(no subject)
Из цикла Кесьлевского "Три цвета" я всегда, еще давно, больше других любила "Синий".
Тут рискнула пересмотреть.
И поразилась, как многое - понятно, как многое - так.
И эта мимическая сухость героини, ее столбнячная усмешка.
И то, как неожиданно напоминает о себе ушедшее; оглушает. Когда Жюли выныривает из бассейна, а на бортике ее настигает музыка мужа - и швыряет в воду. Это может быть не музыка; совершенно не обязательно это будет музыка. Это то любое, что было повседневностью, а стало болью.
И все то, о чем я думаю в последнее время: неизбежность страдания и конечность страдания. Можно всегда думать: "Ужас", "Не дай Бог", "Я бы не смогла", "Я не смогу". Когда придет - ничего другого не останется, кроме как встретить пришедшее лицом к лицу.
И шрам на ее веке, и мерные движения рук, когда она плывет, и как она стучит ложкой по кофейной чашке, и как щурится на солнце - там все об одном: все придет; все пройдет.
Тут рискнула пересмотреть.
И поразилась, как многое - понятно, как многое - так.
И эта мимическая сухость героини, ее столбнячная усмешка.
И то, как неожиданно напоминает о себе ушедшее; оглушает. Когда Жюли выныривает из бассейна, а на бортике ее настигает музыка мужа - и швыряет в воду. Это может быть не музыка; совершенно не обязательно это будет музыка. Это то любое, что было повседневностью, а стало болью.
И все то, о чем я думаю в последнее время: неизбежность страдания и конечность страдания. Можно всегда думать: "Ужас", "Не дай Бог", "Я бы не смогла", "Я не смогу". Когда придет - ничего другого не останется, кроме как встретить пришедшее лицом к лицу.
И шрам на ее веке, и мерные движения рук, когда она плывет, и как она стучит ложкой по кофейной чашке, и как щурится на солнце - там все об одном: все придет; все пройдет.