клеш, электрогитары. Загорск. 1974 год
15 лет. Восьмой класс. В моде клеш и накладные карманы. Клеш ценится перепадом ширины: 15 на 20, 17 на 27, - какие-то стандартные пары в голове остались. Выражение «у него вообще скрывает ботинки» - чаемое совершенство. Настоящий клеш заказывается в ателье.
Пацанва из параллельного класса ходила, разумеется, в настоящем клеше. Половинка нашитой понизу молнии была уже безобидно-привычна. Ходили с бахромой. Очкрасиво! Но в школе за настоящий клеш гоняли.
Мои первые брюки с намеком на клеш были куплены в магазине и были коричневого цвета. Разница ширины незначительная, полтора-два сантиметра. Уговариваю себя: в коленке нога круглая, ширина брючины дополнительно уменьшается, а внизу такая, какая есть, - и клеш должен казаться больше. Смотрю сбоку - видно или нет? В классе к доске иду с удовольствием, все видят, что у меня клеш.
Я украшался латунью. Нашлись латунные квадратные пластинки. Гнул по диагонали, обжимал низ брючины.
Пришла новая ученица. Люда Леонова. Люда была намного выше меня и волосы сзади забирала в два хвостика, что ей шло, и с тех пор люблю хвостики. Индейско-ковбойское. Я решил, что Люда мне нравится. В блокнотике завел дневник, писал романтическим штампом. Блокнотик и не скрывал, клал просто в стол. Подозреваю, мать нашла и читала. Молчала. Не голые ж тетки и курево. В общем, была потребность. Написал и письмо. Левой рукой, главные слова выделил красным… Красивое письмо. Конверт отнес в почтовый ящик. Люда жила за «Гастрономом», в одном из домов у теперешнего бульвара Кузнецова.
На следующий день она разглядывала мальчишек. Но ничего не разглядела.
Гарин предлагает организовать ансамбль. В клубе уже есть ансамбль. Взрослые парни, почти мужики.
Ритм-гитара, соло, бас, пианола «Юность», барабаны. Я на соло. Юра Дмитриев (как аккордеонист) - на «Юности». Мне всё давалось легко. Зачем-то это было нужно: дома упорно тренируюсь, плюс общая музыкальность. На занятиях, пока другие талдычат партии, с удовольствием скучаю.
У Гарина занимаются и девчонки. Как подающего, часто отправляет меня к ним проверять домашку. Девчонки на год-два старше. И вот сидит она, такая, к тебе близко-близко, в глаза заглядывает…
Поиграть на электроинструментах удавалось редко. Как подарок, поощрение. То Гарин считает, что еще рано, то ключ от шкафа с аппаратурой у кого-то из взрослого состава.
Выходной, раннее утро, бегу за ключом к Сясину, их барабанщику. Он живет недалеко, на Комсомольской в старом двухэтажном доме. Гулкая деревянная лестница, второй этаж. Большая комната, полумрак, Сясин с женой еще спят. Приподнимается но локте, дает ключ.
Это счастье - вытащить из железного шкафа на сцену колонки и усилители «Радуга», подключить… Подключенная электрогитара волшебна. А сцена - сложное место, дырка в космос. Как и брюки-клеш, даже купленные в магазине. Это не описать, и всё это пропадет. Или не пропадет? Может, и так, но пригодится не здесь.
Накануне, оба состава, собираемся, прогоняем программу, - готовились к конкурсу в Пушкине. Отыграли, сидим в зале, слушаем взрослых. «Мы вам честно сказать хотим». Профессионально, свободно, наотмашь. Завидуем. Но подозреваю, у них уже не было трепета от инструмента. Да и было ли когда-нибудь?
Дома слушаю «Песняров», их вступления и проигрыши. «Дрозды», «Олеся». Последняя звучит совсем уж не по-советски. Стою около окна, смотрю на деревья, подпеваю, как кажется, умело. «Песняры» - живые и играли рок. Стерильные «Сябры» не интересовали.
Фабричная электрогитара - редка, дорога. Журналы рассказывают, как сделать самому. Разметить гриф (какая-то прогрессия, расстояние между ладами не одинаково, и это добавляет тайны), выпилить корпус, намотать катушки для звукоснимателей… Взгляд следит за линией - абрис двурогого корпуса - нирвана.
Одна такая самодельная на короткое время оказалась у одноклассника Андрея Белика. Кто-то принес. Я попросил. Дома подключил к телевизору, на задней панели были какие-то зачаточные розеточно-вилочные входы-выходы. Жужжал, гудел…
И акустическую я превращал в электро, - грифом трогал иголку проигрывателя грампластинок. Важен звук в динамиках. Коммуникация с Нечто.
