Про пальто (не-"Чемодан")
Однажды моя мама решила, что я уже взрослая, и пора бы мне купить Пальто, а не какое-то там пальто из детского магазина. Вы ведь помните,девушки дамы, советские магазины начала девяностых? Мы стали методично обходить пустые, едва присыпанные невнятным тряпьем, залы повсюду где они только попадались в нашем необъятном городе. На меня поочередно навешивались одинаковые балахоны, и через один я послушно кивала - да, да, только отстаньте уже. Но мама всякий раз сурово качала головой, точь-в-точь как Ричард Гир в фильме "Красотка", и была непреклонна, какой бы заискивающей Джулией Робертс я ни пыталась ей улыбаться.
Судьба настигла нас в помещении, носящем гордое имя "ДомМод", название нравилось мне тем, что читалось одинаково бессмысленно сзаду наперед и с переду назад. "Жэншшына," - прошипела Судьба, незаметно подкравшись к нам с большой хозяйственной сумкой. И тут с мамой что-то случилось. Моя образцово-показательная мама, всегда брезгливо морщившая носик в адрес "спекулянтов", потрясавших перед ней югославскими и финскими свертками, вдруг на глазах похорошела преобразилась. Заговорщически кивнув, точно как те самые спекулянты, и крепко зацепив ногтями мою руку, она повлекла меня вслед за жэнщыной-Судьбой в какой-то темный угол, очевидно в Святая Святых тех самых "Мод", в чьем доме мы находились.
В общем, пальто оказалось темно-коричневым. Оно оказалось болоньевым. Оно оказалось "дутым". Вспомнили, да? Мало того, в талии оно перетягивалось поясом. Таким образом, с тех самых пор на улицах весенне-осеннего Ленинграда прохожие часто наблюдали нечто похожее на двухступенчатый броневик, лавирущий между лужами и безупречно маскирующийся на фоне вечной непролазной грязи. Но и этой идиллии настал печальный и неожиданный конец. Потому что в один из дней, не предвещавших ничего дурного, тащась не помню за каким лядом за мамой по важному делу через какой-то жуткий проходной двор на Петроградской, я зацепилась рукавом за торчащий наружный подоконник, а пальто, мы помним, было из модной ткани Болонья, и приобрела на этом самом рукаве прелестный разрыв сантиметров в семь длиной, из которого трогательным детенышевым пухом выглянул навстречу солнцу белоснежный синтепон. Придя в себя после первого шока и дотянув кое-как до дома, я зашила этот ужас как могла, но катастрофы было уже не избежать - примерно через неделю мое преступление раскрылось и грянул ожидаемый скандал, завершившийся проклятием: полезай теперь в колодец за веретеном ищи теперь ателье художественной штопки.
Но всему плохому, а не только всему хорошему, когда-нибудь приходит песец, и в еще один офигительно прекрасный день в этом самом пальто меня "отправили" в Израиль. Напоследок пальто на пару с советской таможней всласть поиздевалось надо мной. Таможня, никак не желая давать добро и затягивая время досмотра пока я не начала опаздывать на регистрацию, ухмылялась и расковыривала - нитка за ниткой - мой багаж, потом долго взвешивала мои "драгоценности" (например, десертную ложку), потом милостиво соглашалась "вот это вот" пропустить, а "вот то вот отдайте провожающим, если они у вас есть". Среди выпущенного за пределы Родины была и тоненькая золотая цепочка, не помню почему, но было очень важно чтобы я ее "вывезла". Она-то и провалилась сквозь крупный стежок подкладки пальтового кармана, ведь времени уложить вещи уже не оставалось, и поэтому все что мне позволили я в торопях сунула в карман. После этого я еще несколько раз подходила к таможенникам - "А вы не видели тут?.." "Нет, не видели". В конце концов погранцы сжалились и разрешили - ну возьмите уж у мамы еще что-нибудь, раз уж так.. "Да пошли вы" - с удовольствием пожелала я и, закусив губу, отправилась на посадку. Хорошие они все-таки ребята.
Цепочку мне нашел еще в аэропорту и достал, подпоров карманным ножом подкладку, будущий как потом выяснилось соученик по ульпану. Пальто просто пошутило.
