Девять писем из стройбата
Два солдата из стройбата заменяют экскаватор,
А один простой солдат заменяет весь стройбат.
(солдатская поговорка)
На днях побывал дома. Как поселился в Москве, все реже и реже стал навещать родителей. Суета, бессмысленные обязательства, никому не нужные хлопоты наполнили жизнь своими, далекими от здравого смысла, различениями . В поезде случайно встретил старого товарища. Всю ночь вспоминали что-то, договорились встретиться и, что удивительно, встретились. За очередной рюмочкой, он вдруг ушел в другую комнату и принес пачку потрепанных конвертов, протянул: «на вот держи, может пригодится, а то я тут выбросить решил, а потом вдруг остановился. Ты же ученый, у тебя все в дело пойдет». Так я оказался владельцем нескольких писем Алексея, Романа и Валерия, людей которых знал лишь мельком. Чуть позже я расспросил своего дарителя о судьбах его корреспондентов, а с кем-то и встретился лично, уж больно любопытными оказались тексты писем. За грубостью, несвязностью речи, подростковой бравадой и показным хамством, я увидел в этих письмах нечто важное, неподдельно правдивое и вечно ускользающее от исследователя, пусть даже погруженного в пучину общественной жизни. Я не склонен приписывать уже ушедшим в прошлое “фактам” статус действительной “правды жизни”, доминирующей в своей обыденности над официальным дискурсом “защитника Родины, стоящего на страже Отечества”, “чести мундира российского воинства” и прочих идеологических клеше, поддерживающих институт военной службы. Дело не в том, чтобы выяснить, что было “на самом деле”, а что приписано или подкорректировано заинтересованными деятелями. Любой текст отражает чей-то интерес, являет собой осколок некоторой значимой для его создателя реальности. Когда-то на батыгинском семинаре в Институте социологии РАН я услышал от Сергея Чеснокова тогда шокирующее своей категоричностью высказывание: “респондент никогда не врет”. Теперь я готов перефразировать его в отношении любых коммуникативных ситуаций: нет лжи в мире социальных взаимодействий. Всякая ложь фабрикуется в контексте создаваемой кем-то социальной реальности. Ложь - это лишь осмысленное выпадение из канонов доминирующего дискурса.
Я не критикую армию и не собираюсь ее изменять, я лишь обращаю внимание на странные, казалось бы, неестественные для современного человека речевые обороты, в которых проступает жизнь в насилии. Через эти письма видно, как молодые ребята, только что оторванные от дома, выживают и приспосабливаются к чрезвычайно агрессивной среде, заимствуют ее дискурс, впитывают идентичность человека, способного осмысленно причинить боль, унизить, лишить жизни. Описания других, с кем нужно сражаться, против кого нужно отстаивать свою честь, для них, не случайные, мимоходом брошенные слова, это атрибут социальной идентичности. Другими словами, образ врага и легитимация насилия - вот базовые черты любой военизированной группы. Иначе становится невозможным сам факт “несения службы”, а все слова о воинском долге, патриотизме и любви к Родине рассыпаются как карточные домики.
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДАННЫХ
Я не взял на себя смелость препарировать тексты в нужном направлении: вырезать цитаты, присваивая им статус значимых примеров, кодировать и сопоставлять разные элементы текста, предлагать некоторые обобщения. Ограничившись лишь комментариями и описаниями контекста, в котором оказались мне доступны письма, я постарался указать на возможные ограничения налагаемые на дальнейшие интерпретации материала. Отсюда речь не может идти о какой-либо методе, используемой для написания этого текста, пусть даже качественной. Но об искажениях данных, осмысленно допущенных мной, все же следует сделать несколько замечаний.
Во-первых, несмотря на давность лет, я все же решил сохранить конфиденциальность и моего информанта, и авторов писем, изменив их имена и убрав из текста указания на других людей. Однако я сохранил подлинные названия воинских частей, названий городов и регионов. Указаны точные даты написания писем. Это сделано для того, чтобы не потерять реалистичность рассказа, приданием ему квазибеллетристического стиля.
Во-вторых, после некоторых колебаний я решил сохранить нецензурную лексику, в обилии допускаемую в письмах, особенно это характерно для Романа. Введение многоточий внесло бы существенное снижение эмоциональной компоненты повествования, возможно даже изменило авторский стиль. Несмотря на некоторое непонимание, мной сохранены все стилистические особенности писем. Например, мне показалось весьма необычным то, что Алексей по окончанию письма после своего имени ставит восклицательный знак, интонационно усиливая завершение письма. Тем не менее, я внес исправления в грамматические конструкции. Некоторые ошибки были настолько выпадающими из канонов русского языка, что просто затрудняли прочтение писем. Например, “потомушто”, “раскожу”, “вод почемуто”, “за идаем” и т.д. Наибольшее количество исправлений пришлось на тексты Алексея.
В-третьих, я не стал приводить все письма Романа. Мне передали всего 17 писем, из них 12 принадлежало ему. Я отобрал лишь четыре, руководствуясь тем, чтобы попали письма начала, середины и конца службы, в которых были бы представлены какие-то характерные эпизоды ее несения. Чтобы хоть как-то объяснить решение об отборе писем, можно сослаться на композиционный скос, который бы произошел при публикации всех материалов. Возможно, что обработке корреспонденции Романа следует посвятить отдельную работу.
ДВА ПИСЬМА АЛЕКСЕЯ
Вся его служба проходила в строительном батальоне в/ч 20189, расположенном в закрытом городке Ряжск-1. Лишь переезды по рязанской области немного скрашивали однообразие солдатской службы. Вроде бы много строили, но больше пили, халтурили на начальство, избивали “духов” или “чурок”. Вернувшись домой, Алексей начал крепко пить, хотя это не помешало жениться и родить двоих сыновей. Тихая, неприметная жизнь: дом, работа на стареньком самосвале, даже круг друзей ограничился соседскими собутыльниками. «Главное не высовываться», - повторял он при встрече, нередко заменяя последнее высказывание более крепким русским словцом.
14 апреля 1990
Привет Ванька!
Привет друган!
