(no subject)
немного о мальчегах.
во-первых, они дружно заболели и обливались соплями. Миша совсем не спал, потому что лежа ему закладывало нос. поэтому я пять ночей держала его на руках. на шестую ночь мое подсознание меня предало. если раньше на любое мишино шевеление пальчиком я с большой готовностью открывала глаза посмотреть, что это там с ним происходит, то теперь когда он заплакал и начал выпутываться из моих объятий и одеял, я не открывая глаз сама себе сказала - "да ничего, это ребеночек, сейчас поплачет и перестанет". в моей материнской карьере такого еще не случалось. собственного сына не признать, да еще и подумать, что он сам перестанет плакать - такого не бывает.
не тут-то было, в общем. он встал, слез с кровати, устроил шоу с паданьем на пол (осторожно, чтобы не удариться, но очень эффектно), требовал телефон, молоко, грудь, завтрак, чтобы соседская собака погавкала, игрушки, другие игрушки, и тд. в три утра я подумала - или я сейчас выйду пешком из окна или это дитя замолчит. поэтому я решительным жестом выключила ночник, положила Мишу на свою подушку, укрыла одеялом и добрым голосом гаркнула: Миша будет спать! А дормир!
Миша такого поворота явно не ожидал, поэтому разорался как бешеная горилла. на каждое слово "спать" он на меня набрасывался, чтобы побить своими ручищами. это у него новая мода такая - драться. я разумеется не позволила ему себя бить, поэтому он улегся и начал фрустрированно обливаться слезами и рыдать. так начинался день.
когда наконец рассвело, в комнате у меня появилась тень сына Гамлета в полосатой пижаме с каким-то кульком в руках. эта тень, оказавшаяся Давидом, легла ко мне в постель и принялась есть сушеную клюкву. как следует подкрепившись, тень сказала - ну я тебя жду на кухне завтракать, мами. вторая тень, подъедавшая рассыпанную братом клюкву, сказала - лече ам агуа амамам. выхода у меня не было даже в окно. так я поняла, что они выздоровели.
с Мишиным ежедневным взрослением у этих мальчиков установились какие-то новые отношения. они постоянно дерутся и ругаются. Давид закрывает Мишу в шкафу, тот вырывается на свободу и дверцей прищемляет брату пальцы. Давид закрывается в шкафу без Миши - тот орет дурниной и ломится к нему. я все время напоминаю себе фельдфебеля - гавкаю с утра до ночи. слезь, отпусти, не кидайся стульями, не ори, отстань от брата, не бейтесь головой об окно, вы так стекла повыбиваете, встань, вылезай, Давид отстань от Миши, он маленький и не может защищаться, Миша отстань от Давида, нельзя ломать его игрушки. игрушки поделить они тоже не могут, обоим нужно именно то, чем сейчас играет брат, и они лучше лопнут и описаются, но не поделятся друг с другом водичкой. и так без конца.
подаренное на рождество лего пришлось Давиду просто невероятно кстати. он теперь меньше скачет до потолка, отталкиваясь ушами, и больше сидит и строит всякие штуки. так как Давид - самое замороченное существо из всех мне знакомых, он четко следует инструкции. а в инструкции написано, то есть нарисовано - разделить кирпичики по цветам. вот он и раскладывает все детальки по кучкам. Миша не может вынести такого педантизма и стремится опять все перемешать. я не позволяю ему портить братовы старания, на что Миша кричит, плачет, падает на пол всей тушкой, делает вид, что он просто проходил мимо, но всеми правдами и неправдами умудряется запустить свою ручку в лего и с победоносным сиянием черных глаз все перемешать. вид у него при этом как если бы речь шла о жизни и смерти. или как минимум его, Мишиной, собственной чести. мужчины.
вот это мужское меня очень удивляет в моих мальчиках. все-таки, когда их двое, оно куда заметнее. они выходят с утра в патио на солнышко, сразу же находят какие-нибудь палки, и начинают играть каждый в свое, но оба очень воинственно. при этом комментируя все вслух. вид пузатенького годовалого младенчика в плюшевой пижамке, ходящего по саду с палкой от метлы в руках и рычащего с выражением полного довольства собой и упоения собственной властью на лице, это просто иллюстрация для антропологического очерка об обезьянах бонобо.
