв, полк стоял «толпой во образе колонны». Парад принимал начальник дивизии. Поданные, при его приближении, команды, были восприняты полком неохотно, лениво. Многие продолжали курить, в рядах слышались разговоры. Один из унтер-офицеров, которому надоело держать «на краул», опустил самовольно винтовку и, зевая, почесывал грудь.
Какая-то рота или команда не пожелала проходить церемониальным маршем и, волоча винтовки по земле, пошла гурьбой на грязный, безалаберный бивак.
Командир полка, блестящий боевой и строевой офицер полковник П., был в отчаянии. Традиционный офицерский обед явил картины бесконечно гнусные. Десяток оставшихся в полку кадровых офицеров не присаживались: они все время ходили вдоль столов и старались сглаживать ту невоспитанность, какая все время проявлялась то за одним, то за другим столом. Уже во время закуски, несмотря на присутствие начальника дивизии и командира полка, многие закурили. Еще не убрали закусок, как какой-то прапорщик вскочил и заплетающимся языком заявил, что он «поднимает бокал» за Керенского и «за углубление революции».
Нам, старым офицерам, кусок, как говорится, не шел в горло. Было бесконечно грустно и бесконечно стыдно. В середине обеда сидевший недалеко от меня молодой офицер, пивший водку из большой оловянной кружки, свалился на землю и заснул. Многих тут же тошнило. Я молча смотрел на эти картины, а затем взглянул на командира полка. Сотни раз видевший смерть полковник П. сидел, опустив голову. По его загоревшим, обветренным щекам катились слезы…
Б. А. Штейфон (*), «Новое Время» (Белград), 1928, № 2087.
(*) В оригинале подпись - Белозерский, - псевдоним Б. А. Штейфона.
zarenreich.com (текст полностью)
В Царской армии полковые праздники являлись именинами полка. К этому дню старательно готовились, а если полк стоял в провинциальных городках, то день полкового праздника являлся событием и для многих горожан, так или иначе связанных с жизнью полка. В мирное время Б-ский пехотный полк много лет квартировал в У. Небольшой уездный городок Киевской губернии, весь в садах, в котором жизнь проходила спокойно, сытно и правильно.
Накануне полкового праздника служилась торжественная панихида по павшим в боях и скончавшимся Б-цам. Этот прекрасный обычай создавал трогательное настроение. Слушая длинный ряд имен тех, кто душу свою положили «за Веру, Царя и Отечество», каждый офицер и солдат ощущал свою крепкую связь с прошлыми поколениями полка, с боевой историей родной им части..
Наутро, в парадной форме, полк выстраивался стройными, красивыми рядами у полковой церкви и, осененный своими Знаменами, имел вид настоящего именинника. На душе было празднично и радостно. Даже фельдфебеля, всегда суетливо озабоченные во время парадов и смотров, теряли обычную деловую серьезность. Все они искренно любили свой полк и знали, что, охваченные общим настроением, и Цукерман будет «держать ногу», и неуклюжий Муфтадинов не нарушит четкости и стройности церемониального марша.
Площадь, на которой построен полк, полна народа. У аналоя пестрая, нарядная группа полковых дам.
Достатки армейского офицера были невелики, но к «нашему празднику» редкая дама не делала себе нового платья. Местный Ворт - «Господин Шая» - уверял своих знакомых, что уже две недели, как он «потерял голову» от массы заказов. Еще за месяц до полкового праздника он обходил своих заказчиц и вел с ними длительные обсуждения.
- Я же вам говорю, мадам, что вы меня серьезно оскорбите, если опять закажете платье в Киеве…
В офицерском собрании, во всю длину громадного зала, накрыт общий стол. Мобилизованы все лучшие городские повара. Офицер, заведующий собранием, мечется из буфета в кухню, из кухни в столовую. Надо накормить более полутораста человек и принять их с традиционным, для Б-цев, радушием.
На устройство полкового праздника отпускалась от казны небольшая сумма. Главную часть расходов офицеры принимали на себя, для чего в течение года ежемесячно удерживалась из жалованья та сумма, какую устанавливали сами офицеры. После парада все приглашенные задерживались в городе. Они знали, что начальство и офицеры полка, прежде чем явиться в собрание, побывают в солдатских столовых. Там тоже длинный ряд столов, уставленных пирогами, колбасами, салом и иной праздничной снедью.
Традиционная «чарка» вина, пиво. За этими столами хозяйничают фельдфебеля. Солидные, большинство с окладистыми бородами. У всех на левом рукаве ряд шевронов. На груди, а у многих и на шее - медали. Они угощают гостей с большим достоинством и с не меньшим радушием. Наиболее заслуженных фельдфебелей офицеры называют по имени-отчеству.