Как ты писал, с самого детства вместе были. Ведь хаты вместе стояли. Мне вот почему то дом, в который переехали реже снится. В основном, где с тобой все детство и юность прошла. Ведь после армии уже жизнь пойдет. Юность она ведь, как говорится, в сапогах гибнет. Ну ладно, извини, что долго не писал. Твой адрес потерял. А сегодня только дошло, чтобы домой написать. Служба идет помаленьку. Строим трассу. На станции Подвидово, это в нескольких остановках от города Ряжска, Рязанская область. Немного от Волгограда осталось, километров 250. Ну ладно, маленько о себе, о своей службе. Стоим в тупике, на станции. Рядом мясокомбинат, хлебозавод. Так что копченую колбаску хаваем, да сувенирными пряниками заедаем. Насчет выпивки - это тоже есть. Короче, гуляем. Правда, урюки заябывают. На гражданке пиздить буду. Вот так и живем. Завтра Пасха, надо в увольнение сходить. В гости приглашают. Так завтра погуляю, если отпустят. Ну ладно, о себе хватит. Как у вас там? Всем привет и дай мой адрес, а то у меня нет ни одного адреса. Считай с сентября месяца как на губе сидел. Вадьке привет и адрес дай, пускай напишет или его адрес напиши. Ну ладно, на этом кончаю. Всем привет. Пиши!
Леха!
9 февраля 1991
Привет Ванька!
Ты на меня не серчай на меня. Если бы здесь был, то понял. Армия - это школа жизни, но ее лучше пройти заочно. Запомни эти слова. И постарайся не ходить. Я свои полгода отлетал, скоро уже год. Сейчас маленько полегче, потому что молодые русские пришли. Остальное летом расскажу, когда на каникулы придешь. Мы с тобой поговорим обо всем. Послезавтра на обследование в психушку. Крыша маленько поехала. Здесь это часто бывает.Но это пускай между нами останется. Дома будешь, ничего не говори, Все потом расскажу. Может на майские успею. Извини, что мало, голова болит, ничего в ней нет и так постоянно. Ну ладно. Сюда больше не пиши!
До встречи!
Леха!
Надо заметить, что моему товарищу он так ничего и не рассказал. Да и со мной не был слишком разговорчив: “Ну ладно, прошло все, чего болтать, надо там быть”,- отрезал и уже не возвращался к армейской теме. В его памяти остались лишь несколько эпизодов о совместных пьянках, несанкционированных вылазках на волю и последующие дни наказаний от офицеров и старших товарищей. Иногда за проступок, но часто так ради удали, может и профилактики. “Бить своих, чтобы чужие боялись”, - девиз, который уже давно перекочевал из армейской жизни в обыденный мир российских подростков.
ЧЕТЫРЕ ПИСЬМА РОМАНА
Служил в Забайкальском военном округе, инженерном батальоне военной части 45110. Закончив первый курс Красноярского государственного университета был призван в армию, поскольку учился на заочном отделении. После возвращения учебу забросил, занявшись коммерцией. В то время как раз в ходу была обширная спекуляция “чубайсовскими” ваучерами, на чем он сделал свой первый капитал, который вместе с последующим прибытком потом весь сгорел на очередном дефолте.
Пожалуй, Роман единственный, кто писал как говорил, не задумываясь, что перед ним бумага и слова приобретают некоторый устойчивый статус “фактов”. На это указывает и обилие нецензурной лексики, и редкое дробление текста на абзацы и предложения. Разделяя запятыми различные фразовые единства, переходя с одной темы на другую, не особо рефлексируя над связанностью выстраиваемого контекста. Перед нами классическая нитка нарратива, со свойственными ему переходами, смысловыми провалами и возвращениями.
19 ноября 1990
Привет, Ванька!
Наконец-то получил первое и пока единственное письмо. Сука, чего раньше не писал? Козлы вы с Вадимом, колбасу копченую жрете, а я тут эту кашу ебучую. Эх, гражданка, милая гражданка, как я хочу туда. Хочу колбасы, слышь, конь. Да, вы там не забыли, что в конце концов пора присылать мне Ленкин и Маринкин адреса. Суки, копите деньги, приезжайте в гости. Оставаться будете у Маринки. А у меня течет жизнь ебучая какая-то. Не убедительно пишу, говоришь, о тяжелой жизни, этого не надо слышать, это нужно увидеть, почувствовать. Ехали сюда, бухали по страшному, пиздели, что друг друга в обиду не дадим, ан хуй то там, каждый сидит в своей калоше. Скорее бы прошло полгода, там будет полегче, из «духов» в «шнуров» переведут шестью ударами ремня с пряжкой. А как год пройдет «фазанами» станем, вот тогда пойдет нормальная жизнь. А пока день, как неделя. Козлы, хочу на «Любэ», даже не на «Любэ», а просто на волю к нам в общагу. Братьям скажи, чтобы обязательно приезжали до января, душа разрывается с кем-нибудь из своих побазарить, душу излить. После всего «этого» кулака совсем бояться перестал. Слушай, кореш, а не съебаться ли мне отсюда, к вам туда. Дембеля парни нормальные, со всеми базарил, а фазаны озверевшие все. Дембель один говорил, что из «фазанов» или из нас, когда станем «фазанами», кого-нибудь посадят. На офицеров хуй забили, ходят в чем попало. А у нас, у духов, все по уставу, затянутые и вся хуйня, а вечером все неуставное, офицеров то нету. Отбиваемся, к примеру, за 20-25 сек., то есть полностью раздеться и запрыгнуть в кровать. Эх, Ванька, не умею я писать, но все равно не рвитесь сюда, это пиздец. Единственная радость - отпроситься покурить всей кучей, тебя козла, наверное, здесь не хватает. Ну че, баб то себе нашел, к кому в гости то пожрать ходишь. С Вадиком, наверное, как раньше со мной. Слышь, Вадику скажи, чтобы письмо написал и заодно тот стих, который они там сочинили, пусть здесь поприкалываются, да, лучше будет, если ты будешь класть фотки в письма, с фотками не «пробивают» и от матери тоже, следи за письмами мне.
Пока,
Ромка.
6 декабря 1990
Привет Вано!
Конь ебучий, чача задроченная. Ты чего, сука, письма такие короткие пишешь, пиздюлей захотел что ли, вот съебусь отсюда, приеду тебе пиздюлей давать, ну ладно хватит, ты уже обосрался, поменяй штаны и читай дальше. Рад был вашему с Вадиком письму и твоему тоже. Целый день въябывал как «папа Карло», сейчас уловил минутку и катаю этот огрызок. Заебися будет, если вы, кони, на зимние каникулы приедите, но лучше, если вы приедите с моими братанами, потому что с вами меня не отпустят, а с ними, может быть, дня на два вырвусь. Да, армия, по-моему, начинает меня физически, на днях, чтобы отпустили покурить, отжался 55 раз, сам себе поверить не мог. Бьют здесь, Ванька, сильно, приедешь, покажу тебе все здешние извраты. Думаю, что выдержишь не долго, как и я по первости.
