...
Земля изрыта вкривь и вкось.
Ее сквозь выстрелы и пенье
я спрашиваю: "Как терпенье?
Хватает? Не оборвалось?
Выслушивать все наши бредни:
кто самый первый, кто последний...?"
Она мне шепчет горячо:
"Я вас жалею, дурачье!
Пока вы топчетесь в крови,
пока друг другу глотки рвете,
я вся в тревоге и в заботе,
изнемогаю от любви.
Зерно спалите - морем трав
взойду над мором и разрухой,
чтоб было чем наполнить брюхо,
покуда спорите, кто прав".
Мы все трибуны, смельчаки,
все для свершений народились,
а для нее - озорники,
что попросту от рук отбились.
Мы для нее как детвора,
что средь двора друг дружку валит,
и всяк свои игрушки хвалит...
Какая долгая игра!
Булат Окуджава
Ее сквозь выстрелы и пенье
я спрашиваю: "Как терпенье?
Хватает? Не оборвалось?
Выслушивать все наши бредни:
кто самый первый, кто последний...?"
Она мне шепчет горячо:
"Я вас жалею, дурачье!
Пока вы топчетесь в крови,
пока друг другу глотки рвете,
я вся в тревоге и в заботе,
изнемогаю от любви.
Зерно спалите - морем трав
взойду над мором и разрухой,
чтоб было чем наполнить брюхо,
покуда спорите, кто прав".
Мы все трибуны, смельчаки,
все для свершений народились,
а для нее - озорники,
что попросту от рук отбились.
Мы для нее как детвора,
что средь двора друг дружку валит,
и всяк свои игрушки хвалит...
Какая долгая игра!
Булат Окуджава