Секта "Белые голуби", 1900-е годы
В конце позапрошлого века в Олёкминский округ были отправлены сотни представителей христианской секты "Белые голуби", более известные как скопцы. Пытаясь сравниться с ангелами, эти люди подвергали себя чудовищному членовредительству - кастрации.
[Spoiler (click to open)]
Далекие от плотских радостей, сознательные и усердные скопцы были людьми зажиточными. Выкупая земли, они нанимали крестьян (некоторых из них оскопляли за долги и т.п) и богатели еще больше. Во второй половине 19 века общины скопцов насчитывали более 6000 человек и с ними началась жесткая борьба. Духовных руководителей и вербовщиков казнили, остальных выслали в Забайкайле. Считалось, якуты будут устойчивы к духовной парадигме скопцов (да и всему христианству вообще) и не польститься на сомнительные манипуляции с собственным телом.
У скопцов было четыре уровня "прокачки" себя до ангела 80 уровня. Первый уровень, называемый на сектантском сленге как "сесть на пегого коня" - это, собственно, удаление яичек. Второй - удаление всего детородного органа. Человек, прошедший этот обряд пересаживался с пегого коня на белого. Третий уровень - удаление сосков и, четвертый - вырезание шрама на боку, подобного тому который получил Иисус во время распятия. Обряды распространялись как на мужчин, так и на женщин. Последним вырезали половые губы, клитор и груди.
В Олекминской общине жил скопец, обращенный не по своей воле. О встрече с ним рассказывает немецкий путешественник:
"На мельнице я застал управляющего ею двадцативосьмилетнего молодого человека, типичного украинца. Во время осмотра поселения он сопровождал нас вместе с несколькими скопцами. Его ясные ответы обратили на себя наше внимание. Он заметил у меня в руках цейссовский фотографический аппарат, которым мне здесь, к сожалению, не пришлось воспользоваться. Меня предупредили, что фотографированием я могу оскорбить "братьев" и "сестер".
Управляющий мельницей, видимо, услыхал это шепотом произнесенное предупреждение и предложил мне зайти к нему в дом. Он хотел показать мне им самим оборудованное фотографическое ателье и собрание фотографий. Он сам соорудил камеру-обскуру со всеми необходимыми принадлежностями и обладал несколькими первоклассными аппаратами. У него даже имелся превосходный самодельный увеличительный прибор. А сколько великолепных снимков мне удалось у него увидеть! Все они были распределены по отдельным альбомам: ландшафты, изображения скопческих поселений, религиозные праздники, шествия и погребения. Во время последних «сестры» и «братья» несут к могиле открытый гроб.
- Неужели вам разрешают делать эти снимки? - спросил я в изумлении.
- Да! - отвечал он. - благодаря им, мы вербуем новых членов.
Заметив мой все возрастающий интерес, он становился общительнее и шаг за шагом все больше углублялся в быт и нравы этих сектантов, видящих "богоугодное дело" в искажении человеческого тела. Его слова постепенно убедили меня в том, что этот человек презирал и ненавидел своих собратьев и воодушевлявшие их идеи.
- Но ведь вы сами скопец? - спросил я его, в конце концов.
Он долго молча смотрел на меня и, наконец, ответил:
- Да, но не по своей воле... Эти преступники искалечили меня одиннадцатилетним мальчиком!
Последние слова его похожи были скорее на стон. Он дрожал от охватившего его внезапного возбуждения. Он схватил новый, еще невиданный мною альбом...
- Видите эти фотографии? Вот что делают скопцы из своих юношей и девушек!
Что за ужасная картинная галерея развернулась теперь передо мной! Это были мужские и женские тела, снятые на различных ступенях увечья.
- Вот она, моя пропаганда в пользу скопцов, - засмеялся он. Этот смех, прозвучавший высоким фальцетом, заставил меня содрогнуться. Только теперь я понял, что переживал этот несчастный человек. Эта история глубоко меня потрясла. Мое отношение, по видимому, тронуло его, так как он становился все сердечнее и подарил мне множество своих фотографий. Однако мне пришлось обещать ему сохранять их в тайне.
Автопортрет этого скопца:
Под конец он предложил мне чаю, так как ему хотелось еще услышать от меня о нашей экспедиции. В комнате, в которой уже шумел самовар, было чисто, но печально. Окна были украшены цветами. На книжной полке стояло множество книг. Мы быстро позабыли о нашем недавнем волнении. Правда, меня на минуту смутила появившаяся к чайному столу "сестра", но я быстро узнал в ней ту, чей портрет был показан мне наверху, в фотографическом ателье. Она налила нам чаю и нарезала прекрасного белого хлеба. На спокойном ясном лице ее не было видно следов страданий, но на всем ее существе лежал какой-то покров безразличия и тоски".
Проезжая через Олекминск семь лет спустя, я навестил своего старого знакомца. Мой бедный фотограф сильно изменился к худшему. Правда, благополучие его возросло, так как он стал совладельцем недавно отстроенной скопцами паровой мельницы, но как ужасно он выглядел: обрюзглый, ожиревший, он напоминал настоящего евнуха.
Я спросил его о тихой девушке, ведшей когда-то его хозяйство. Лицо скопца омрачилось, и он лишь коротко мне ответил: "Ушла".
[источник]http://sergeydolya.livejournal.com/826018.html