Стали въябывать, появился аппетит, а до этого глядеть не мог на эту ебучую кашу, Ну ты, сука, чего ты мне про Лариску ничего не пишешь или ты ее уже к себе переманил, Да ты не ссы, она мне на хуй не нужна. Как там Вадик крутится от армии? Пусть вертится сильнее, а то попадет сюда, жалеть будет. Спать ложимся в 11.00 Перед этим прыгает раз семь «подъем - отбой», пока не успеем полностью раздеться и залезть в кровать за 20 сек. Козел ты, как мне обидно, что не погуляли на последние дни моей гражданки, все ты «мне не охота». Козел ты, больше никто. Ты мне от туда письма старайся с фотками посылать, они отдаются «безболезненно». С Вадиком сфоткайтесь, а то почикаю обоих. На гражданку бы сейчас, каждый день бы дрался, пусть пизды бы получал, зато честно. Процентам восьмидесяти из пиздивших меня, я бы мог так накатать, но, увы, это чревато такими последствиями, что мне просто становится жалко свою мать. Хватит об этой хуйне, все равно через полгода - год все они свое получат, а пока что я - «дух советской авиации».
Ванька, Вы там не забывайте писать о своих балдежах, пишите, что классно, прикольно. Напишите мне тот вадиковский стих, пусть здесь наши позалупаются, анекдоты пишите новые. Да, вы же ходили на Столбы, чтобы написали, ясно, да. У нас уже темно, через час - полтора ужин. Да, я не дорассказал, как мы спим. Ложимся в 11.00, подъем в шесть утра и галопом на зарядку, ночью мы должны встать подшить воротнички, почистить сапоги и бляхи ремней, а если нет, то утром экзекуция сапогами по солнечному сплетению. Да и мало ли за что здесь огребаешься, приедешь расскажу и покажу. Да, и еще ночью кому не спится из дембелей и фазанов, те приходят к нам и начинается, мать ее так, экзекуция. Утром встаешь с разбитыми губами, синей грудью и несгибающейся спиной, и думаешь легко отделался. Ну ладно. Пока, бывайте мужики. С огромным солдатским приветом. Рядовой.
Ромка.
25 марта 1991
Здорова Ванька!
Как дела, хрен собачий, чем занимаешься. Ей богу не помню, о чем ты там, в последних письмах, пишешь, так что ответ катай поподробнее. Ну чего о себе то написать, все у меня нормально, из духов перевели в шнуры, это было еще 14 марта, а через три дня «приказ министра обороны СССР» первый мой «приказ». Это будет 27 марта, а сегодня воскресенье, и я в наряде, я, по моему, только в нарядах и пишу письма. Завтра понедельник, строевой смотр, проверять будут обмундирование и подобную хуйню, а послезавтра на ОРС. Я привык уже там работать, оказывается, охуительно вагоны то выгружать, тут ебнешь, там спиздишь, и вообще грузчики весело живут, гуляют каждый день. А на душе у меня хуево, домой хочется. Дело в том, что на прошлой неделе в четверг приехали мы с ОРСа, заводит меня ротный в канцелярию… а там батя с братаном. Я чуть не охуел, отпустили меня в увольнение на 2,5 суток, но батя побыл всего сутки, а 1,5 суток я гулял один, слонялся по городу, жил в гостинице две ночи, побухал. А батя то улетел к вам, самый хуевый момент был, когда он улетал. У них не было билетов, и поэтому стояли на транзитный, на трех рейсах билетов не достали и вот последний четвертый рейс, как я хотел, чтобы не было билетов, чуть не молиться хотелось еще бы денек с батей побыть, но виду нихуя не подал. Улетели, вернее ушли на посадку, и объявили, что есть еще билеты до Красноярска, чуть черт не дернул в Красноярск махнуть. Одумался, без отпускного меня в самолет хуй пустили бы. Вот такие пироги. Обещали, что через месяц - полтора опять приедут, ждать буду. Ну, а как там вы, кони, чем занимаетесь, где шаритесь. Лариске от меня привет и передай, пусть извиняет, что на свадьбе ее не буду, не отпускают, ебена мать, ну хуйня, скажи, что я ее после армии все равно трахну, блядь, она и замужем блядь. Мужики, пилите фотки, я об этом заебался писать. А на счет фотоаппарата, я напишу, когда его выслать в следующем письме. Привет всем павликам и мистерам с нашей общаги, пиши как там 444 комната, до сих пор дуются, наверное. Вадик там со своей новой девчонкой не порвал еще? Юрке привет, если он еще в Красноярске, папане тоже самое. Афису от меня больше здравствуйте. И давай, пиши почаще, а то прямо весь как я, нихуя не пишешь, тем более ты пока еще на гражданке, так что времени дохуя. Ну бывай, отличник, жду ответа.
Ромка.
4 мая 1992
Здорова Ванька!
Извини меня, браток, но я вроде бы на прошлой неделе отослал письмо, хотя ты, конечно, прав, что охуел я конкретно. Значит, дуются все, поцелуй там девчонок за меня, а Вадику пожми его мужественную лапу, может отойдут, а. Всем, короче, привет, а у меня все нормально, начальство вот письмо родителям собирается отправить о всех моих грехах. Ладно - это дело десятое. А ты на фотке ничего получился, застегнутый, подтянутый, вот только «косой» что ли, или обкуренный. Ужас тут, грязь, слякоть и тому подобная пакость, да еще и снегу дохуя. Коротко о твоих новостях. Вадик - это разброд и шатания, бляди с космоса меня не интересуют, а про Оксанку, почему так запоздал, или если только узнал, как она, привет ей. Вот я еще о чем хочу написать, еще пару писем ты мне успеешь написать, а вообще то, скоро, Карабах, до осени доживу, и то в Красноярске объявлюсь, жди, друган, еще восемь месяцев. Видишь, и у меня новостей малость набралось. Вадишке скапай, чтобы не обижался, я ему тоже неделю назад писал, а твое письмо вообще 10 суток шло. Как там, Ваныч, прошли дни физиков? Опять небось прикалывались как черти. У меня тоже жизнь смешная, в самоход втроем съебались, два пузыря взяли к бабам в общагу, короче, нас еще пустили, вахтерша, стерва, на два часа, въебали, все дело идет к постели, а нас казаки выгонять пришли, ну вывели нас на улицу, мы им объяснили что к чему, они уже не против, чтобы запустить, а бабка в ОМОН звонить хочет. Ты прикинь, пришлось по балконам на 7 этаж хуярить, на этих ебучих балконах даже перил нету не то, чтобы лестницы, короче трезвым никогда бы не полез. Один хуй ОМОН спалил нас, нас пришлось пиздовать в часть, а это 40 км., короче, тормознули УАЗ, а там парни с бабами бухие. Они нам еще два пузыря споили. Короче, доехали, их у нас заправили как надо.
