как есть
Лена, однокурсница и подруга Дениса, которая в последнее время помогает мне очень - и делом, и словом - сказала, что я начинаю терять себя. Вернее, что такая опасность очень реальна уже. Что я вся там - в давлении, сатурации, глюкозе, белке, креатинине. А в промежутках между - мне хочется лечь и лежать. И не вставать вообще. Пусть все всё без меня решают, пусть без меня. Лена сказала, что при любом варианте развития ситуации легко не будет, и поэтому важно максимально сохранить себя. Как бы ни случилось - я-то пока остаюсь тут.
Оказывается, встать утром, причесаться и "сделать лицо" - самое легкое. Хоть и тяжело безумно. Но гораздо тяжелее сохранить себя внутри.
Мы уже полторы недели прощаемся. Я в первый раз оставила Дениса с сиделкой, чувствуя себя предательницей: а вдруг он умрет этой ночью. А когда сидишь в палате с ним, боишься выйти в туалет: вдруг он умрет в эту минуту. Кажется безумно важным присутствовать рядом физически. Но что это меняет? Это все литература, роман: последний вздох, держу за руку, смотрю в глаза. Неужели то, что меня не будет рядом в последний момент, отменит все? Последние полтора месяца, последние четыре года, последние девять лет? Я не знаю.
Но полторы недели мы прощаемся - и полторы недели он жив. А кончиться все может сейчас. Через неделю. Через месяц. Готовность - что это? все время быть рядом и держать за руку?.. Но ведь есть еще Федор, мама, ТС и АС, друзья, работа. Есть я. Где я должна быть? где меня должно быть больше всего? с кем я должна остаться?
Все ерунда, правда. Что не ерунда? Последние пять дней мне говорили: решайте. Ну решайте же, мучить его химией - или оставить в покое уже. Ну хорошо, я решу - сейчас, под влиянием усталости, отчаяния, жалости, ну а потом-то? потом-то? растить нашего с ним сына, смотреть в глаза его родителям - и все время спрашивать себя: все ли ты сделала, что могла? И вот начали химию. И сегодня он весь день на кислороде, и тахикардия, и бронхоскопию пришлось делать - это я выбрала.
Сидели с санитаркой, ждали, когда закончат бронхоскопию, чтоб увезти его обратно в палату. Санитарка его знает хорошо. Его все там знают хорошо. И она вдруг говорит: "Мы боимся заходить к вам в палату. Мы не можем. Все плакать начинают сразу". Он же успел уже всех их полечить, всех их детей полечить. И еще она вспомнила, когда он три года назад лежал в двухместной палате, его сосед упал в обморок и вырвал при падении подключичный катетер, началось сильное кровотечение, а Денис зажал вену руками и додержал до прихода реаниматологов - "и тем самым его спас". Это санитарка так сказала, "и тем самым его спас".
Почему он? почему так? - на эти вопросы никто не сможет ответить, я знаю. Это вопросы Иова, их могу задавать я, и я не хочу слушать предположения, мне нужен Ответ.
Лена говорит - постарайся сохранить себя - и она права, наверное. И поэтому я пишу здесь, поэтому послезавтра попытаюсь пойти на работу.
Последние дни я считаю нашу борьбу бесславной, бессильной. Господи, я хочу дожить до того дня, когда пойму, поверю, что это было не так. Пока - нет. Я каждый вечер возвращаюсь из больницы домой и мне открывает двери его мама - что я могу думать? Но я хочу верить.
Оказывается, встать утром, причесаться и "сделать лицо" - самое легкое. Хоть и тяжело безумно. Но гораздо тяжелее сохранить себя внутри.
Мы уже полторы недели прощаемся. Я в первый раз оставила Дениса с сиделкой, чувствуя себя предательницей: а вдруг он умрет этой ночью. А когда сидишь в палате с ним, боишься выйти в туалет: вдруг он умрет в эту минуту. Кажется безумно важным присутствовать рядом физически. Но что это меняет? Это все литература, роман: последний вздох, держу за руку, смотрю в глаза. Неужели то, что меня не будет рядом в последний момент, отменит все? Последние полтора месяца, последние четыре года, последние девять лет? Я не знаю.
Но полторы недели мы прощаемся - и полторы недели он жив. А кончиться все может сейчас. Через неделю. Через месяц. Готовность - что это? все время быть рядом и держать за руку?.. Но ведь есть еще Федор, мама, ТС и АС, друзья, работа. Есть я. Где я должна быть? где меня должно быть больше всего? с кем я должна остаться?
Все ерунда, правда. Что не ерунда? Последние пять дней мне говорили: решайте. Ну решайте же, мучить его химией - или оставить в покое уже. Ну хорошо, я решу - сейчас, под влиянием усталости, отчаяния, жалости, ну а потом-то? потом-то? растить нашего с ним сына, смотреть в глаза его родителям - и все время спрашивать себя: все ли ты сделала, что могла? И вот начали химию. И сегодня он весь день на кислороде, и тахикардия, и бронхоскопию пришлось делать - это я выбрала.
Сидели с санитаркой, ждали, когда закончат бронхоскопию, чтоб увезти его обратно в палату. Санитарка его знает хорошо. Его все там знают хорошо. И она вдруг говорит: "Мы боимся заходить к вам в палату. Мы не можем. Все плакать начинают сразу". Он же успел уже всех их полечить, всех их детей полечить. И еще она вспомнила, когда он три года назад лежал в двухместной палате, его сосед упал в обморок и вырвал при падении подключичный катетер, началось сильное кровотечение, а Денис зажал вену руками и додержал до прихода реаниматологов - "и тем самым его спас". Это санитарка так сказала, "и тем самым его спас".
Почему он? почему так? - на эти вопросы никто не сможет ответить, я знаю. Это вопросы Иова, их могу задавать я, и я не хочу слушать предположения, мне нужен Ответ.
Лена говорит - постарайся сохранить себя - и она права, наверное. И поэтому я пишу здесь, поэтому послезавтра попытаюсь пойти на работу.
Последние дни я считаю нашу борьбу бесславной, бессильной. Господи, я хочу дожить до того дня, когда пойму, поверю, что это было не так. Пока - нет. Я каждый вечер возвращаюсь из больницы домой и мне открывает двери его мама - что я могу думать? Но я хочу верить.