во-первых, они дружно заболели и обливались соплями. Миша совсем не спал, потому что лежа ему закладывало нос. поэтому я пять ночей держала его на руках. на шестую ночь мое подсознание меня предало. если раньше на любое мишино шевеление пальчиком я с большой готовностью открывала глаза посмотреть, что это там с ним происходит, то теперь когда он заплакал и начал выпутываться из моих объятий и одеял, я не открывая глаз сама себе сказала - "да ничего, это ребеночек, сейчас поплачет и перестанет". в моей материнской карьере такого еще не случалось. собственного сына не признать, да еще и подумать, что он сам перестанет плакать - такого не бывает.
не тут-то было, в общем. он встал, слез с кровати, устроил шоу с паданьем на пол (осторожно, чтобы не удариться, но очень эффектно), требовал телефон, молоко, грудь, завтрак, чтобы соседская собака погавкала, игрушки, другие игрушки, и тд. в три утра я подумала - или я сейчас выйду пешком из окна или это дитя замолчит. поэтому я решительным жестом выключила ночник, положила Мишу на свою подушку, укрыла одеялом и добрым голосом гаркнула: Миша будет спать! А дормир!
Миша такого поворота явно не ожидал, поэтому разорался как бешеная горилла. на каждое слово "спать" он на меня набрасывался, чтобы побить своими ручищами. это у него новая мода такая - драться. я разумеется не позволила ему себя бить, поэтому он улегся и начал фрустрированно обливаться слезами и рыдать. так начинался день.
когда наконец рассвело, в комнате у меня появилась тень сына Гамлета в полосатой пижаме с каким-то кульком в руках. эта тень, оказавшаяся Давидом, легла ко мне в постель и принялась есть сушеную клюкву. как следует подкрепившись, тень сказала - ну я тебя жду на кухне завтракать, мами. вторая тень, подъедавшая рассыпанную братом клюкву, сказала - лече ам агуа амамам. выхода у меня не было даже в окно. так я поняла, что они выздоровели.
с Мишиным ежедневным взрослением у этих мальчиков установились какие-то новые отношения. они постоянно дерутся и ругаются. Давид закрывает Мишу в шкафу, тот вырывается на свободу и дверцей прищемляет брату пальцы. Давид закрывается в шкафу без Миши - тот орет дурниной и ломится к нему. я все время напоминаю себе фельдфебеля - гавкаю с утра до ночи. слезь, отпусти, не кидайся стульями, не ори, отстань от брата, не бейтесь головой об окно, вы так стекла повыбиваете, встань, вылезай, Давид отстань от Миши, он маленький и не может защищаться, Миша отстань от Давида, нельзя ломать его игрушки. игрушки поделить они тоже не могут, обоим нужно именно то, чем сейчас играет брат, и они лучше лопнут и описаются, но не поделятся друг с другом водичкой. и так без конца.
подаренное на рождество лего пришлось Давиду просто невероятно кстати. он теперь меньше скачет до потолка, отталкиваясь ушами, и больше сидит и строит всякие штуки. так как Давид - самое замороченное существо из всех мне знакомых, он четко следует инструкции. а в инструкции написано, то есть нарисовано - разделить кирпичики по цветам. вот он и раскладывает все детальки по кучкам. Миша не может вынести такого педантизма и стремится опять все перемешать. я не позволяю ему портить братовы старания, на что Миша кричит, плачет, падает на пол всей тушкой, делает вид, что он просто проходил мимо, но всеми правдами и неправдами умудряется запустить свою ручку в лего и с победоносным сиянием черных глаз все перемешать. вид у него при этом как если бы речь шла о жизни и смерти. или как минимум его, Мишиной, собственной чести. мужчины.
вот это мужское меня очень удивляет в моих мальчиках. все-таки, когда их двое, оно куда заметнее. они выходят с утра в патио на солнышко, сразу же находят какие-нибудь палки, и начинают играть каждый в свое, но оба очень воинственно. при этом комментируя все вслух. вид пузатенького годовалого младенчика в плюшевой пижамке, ходящего по саду с палкой от метлы в руках и рычащего с выражением полного довольства собой и упоения собственной властью на лице, это просто иллюстрация для антропологического очерка об обезьянах бонобо.