Ладно, Ванька, встретимся, напиздимся, пиши ответ сразу, чтобы он меня застал.
Уезжать буду, тебе напишу.
ТРИ ПИСЬМА ВАЛЕРКИ
Служил в строительном батальоне в Пскове, военная часть 39835. До армии, в школе, его часто били свои же ребята. Наверное, в любой подростковой группе всегда находится крайний, на которого валятся все беды и напасти. Таким был и Валерий. За два года он сильно изменился, возмужал, огрубел как-то. Теперь живет под Питером, завел какой-то мелкий бизнес, большая семья - жена и трое детей, недавно перевез к себе родителей.
25 апреял 1991
Привет Ваня!
Я очень рад твоему письму. Большое спасибо, что написал первый, ведь я не знаю твой адрес и поэтому не мог писать.
Прежде всего скажу, что я уже не тот фрукт, что был полгода назад, и мозги у меня, действительно, скособочились.
Но я полностью согласен с твоей «философией тайги» и очень скучаю по родине, особенно, по горам и дремучей тайге, ключевой воде и лесному скалистому воздуху. А главное, скучаю по свободе, ведь Армия - это та же «зона», только на добровольных началах, где сами заключенные (сержанты) командуют над заключенными (рядовыми). Тут, в моей части, есть два земляка, оба дедушки, один из Свердловска, Пустик. У него девиз «отпиздил земляка, считай побывал на родине». Второй, Сенька из Красноярска, исключительно добрый и отзывчивый парнишка, недавно получил звание ефрейтора.
Я же только что приеал из Учебки, где получил специальность монтажника ст и Ж.Б.К. 4-го разряда и, видимо, теперь меня ждут командировки по новгородской области.
Ну пока все,
Жди песем.
Пиши.
Валерка.
8 мая 1991
Привет Ваныч!
Здравствуй родная душа!
Что интересно, армия, действительно, школа жизни, но учит она каждого по своему: одного кнутом, другого пряником.
Именно в армии я научился ненавидеть людей, и как не философствуй, не найдешь в людях то, за что их можно уважать, а тем более любить.
Все таки я неудачно себя зарекомендовал среди «своих» - слишком мягкая у меня душа, добрый я, поэтому и кажусь слабее других.
Веду для себя конспект, по которому буду жить (по мере возможности).
Чтобы служить ВСО нужно иметь три вещи:
железный желудок,
наглую харю,
ни капли совести.
Играть на отсутствии храбрости у собеседника. Не жалеть никого.
Не помогать никому.
Вести себя вызывающе, особенно к сильным людям.
После драки, кулаками не машут (тут больше подразумевается моральная драка).
Никогда никого не бояться, а бояться своей трусости, не показывать трусость.
Главное вовремя наехать и смыться «всему свое время» (имеются в виду наезды на сильных).
Мне «до лампочки», что обо мне думают окружающие.
Бей своих, чтобы чужие боялись.
В любом споре или драке держись до победного конца, не останавливайся на полпути.
Злопамятство.
Это не полный портрет нахала, который я должен взять на вооружение, чтобы окружающие не «валили на меня все камни». Но этот портрет сильно противоречит моему естеству и придется изменять свой характер коренным образом, хотя бы на два года.
Видимо после праздников (майских) меня отправят в Псков, в командировку на полгода - это где-то тут рядом в Старорусском районе.
Ну пока, все.
Вышли адрес Егора.
Валерка.
23 июня 1991
Здорово Вано!
Извини за долгое молчание, ведь на это были веские причины.
Дело в том, что втроем мы выпили очень много самогону и были очень презираемы начальством. Нас долго гоняли из угла в угол. Заебали нарядами и другими наказаниями. Поэтому не было ни времени, ни настроения для писем.
И с того момента родители от мня получили только одну весточку: письмо от командира части.
Но теперь обстановка изменилась и каждое воскресенье мы втроем (два моих кореша, один белорус, другой ленинградец) ходим во внеочередные увольнения в город Псков. Кстати, очень красивый город, много старых церквей и большая крепость.
Приезжал ко мне папа, погуляли по крепости ночью - очень интересно.
Ну, в общем, работаю - жопу рву, пытаюсь заработать отпуск на родину в августе месяце.
К нам пришли «духи» - ленинградцы и азербайджанцы; все охуевшие. Старших не уважают -стучат как швейные машинки. Двух ленинградцев поставили командирами отделений, такие большие «дяди» с большими кулаками, но, правда, хорошие ребята..
Высылаю письмо на красноярский адрес, ведь я не помню номер твоего дома.
Привет от меня Егорке, тайге и родному городу!
Валерка.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
После прочтения писем у меня осталось странное впечатление ускользающей реальности. Вроде бы все факты, приводимые ребятами, уже давно известны и не раз воспроизводились в периодике. Щемящее чувство неволи, и отсюда значимость увольнений и редких встреч с родственниками, пьяные дебошы и неуставные отношения - вот что составляет основу воспроизводимого в массовом сознании представления о мужественности и армейской школе жизни: “без армии нельзя стать настоящим мужчиной”. Экстремальная ситуация продолжительностью в два года, борьба за жизнь, за свою честь, навыки выживания, конструирования врагов, как способ приобретения собственной идентичности - элементы оправдания насилия. Что еще можно сказать об этой ситуации? Казалось бы тема исчерпана и остается лишь определиться с собственной этической позицией. Однако так и остается непонятным как возможен в нашем обществе подобный абсурд? Приверженность к нему те только сторонних наблюдателей, но и людей, прошедших через абсолютно бесчеловечные, девиантные формы социальных взаимодействий. Какую бы роль не принимали участники этого театра, они остаются его жертвами и добровольно принимают эту жертву даже на уровне личных повседневных взаимодействий с другим, отрезанным на время миром. Так, Валерий, наверное, в наибольшей степени не принимающий правила игры или, по крайней мере, умеющий отстраниться от них, сделать предметом наблюдения и рефлексии (чего стоит “конспект, по которому буду жить”), все же мимоходом упоминает о новичках как стукачах. Его письма вовсе не выбиваются из общих стилистических норм армейского нарратива: немного грубости, немного тоски, пара эпизодов о нарушении существующих порядках и последовавших наказаниях. Событийный ряд абсолютно однороден. В нем практически нет ни людей, ни привычных для нас отношений между ними. Все осталось во вне, здесь же есть только то, что следует пережить, переступив через себя, через все то, что связано с домом, друзьями, человеческими отношениями.