А закончу я свой рассказ на веселой ноте. Темнокоричневый монстр больше не изуродует ни одну девушку на свете. Увязанный в плотный сверток и мстительно засунутый на самое дно одного из моих верных баулов, он пережил всего-то три из полутора десятков моих израильских переездов и был выброшен в один из множества беэр-шевских мусорных баков, после чего следы монстра затерялись.
Судьба настигла нас в помещении, носящем гордое имя "ДомМод", название нравилось мне тем, что читалось одинаково бессмысленно сзаду наперед и с переду назад. "Жэншшына," - прошипела Судьба, незаметно подкравшись к нам с большой хозяйственной сумкой. И тут с мамой что-то случилось. Моя образцово-показательная мама, всегда брезгливо морщившая носик в адрес "спекулянтов", потрясавших перед ней югославскими и финскими свертками, вдруг на глазах похорошела преобразилась. Заговорщически кивнув, точно как те самые спекулянты, и крепко зацепив ногтями мою руку, она повлекла меня вслед за жэнщыной-Судьбой в какой-то темный угол, очевидно в Святая Святых тех самых "Мод", в чьем доме мы находились.
В общем, пальто оказалось темно-коричневым. Оно оказалось болоньевым. Оно оказалось "дутым". Вспомнили, да? Мало того, в талии оно перетягивалось поясом. Таким образом, с тех самых пор на улицах весенне-осеннего Ленинграда прохожие часто наблюдали нечто похожее на двухступенчатый броневик, лавирущий между лужами и безупречно маскирующийся на фоне вечной непролазной грязи. Но и этой идиллии настал печальный и неожиданный конец. Потому что в один из дней, не предвещавших ничего дурного, тащась не помню за каким лядом за мамой по важному делу через какой-то жуткий проходной двор на Петроградской, я зацепилась рукавом за торчащий наружный подоконник, а пальто, мы помним, было из модной ткани Болонья, и приобрела на этом самом рукаве прелестный разрыв сантиметров в семь длиной, из которого трогательным детенышевым пухом выглянул навстречу солнцу белоснежный синтепон. Придя в себя после первого шока и дотянув кое-как до дома, я зашила этот ужас как могла, но катастрофы было уже не избежать - примерно через неделю мое преступление раскрылось и грянул ожидаемый скандал, завершившийся проклятием: полезай теперь в колодец за веретеном ищи теперь ателье художественной штопки.
Но всему плохому, а не только всему хорошему, когда-нибудь приходит песец, и в еще один офигительно прекрасный день в этом самом пальто меня "отправили" в Израиль. Напоследок пальто на пару с советской таможней всласть поиздевалось надо мной. Таможня, никак не желая давать добро и затягивая время досмотра пока я не начала опаздывать на регистрацию, ухмылялась и расковыривала - нитка за ниткой - мой багаж, потом долго взвешивала мои "драгоценности" (например, десертную ложку), потом милостиво соглашалась "вот это вот" пропустить, а "вот то вот отдайте провожающим, если они у вас есть". Среди выпущенного за пределы Родины была и тоненькая золотая цепочка, не помню почему, но было очень важно чтобы я ее "вывезла". Она-то и провалилась сквозь крупный стежок подкладки пальтового кармана, ведь времени уложить вещи уже не оставалось, и поэтому все что мне позволили я в торопях сунула в карман. После этого я еще несколько раз подходила к таможенникам - "А вы не видели тут?.." "Нет, не видели". В конце концов погранцы сжалились и разрешили - ну возьмите уж у мамы еще что-нибудь, раз уж так.. "Да пошли вы" - с удовольствием пожелала я и, закусив губу, отправилась на посадку. Хорошие они все-таки ребята.
Цепочку мне нашел еще в аэропорту и достал, подпоров карманным ножом подкладку, будущий как потом выяснилось соученик по ульпану. Пальто просто пошутило.
А закончу я свой рассказ на веселой ноте. Темнокоричневый монстр больше не изуродует ни одну девушку на свете. Увязанный в плотный сверток и мстительно засунутый на самое дно одного из моих верных баулов, он пережил всего-то три из полутора десятков моих израильских переездов и был выброшен в один из множества беэр-шевских мусорных баков, после чего следы монстра затерялись.