Постепенно наполняется и офицерское собрание. Сдержанный гул голосов. Каждый безошибочно угадывает свое место за столом, так как «табель о рангах» соблюдается строго. На концах стола, где группируется молодежь, слышны смех и шутки. «Музыкантский стол» обедом интересуется в общем мало. Из всего меню его привлекает, главным образом, пломбир. А больше всего интересует предстоящий вечером бал.
Все стоят в ожидании командира корпуса. Раздаются звуки встречного марша, и, в сопровождении командира полка, входит начальство. За ними, придерживая шашки, спешат занять свои места задержавшиеся в солдатских столовых ротные командиры. Первая половина обеда, до официальных тостов, проходит торжественно-чинно. Первый тост - «за Державного Вождя Русской Армии» - всегда говорит старший из присутствующего начальства. Воодушевленное «ура» и гимн. Долгое «ура» и много раз повторенный гимн… Далее тост «За полк». Незабываемые слова - «за полк»…
Закончились официальные здравицы, и на столах зажигаются свечи - знак, разрешающий курить. С этого момента начиналось то оживление, каким славились офицерские собрания. Дружно, непринужденно и неизменно прилично.
У солдат, в это время, веселье в полном разгаре: играет «второй оркестр», слышны хоры песенников, веселый хохот сопровождает состязания и игры. Ни одного пьяного, никакой непристойности. Конечно, среди унтер-офицеров и солдат находились любители выпить, но недремлющее око фельдфебелей своевременно замечает соблазнившихся, их быстро и незаметно отводят в отдаленные комнаты казарм, где они и высыпаются, без всяких неприятных для себя последствий.
К пяти часам собрание пустеет, чтобы к 10 ч. снова наполниться нарядным, оживленным, празднично настроенным обществом. Каждой даме, при входе, подносят цветы, выписанные, к этому дню, из Ниццы.
Вальс «На сопках Манчьжурии»… Сколько романов, закончившихся свадьбами, завязалось под звуки этого мелодичного вальса… Оживленный комильтон… Пылкая мазурка… Бал до утра… А наутро, к 8 ч., все на занятиях. Жизнь снова входит в свои обычные, размеренные рамки дисциплины и труда. Офицеры, солдаты и полковые дамы горды сознанием, что «наш праздник» прошел так парадно, весело и оставил столько светлых впечатлений.
* * *
Летом 1917 года один из Финляндских полков, справедливо гордившийся своей боевой славой и своими традициями, праздновал свой полковой праздник. Армия была уже не Царской, а республиканской. «Самая свободная армия в мире»… Отведенный к этому дню в дивизионный резерв, полк стоял «толпой во образе колонны». Парад принимал начальник дивизии. Поданные, при его приближении, команды, были восприняты полком неохотно, лениво. Многие продолжали курить, в рядах слышались разговоры. Один из унтер-офицеров, которому надоело держать «на краул», опустил самовольно винтовку и, зевая, почесывал грудь.
Какая-то рота или команда не пожелала проходить церемониальным маршем и, волоча винтовки по земле, пошла гурьбой на грязный, безалаберный бивак.
Командир полка, блестящий боевой и строевой офицер полковник П., был в отчаянии. Традиционный офицерский обед явил картины бесконечно гнусные. Десяток оставшихся в полку кадровых офицеров не присаживались: они все время ходили вдоль столов и старались сглаживать ту невоспитанность, какая все время проявлялась то за одним, то за другим столом. Уже во время закуски, несмотря на присутствие начальника дивизии и командира полка, многие закурили. Еще не убрали закусок, как какой-то прапорщик вскочил и заплетающимся языком заявил, что он «поднимает бокал» за Керенского и «за углубление революции».
Нам, старым офицерам, кусок, как говорится, не шел в горло. Было бесконечно грустно и бесконечно стыдно. В середине обеда сидевший недалеко от меня молодой офицер, пивший водку из большой оловянной кружки, свалился на землю и заснул. Многих тут же тошнило. Я молча смотрел на эти картины, а затем взглянул на командира полка. Сотни раз видевший смерть полковник П. сидел, опустив голову. По его загоревшим, обветренным щекам катились слезы…
Б. А. Штейфон (*), «Новое Время» (Белград), 1928, № 2087.
(*) В оригинале подпись - Белозерский, - псевдоним Б. А. Штейфона.
zarenreich.com (текст полностью)