А один простой солдат заменяет весь стройбат.
(солдатская поговорка)
На днях побывал дома. Как поселился в Москве, все реже и реже стал навещать родителей. Суета, бессмысленные обязательства, никому не нужные хлопоты наполнили жизнь своими, далекими от здравого смысла, различениями . В поезде случайно встретил старого товарища. Всю ночь вспоминали что-то, договорились встретиться и, что удивительно, встретились. За очередной рюмочкой, он вдруг ушел в другую комнату и принес пачку потрепанных конвертов, протянул: «на вот держи, может пригодится, а то я тут выбросить решил, а потом вдруг остановился. Ты же ученый, у тебя все в дело пойдет». Так я оказался владельцем нескольких писем Алексея, Романа и Валерия, людей которых знал лишь мельком. Чуть позже я расспросил своего дарителя о судьбах его корреспондентов, а с кем-то и встретился лично, уж больно любопытными оказались тексты писем. За грубостью, несвязностью речи, подростковой бравадой и показным хамством, я увидел в этих письмах нечто важное, неподдельно правдивое и вечно ускользающее от исследователя, пусть даже погруженного в пучину общественной жизни. Я не склонен приписывать уже ушедшим в прошлое “фактам” статус действительной “правды жизни”, доминирующей в своей обыденности над официальным дискурсом “защитника Родины, стоящего на страже Отечества”, “чести мундира российского воинства” и прочих идеологических клеше, поддерживающих институт военной службы. Дело не в том, чтобы выяснить, что было “на самом деле”, а что приписано или подкорректировано заинтересованными деятелями. Любой текст отражает чей-то интерес, являет собой осколок некоторой значимой для его создателя реальности. Когда-то на батыгинском семинаре в Институте социологии РАН я услышал от Сергея Чеснокова тогда шокирующее своей категоричностью высказывание: “респондент никогда не врет”. Теперь я готов перефразировать его в отношении любых коммуникативных ситуаций: нет лжи в мире социальных взаимодействий. Всякая ложь фабрикуется в контексте создаваемой кем-то социальной реальности. Ложь - это лишь осмысленное выпадение из канонов доминирующего дискурса.
Я не критикую армию и не собираюсь ее изменять, я лишь обращаю внимание на странные, казалось бы, неестественные для современного человека речевые обороты, в которых проступает жизнь в насилии. Через эти письма видно, как молодые ребята, только что оторванные от дома, выживают и приспосабливаются к чрезвычайно агрессивной среде, заимствуют ее дискурс, впитывают идентичность человека, способного осмысленно причинить боль, унизить, лишить жизни. Описания других, с кем нужно сражаться, против кого нужно отстаивать свою честь, для них, не случайные, мимоходом брошенные слова, это атрибут социальной идентичности. Другими словами, образ врага и легитимация насилия - вот базовые черты любой военизированной группы. Иначе становится невозможным сам факт “несения службы”, а все слова о воинском долге, патриотизме и любви к Родине рассыпаются как карточные домики.
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДАННЫХ
Я не взял на себя смелость препарировать тексты в нужном направлении: вырезать цитаты, присваивая им статус значимых примеров, кодировать и сопоставлять разные элементы текста, предлагать некоторые обобщения. Ограничившись лишь комментариями и описаниями контекста, в котором оказались мне доступны письма, я постарался указать на возможные ограничения налагаемые на дальнейшие интерпретации материала. Отсюда речь не может идти о какой-либо методе, используемой для написания этого текста, пусть даже качественной. Но об искажениях данных, осмысленно допущенных мной, все же следует сделать несколько замечаний.
Во-первых, несмотря на давность лет, я все же решил сохранить конфиденциальность и моего информанта, и авторов писем, изменив их имена и убрав из текста указания на других людей. Однако я сохранил подлинные названия воинских частей, названий городов и регионов. Указаны точные даты написания писем. Это сделано для того, чтобы не потерять реалистичность рассказа, приданием ему квазибеллетристического стиля.
Во-вторых, после некоторых колебаний я решил сохранить нецензурную лексику, в обилии допускаемую в письмах, особенно это характерно для Романа. Введение многоточий внесло бы существенное снижение эмоциональной компоненты повествования, возможно даже изменило авторский стиль. Несмотря на некоторое непонимание, мной сохранены все стилистические особенности писем. Например, мне показалось весьма необычным то, что Алексей по окончанию письма после своего имени ставит восклицательный знак, интонационно усиливая завершение письма. Тем не менее, я внес исправления в грамматические конструкции. Некоторые ошибки были настолько выпадающими из канонов русского языка, что просто затрудняли прочтение писем. Например, “потомушто”, “раскожу”, “вод почемуто”, “за идаем” и т.д. Наибольшее количество исправлений пришлось на тексты Алексея.
В-третьих, я не стал приводить все письма Романа. Мне передали всего 17 писем, из них 12 принадлежало ему. Я отобрал лишь четыре, руководствуясь тем, чтобы попали письма начала, середины и конца службы, в которых были бы представлены какие-то характерные эпизоды ее несения. Чтобы хоть как-то объяснить решение об отборе писем, можно сослаться на композиционный скос, который бы произошел при публикации всех материалов. Возможно, что обработке корреспонденции Романа следует посвятить отдельную работу.
ДВА ПИСЬМА АЛЕКСЕЯ
Вся его служба проходила в строительном батальоне в/ч 20189, расположенном в закрытом городке Ряжск-1. Лишь переезды по рязанской области немного скрашивали однообразие солдатской службы. Вроде бы много строили, но больше пили, халтурили на начальство, избивали “духов” или “чурок”. Вернувшись домой, Алексей начал крепко пить, хотя это не помешало жениться и родить двоих сыновей. Тихая, неприметная жизнь: дом, работа на стареньком самосвале, даже круг друзей ограничился соседскими собутыльниками. «Главное не высовываться», - повторял он при встрече, нередко заменяя последнее высказывание более крепким русским словцом.
14 апреля 1990
Привет Ванька!
Привет друган!