Пацанва из параллельного класса ходила, разумеется, в настоящем клеше. Половинка нашитой понизу молнии была уже безобидно-привычна. Ходили с бахромой. Очкрасиво! Но в школе за настоящий клеш гоняли.
Мои первые брюки с намеком на клеш были куплены в магазине и были коричневого цвета. Разница ширины незначительная, полтора-два сантиметра. Уговариваю себя: в коленке нога круглая, ширина брючины дополнительно уменьшается, а внизу такая, какая есть, - и клеш должен казаться больше. Смотрю сбоку - видно или нет? В классе к доске иду с удовольствием, все видят, что у меня клеш.
Я украшался латунью. Нашлись латунные квадратные пластинки. Гнул по диагонали, обжимал низ брючины.
Пришла новая ученица. Люда Леонова. Люда была намного выше меня и волосы сзади забирала в два хвостика, что ей шло, и с тех пор люблю хвостики. Индейско-ковбойское. Я решил, что Люда мне нравится. В блокнотике завел дневник, писал романтическим штампом. Блокнотик и не скрывал, клал просто в стол. Подозреваю, мать нашла и читала. Молчала. Не голые ж тетки и курево. В общем, была потребность. Написал и письмо. Левой рукой, главные слова выделил красным… Красивое письмо. Конверт отнес в почтовый ящик. Люда жила за «Гастрономом», в одном из домов у теперешнего бульвара Кузнецова.
На следующий день она разглядывала мальчишек. Но ничего не разглядела.
Гарин предлагает организовать ансамбль. В клубе уже есть ансамбль. Взрослые парни, почти мужики.
Ритм-гитара, соло, бас, пианола «Юность», барабаны. Я на соло. Юра Дмитриев (как аккордеонист) - на «Юности». Мне всё давалось легко. Зачем-то это было нужно: дома упорно тренируюсь, плюс общая музыкальность. На занятиях, пока другие талдычат партии, с удовольствием скучаю.
У Гарина занимаются и девчонки. Как подающего, часто отправляет меня к ним проверять домашку. Девчонки на год-два старше. И вот сидит она, такая, к тебе близко-близко, в глаза заглядывает…
Поиграть на электроинструментах удавалось редко. Как подарок, поощрение. То Гарин считает, что еще рано, то ключ от шкафа с аппаратурой у кого-то из взрослого состава.
Выходной, раннее утро, бегу за ключом к Сясину, их барабанщику. Он живет недалеко, на Комсомольской в старом двухэтажном доме. Гулкая деревянная лестница, второй этаж. Большая комната, полумрак, Сясин с женой еще спят. Приподнимается но локте, дает ключ.
Это счастье - вытащить из железного шкафа на сцену колонки и усилители «Радуга», подключить… Подключенная электрогитара волшебна. А сцена - сложное место, дырка в космос. Как и брюки-клеш, даже купленные в магазине. Это не описать, и всё это пропадет. Или не пропадет? Может, и так, но пригодится не здесь.
Накануне, оба состава, собираемся, прогоняем программу, - готовились к конкурсу в Пушкине. Отыграли, сидим в зале, слушаем взрослых. «Мы вам честно сказать хотим». Профессионально, свободно, наотмашь. Завидуем. Но подозреваю, у них уже не было трепета от инструмента. Да и было ли когда-нибудь?
Дома слушаю «Песняров», их вступления и проигрыши. «Дрозды», «Олеся». Последняя звучит совсем уж не по-советски. Стою около окна, смотрю на деревья, подпеваю, как кажется, умело. «Песняры» - живые и играли рок. Стерильные «Сябры» не интересовали.
Фабричная электрогитара - редка, дорога. Журналы рассказывают, как сделать самому. Разметить гриф (какая-то прогрессия, расстояние между ладами не одинаково, и это добавляет тайны), выпилить корпус, намотать катушки для звукоснимателей… Взгляд следит за линией - абрис двурогого корпуса - нирвана.
Одна такая самодельная на короткое время оказалась у одноклассника Андрея Белика. Кто-то принес. Я попросил. Дома подключил к телевизору, на задней панели были какие-то зачаточные розеточно-вилочные входы-выходы. Жужжал, гудел…
И акустическую я превращал в электро, - грифом трогал иголку проигрывателя грампластинок. Важен звук в динамиках. Коммуникация с Нечто.