Как ты писал, с самого детства вместе были. Ведь хаты вместе стояли. Мне вот почему то дом, в который переехали реже снится. В основном, где с тобой все детство и юность прошла. Ведь после армии уже жизнь пойдет. Юность она ведь, как говорится, в сапогах гибнет. Ну ладно, извини, что долго не писал. Твой адрес потерял. А сегодня только дошло, чтобы домой написать. Служба идет помаленьку. Строим трассу. На станции Подвидово, это в нескольких остановках от города Ряжска, Рязанская область. Немного от Волгограда осталось, километров 250. Ну ладно, маленько о себе, о своей службе. Стоим в тупике, на станции. Рядом мясокомбинат, хлебозавод. Так что копченую колбаску хаваем, да сувенирными пряниками заедаем. Насчет выпивки - это тоже есть. Короче, гуляем. Правда, урюки заябывают. На гражданке пиздить буду. Вот так и живем. Завтра Пасха, надо в увольнение сходить. В гости приглашают. Так завтра погуляю, если отпустят. Ну ладно, о себе хватит. Как у вас там? Всем привет и дай мой адрес, а то у меня нет ни одного адреса. Считай с сентября месяца как на губе сидел. Вадьке привет и адрес дай, пускай напишет или его адрес напиши. Ну ладно, на этом кончаю. Всем привет. Пиши!
Леха!
9 февраля 1991
Привет Ванька!
Ты на меня не серчай на меня. Если бы здесь был, то понял. Армия - это школа жизни, но ее лучше пройти заочно. Запомни эти слова. И постарайся не ходить. Я свои полгода отлетал, скоро уже год. Сейчас маленько полегче, потому что молодые русские пришли. Остальное летом расскажу, когда на каникулы придешь. Мы с тобой поговорим обо всем. Послезавтра на обследование в психушку. Крыша маленько поехала. Здесь это часто бывает.Но это пускай между нами останется. Дома будешь, ничего не говори, Все потом расскажу. Может на майские успею. Извини, что мало, голова болит, ничего в ней нет и так постоянно. Ну ладно. Сюда больше не пиши!
До встречи!
Леха!
Надо заметить, что моему товарищу он так ничего и не рассказал. Да и со мной не был слишком разговорчив: “Ну ладно, прошло все, чего болтать, надо там быть”,- отрезал и уже не возвращался к армейской теме. В его памяти остались лишь несколько эпизодов о совместных пьянках, несанкционированных вылазках на волю и последующие дни наказаний от офицеров и старших товарищей. Иногда за проступок, но часто так ради удали, может и профилактики. “Бить своих, чтобы чужие боялись”, - девиз, который уже давно перекочевал из армейской жизни в обыденный мир российских подростков.
ЧЕТЫРЕ ПИСЬМА РОМАНА
Служил в Забайкальском военном округе, инженерном батальоне военной части 45110. Закончив первый курс Красноярского государственного университета был призван в армию, поскольку учился на заочном отделении. После возвращения учебу забросил, занявшись коммерцией. В то время как раз в ходу была обширная спекуляция “чубайсовскими” ваучерами, на чем он сделал свой первый капитал, который вместе с последующим прибытком потом весь сгорел на очередном дефолте.
Пожалуй, Роман единственный, кто писал как говорил, не задумываясь, что перед ним бумага и слова приобретают некоторый устойчивый статус “фактов”. На это указывает и обилие нецензурной лексики, и редкое дробление текста на абзацы и предложения. Разделяя запятыми различные фразовые единства, переходя с одной темы на другую, не особо рефлексируя над связанностью выстраиваемого контекста. Перед нами классическая нитка нарратива, со свойственными ему переходами, смысловыми провалами и возвращениями.
19 ноября 1990
Привет, Ванька!
Наконец-то получил первое и пока единственное письмо. Сука, чего раньше не писал? Козлы вы с Вадимом, колбасу копченую жрете, а я тут эту кашу ебучую. Эх, гражданка, милая гражданка, как я хочу туда. Хочу колбасы, слышь, конь. Да, вы там не забыли, что в конце концов пора присылать мне Ленкин и Маринкин адреса. Суки, копите деньги, приезжайте в гости. Оставаться будете у Маринки. А у меня течет жизнь ебучая какая-то. Не убедительно пишу, говоришь, о тяжелой жизни, этого не надо слышать, это нужно увидеть, почувствовать. Ехали сюда, бухали по страшному, пиздели, что друг друга в обиду не дадим, ан хуй то там, каждый сидит в своей калоше. Скорее бы прошло полгода, там будет полегче, из «духов» в «шнуров» переведут шестью ударами ремня с пряжкой. А как год пройдет «фазанами» станем, вот тогда пойдет нормальная жизнь. А пока день, как неделя. Козлы, хочу на «Любэ», даже не на «Любэ», а просто на волю к нам в общагу. Братьям скажи, чтобы обязательно приезжали до января, душа разрывается с кем-нибудь из своих побазарить, душу излить. После всего «этого» кулака совсем бояться перестал. Слушай, кореш, а не съебаться ли мне отсюда, к вам туда. Дембеля парни нормальные, со всеми базарил, а фазаны озверевшие все. Дембель один говорил, что из «фазанов» или из нас, когда станем «фазанами», кого-нибудь посадят. На офицеров хуй забили, ходят в чем попало. А у нас, у духов, все по уставу, затянутые и вся хуйня, а вечером все неуставное, офицеров то нету. Отбиваемся, к примеру, за 20-25 сек., то есть полностью раздеться и запрыгнуть в кровать. Эх, Ванька, не умею я писать, но все равно не рвитесь сюда, это пиздец. Единственная радость - отпроситься покурить всей кучей, тебя козла, наверное, здесь не хватает. Ну че, баб то себе нашел, к кому в гости то пожрать ходишь. С Вадиком, наверное, как раньше со мной. Слышь, Вадику скажи, чтобы письмо написал и заодно тот стих, который они там сочинили, пусть здесь поприкалываются, да, лучше будет, если ты будешь класть фотки в письма, с фотками не «пробивают» и от матери тоже, следи за письмами мне.
Пока,
Ромка.
6 декабря 1990
Привет Вано!
Конь ебучий, чача задроченная. Ты чего, сука, письма такие короткие пишешь, пиздюлей захотел что ли, вот съебусь отсюда, приеду тебе пиздюлей давать, ну ладно хватит, ты уже обосрался, поменяй штаны и читай дальше. Рад был вашему с Вадиком письму и твоему тоже. Целый день въябывал как «папа Карло», сейчас уловил минутку и катаю этот огрызок. Заебися будет, если вы, кони, на зимние каникулы приедите, но лучше, если вы приедите с моими братанами, потому что с вами меня не отпустят, а с ними, может быть, дня на два вырвусь. Да, армия, по-моему, начинает меня физически, на днях, чтобы отпустили покурить, отжался 55 раз, сам себе поверить не мог. Бьют здесь, Ванька, сильно, приедешь, покажу тебе все здешние извраты. Думаю, что выдержишь не долго, как и я по первости.
Стали въябывать, появился аппетит, а до этого глядеть не мог на эту ебучую кашу, Ну ты, сука, чего ты мне про Лариску ничего не пишешь или ты ее уже к себе переманил, Да ты не ссы, она мне на хуй не нужна. Как там Вадик крутится от армии? Пусть вертится сильнее, а то попадет сюда, жалеть будет. Спать ложимся в 11.00 Перед этим прыгает раз семь «подъем - отбой», пока не успеем полностью раздеться и залезть в кровать за 20 сек. Козел ты, как мне обидно, что не погуляли на последние дни моей гражданки, все ты «мне не охота». Козел ты, больше никто. Ты мне от туда письма старайся с фотками посылать, они отдаются «безболезненно». С Вадиком сфоткайтесь, а то почикаю обоих. На гражданку бы сейчас, каждый день бы дрался, пусть пизды бы получал, зато честно. Процентам восьмидесяти из пиздивших меня, я бы мог так накатать, но, увы, это чревато такими последствиями, что мне просто становится жалко свою мать. Хватит об этой хуйне, все равно через полгода - год все они свое получат, а пока что я - «дух советской авиации».
Ванька, Вы там не забывайте писать о своих балдежах, пишите, что классно, прикольно. Напишите мне тот вадиковский стих, пусть здесь наши позалупаются, анекдоты пишите новые. Да, вы же ходили на Столбы, чтобы написали, ясно, да. У нас уже темно, через час - полтора ужин. Да, я не дорассказал, как мы спим. Ложимся в 11.00, подъем в шесть утра и галопом на зарядку, ночью мы должны встать подшить воротнички, почистить сапоги и бляхи ремней, а если нет, то утром экзекуция сапогами по солнечному сплетению. Да и мало ли за что здесь огребаешься, приедешь расскажу и покажу. Да, и еще ночью кому не спится из дембелей и фазанов, те приходят к нам и начинается, мать ее так, экзекуция. Утром встаешь с разбитыми губами, синей грудью и несгибающейся спиной, и думаешь легко отделался. Ну ладно. Пока, бывайте мужики. С огромным солдатским приветом. Рядовой.
Ромка.
25 марта 1991
Здорова Ванька!
Как дела, хрен собачий, чем занимаешься. Ей богу не помню, о чем ты там, в последних письмах, пишешь, так что ответ катай поподробнее. Ну чего о себе то написать, все у меня нормально, из духов перевели в шнуры, это было еще 14 марта, а через три дня «приказ министра обороны СССР» первый мой «приказ». Это будет 27 марта, а сегодня воскресенье, и я в наряде, я, по моему, только в нарядах и пишу письма. Завтра понедельник, строевой смотр, проверять будут обмундирование и подобную хуйню, а послезавтра на ОРС. Я привык уже там работать, оказывается, охуительно вагоны то выгружать, тут ебнешь, там спиздишь, и вообще грузчики весело живут, гуляют каждый день. А на душе у меня хуево, домой хочется. Дело в том, что на прошлой неделе в четверг приехали мы с ОРСа, заводит меня ротный в канцелярию… а там батя с братаном. Я чуть не охуел, отпустили меня в увольнение на 2,5 суток, но батя побыл всего сутки, а 1,5 суток я гулял один, слонялся по городу, жил в гостинице две ночи, побухал. А батя то улетел к вам, самый хуевый момент был, когда он улетал. У них не было билетов, и поэтому стояли на транзитный, на трех рейсах билетов не достали и вот последний четвертый рейс, как я хотел, чтобы не было билетов, чуть не молиться хотелось еще бы денек с батей побыть, но виду нихуя не подал. Улетели, вернее ушли на посадку, и объявили, что есть еще билеты до Красноярска, чуть черт не дернул в Красноярск махнуть. Одумался, без отпускного меня в самолет хуй пустили бы. Вот такие пироги. Обещали, что через месяц - полтора опять приедут, ждать буду. Ну, а как там вы, кони, чем занимаетесь, где шаритесь. Лариске от меня привет и передай, пусть извиняет, что на свадьбе ее не буду, не отпускают, ебена мать, ну хуйня, скажи, что я ее после армии все равно трахну, блядь, она и замужем блядь. Мужики, пилите фотки, я об этом заебался писать. А на счет фотоаппарата, я напишу, когда его выслать в следующем письме. Привет всем павликам и мистерам с нашей общаги, пиши как там 444 комната, до сих пор дуются, наверное. Вадик там со своей новой девчонкой не порвал еще? Юрке привет, если он еще в Красноярске, папане тоже самое. Афису от меня больше здравствуйте. И давай, пиши почаще, а то прямо весь как я, нихуя не пишешь, тем более ты пока еще на гражданке, так что времени дохуя. Ну бывай, отличник, жду ответа.
Ромка.
4 мая 1992
Здорова Ванька!
Извини меня, браток, но я вроде бы на прошлой неделе отослал письмо, хотя ты, конечно, прав, что охуел я конкретно. Значит, дуются все, поцелуй там девчонок за меня, а Вадику пожми его мужественную лапу, может отойдут, а. Всем, короче, привет, а у меня все нормально, начальство вот письмо родителям собирается отправить о всех моих грехах. Ладно - это дело десятое. А ты на фотке ничего получился, застегнутый, подтянутый, вот только «косой» что ли, или обкуренный. Ужас тут, грязь, слякоть и тому подобная пакость, да еще и снегу дохуя. Коротко о твоих новостях. Вадик - это разброд и шатания, бляди с космоса меня не интересуют, а про Оксанку, почему так запоздал, или если только узнал, как она, привет ей. Вот я еще о чем хочу написать, еще пару писем ты мне успеешь написать, а вообще то, скоро, Карабах, до осени доживу, и то в Красноярске объявлюсь, жди, друган, еще восемь месяцев. Видишь, и у меня новостей малость набралось. Вадишке скапай, чтобы не обижался, я ему тоже неделю назад писал, а твое письмо вообще 10 суток шло. Как там, Ваныч, прошли дни физиков? Опять небось прикалывались как черти. У меня тоже жизнь смешная, в самоход втроем съебались, два пузыря взяли к бабам в общагу, короче, нас еще пустили, вахтерша, стерва, на два часа, въебали, все дело идет к постели, а нас казаки выгонять пришли, ну вывели нас на улицу, мы им объяснили что к чему, они уже не против, чтобы запустить, а бабка в ОМОН звонить хочет. Ты прикинь, пришлось по балконам на 7 этаж хуярить, на этих ебучих балконах даже перил нету не то, чтобы лестницы, короче трезвым никогда бы не полез. Один хуй ОМОН спалил нас, нас пришлось пиздовать в часть, а это 40 км., короче, тормознули УАЗ, а там парни с бабами бухие. Они нам еще два пузыря споили. Короче, доехали, их у нас заправили как надо.
Ладно, Ванька, встретимся, напиздимся, пиши ответ сразу, чтобы он меня застал.
Уезжать буду, тебе напишу.
ТРИ ПИСЬМА ВАЛЕРКИ
Служил в строительном батальоне в Пскове, военная часть 39835. До армии, в школе, его часто били свои же ребята. Наверное, в любой подростковой группе всегда находится крайний, на которого валятся все беды и напасти. Таким был и Валерий. За два года он сильно изменился, возмужал, огрубел как-то. Теперь живет под Питером, завел какой-то мелкий бизнес, большая семья - жена и трое детей, недавно перевез к себе родителей.
25 апреял 1991
Привет Ваня!
Я очень рад твоему письму. Большое спасибо, что написал первый, ведь я не знаю твой адрес и поэтому не мог писать.
Прежде всего скажу, что я уже не тот фрукт, что был полгода назад, и мозги у меня, действительно, скособочились.
Но я полностью согласен с твоей «философией тайги» и очень скучаю по родине, особенно, по горам и дремучей тайге, ключевой воде и лесному скалистому воздуху. А главное, скучаю по свободе, ведь Армия - это та же «зона», только на добровольных началах, где сами заключенные (сержанты) командуют над заключенными (рядовыми). Тут, в моей части, есть два земляка, оба дедушки, один из Свердловска, Пустик. У него девиз «отпиздил земляка, считай побывал на родине». Второй, Сенька из Красноярска, исключительно добрый и отзывчивый парнишка, недавно получил звание ефрейтора.
Я же только что приеал из Учебки, где получил специальность монтажника ст и Ж.Б.К. 4-го разряда и, видимо, теперь меня ждут командировки по новгородской области.
Ну пока все,
Жди песем.
Пиши.
Валерка.
8 мая 1991
Привет Ваныч!
Здравствуй родная душа!
Что интересно, армия, действительно, школа жизни, но учит она каждого по своему: одного кнутом, другого пряником.
Именно в армии я научился ненавидеть людей, и как не философствуй, не найдешь в людях то, за что их можно уважать, а тем более любить.
Все таки я неудачно себя зарекомендовал среди «своих» - слишком мягкая у меня душа, добрый я, поэтому и кажусь слабее других.
Веду для себя конспект, по которому буду жить (по мере возможности).
Чтобы служить ВСО нужно иметь три вещи:
железный желудок,
наглую харю,
ни капли совести.
Играть на отсутствии храбрости у собеседника. Не жалеть никого.
Не помогать никому.
Вести себя вызывающе, особенно к сильным людям.
После драки, кулаками не машут (тут больше подразумевается моральная драка).
Никогда никого не бояться, а бояться своей трусости, не показывать трусость.
Главное вовремя наехать и смыться «всему свое время» (имеются в виду наезды на сильных).
Мне «до лампочки», что обо мне думают окружающие.
Бей своих, чтобы чужие боялись.
В любом споре или драке держись до победного конца, не останавливайся на полпути.
Злопамятство.
Это не полный портрет нахала, который я должен взять на вооружение, чтобы окружающие не «валили на меня все камни». Но этот портрет сильно противоречит моему естеству и придется изменять свой характер коренным образом, хотя бы на два года.
Видимо после праздников (майских) меня отправят в Псков, в командировку на полгода - это где-то тут рядом в Старорусском районе.
Ну пока, все.
Вышли адрес Егора.
Валерка.
23 июня 1991
Здорово Вано!
Извини за долгое молчание, ведь на это были веские причины.
Дело в том, что втроем мы выпили очень много самогону и были очень презираемы начальством. Нас долго гоняли из угла в угол. Заебали нарядами и другими наказаниями. Поэтому не было ни времени, ни настроения для писем.
И с того момента родители от мня получили только одну весточку: письмо от командира части.
Но теперь обстановка изменилась и каждое воскресенье мы втроем (два моих кореша, один белорус, другой ленинградец) ходим во внеочередные увольнения в город Псков. Кстати, очень красивый город, много старых церквей и большая крепость.
Приезжал ко мне папа, погуляли по крепости ночью - очень интересно.
Ну, в общем, работаю - жопу рву, пытаюсь заработать отпуск на родину в августе месяце.
К нам пришли «духи» - ленинградцы и азербайджанцы; все охуевшие. Старших не уважают -стучат как швейные машинки. Двух ленинградцев поставили командирами отделений, такие большие «дяди» с большими кулаками, но, правда, хорошие ребята..
Высылаю письмо на красноярский адрес, ведь я не помню номер твоего дома.
Привет от меня Егорке, тайге и родному городу!
Валерка.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
После прочтения писем у меня осталось странное впечатление ускользающей реальности. Вроде бы все факты, приводимые ребятами, уже давно известны и не раз воспроизводились в периодике. Щемящее чувство неволи, и отсюда значимость увольнений и редких встреч с родственниками, пьяные дебошы и неуставные отношения - вот что составляет основу воспроизводимого в массовом сознании представления о мужественности и армейской школе жизни: “без армии нельзя стать настоящим мужчиной”. Экстремальная ситуация продолжительностью в два года, борьба за жизнь, за свою честь, навыки выживания, конструирования врагов, как способ приобретения собственной идентичности - элементы оправдания насилия. Что еще можно сказать об этой ситуации? Казалось бы тема исчерпана и остается лишь определиться с собственной этической позицией. Однако так и остается непонятным как возможен в нашем обществе подобный абсурд? Приверженность к нему те только сторонних наблюдателей, но и людей, прошедших через абсолютно бесчеловечные, девиантные формы социальных взаимодействий. Какую бы роль не принимали участники этого театра, они остаются его жертвами и добровольно принимают эту жертву даже на уровне личных повседневных взаимодействий с другим, отрезанным на время миром. Так, Валерий, наверное, в наибольшей степени не принимающий правила игры или, по крайней мере, умеющий отстраниться от них, сделать предметом наблюдения и рефлексии (чего стоит “конспект, по которому буду жить”), все же мимоходом упоминает о новичках как стукачах. Его письма вовсе не выбиваются из общих стилистических норм армейского нарратива: немного грубости, немного тоски, пара эпизодов о нарушении существующих порядках и последовавших наказаниях. Событийный ряд абсолютно однороден. В нем практически нет ни людей, ни привычных для нас отношений между ними. Все осталось во вне, здесь же есть только то, что следует пережить, переступив через себя, через все то, что связано с домом, друзьями, человеческими отношениями.