Кто сзывает на Манежку?
Я как-то уже упражнялся в предмитинговой антимитинговой риторике. Надо сказать, небезуспешно: лично знаю трёх человек, которые из-за меня не пошли в своё время на пресловутую Болотную.
Тут опять народ созывают. Вот, в фейсбучике попалась очередная агитка, причём весьма популярная: на момент подготовки данного текстика к публикации имела 1685 лайков и 479 перепостов (правда, количество перепостов - не показатель; среди них есть, к примеру, и один мой, сделанный сугубо в энтомологическо-глумливых целях).
Я поступала в МГИМО в СССР. И сейчас наверное многим любителям этой страны будет немного странно узнать, что для поступления нужно было собрать разрешения комсомольского совета школы, райкома комсомола и райкома партии, посетив поочередно все заседания указанных структур и ответив честно на все вопросы. И если кто-нибудь счёл бы тебя недостойным, то путь считался закрытым. Поэтому, все старались состоять. Я вот лично состояла в Школе комсомольского актива. Это типа Наших, только лицом попроще и почестнее чутка. Исправно выезжала в учебные лагера и школы. Участвовала в мероприятиях.
На одно такое мероприятие меня отправили, поскольку я знала кое-как английский язык, что в те годы было редкостью. И даже могла на нём изъясняться. Потому меня и записали на участие в дискуссии с представителями молодёжи английского рабочего класса, проводимой ЦК ВЛКСМ.
Нас привезли в большой зал с расставленными в нём круглыми столами. Перед встречей, как водится - инструктаж. Рассадили. За одним столом трое наших, трое англичан. По команде товарища в сером, начали дискуссию.
За нашим столом английский (кроме англичан, собственно) знала я одна. Ужас! Страшно, а что делать? Надо говорить. Надька пихнула меня в бок: "Спроси у них, они безработные?"
Я обвела взглядом сидевших напротив молодых ребят, и остановив взгляд на симпатичном парне слева, спросила:
- Are you unemployed?
По тому, как у него округлились глаза, я поняла, что он сильно удивился.
- Нет. Я студент. Я учусь... В университете... А почему вы думаете, что я безработный?
- Because... Because... (Я судорожно подбирала слова. Особист сказал, что мы будем общаться с бедными безработными английскими шахтёрами. Блин! А как по-английски "шахтёр"? Это слово в мой вокабуляр не входило.)
- Because you are a.... worker of a mountain! ("Рабочий горы"! Круто я придумала. Ежу понятно. А то, что это шахтёр, он уж как-нибудь сообразит. Я удовоетворённо откинулась на стуле. Надька поддерживающе наступила мне на ногу под столом.)
Пока парень себе что-то пытался уразуметь, я начала его разглядывать с интересом. Симпатичный, с голубыми глазами и зачёсанными назад светлыми волосами. Высокий, открытый лоб и искорки умного юмора в глазах. Я удивлённо подумала, что что-то странновато выглядят английские безработные...
Тут до парня стало что-то доходить, но явно не то. Его глаза стали еще более удивлёнными, и он переспросил:
- A worker of a mountain? You mean "a dwarf"?(гном)
Тут пришло время вылупить глаза мне. What? Парень улыбнулся и начал руками показывать колпак, маленький рост и нос картошкой. Мне немедленно сделалось смешно. И всем, сидевшим за столом, тоже. Каждая следующая попытка объясниться вызывала всё больший приступ веселья. На нас стали оглядываться другие столики, а что еще хуже, товарищ в сером костюме стал потихоньку передвигаться в нашем направлении. Я наклонилась вперёд, ребята напротив тоже, я прижала палец к губам. Они понимающе закивали. Мы старались делать серьёзные лица, как будто у нас настоящая политическая дискуссия, но выходило плохо. Очень уж молодо и смешно нам всем было.
Дискуссионный час закончислся, все встали, и начался традиционный обмен сувенирами. В этой суматохе тот парнишка и подошёл ко мне. И спросил мой адрес. Сказал, что хочет написать мне письмо. В моей голове тут же защёлкал счётный механизм совка. Но я подумала, что возможно, вернувшись домой после бесплодных поисков работы, его поддержит письмо из далёкой и такой счастливой страны USSR. И кивнула. Он протянул мне блокнот, куда я и записала свой московский адрес. Почему-то по-русски.)))
Нас упаковали в автобусы и развезли по домам. Собственно, это было бы и всё. Но месяцев через 7, весной, меня вдруг срочно вызвали в райком комсомола.
Приехала. Провели в кабинет. Там сидел товарищ в сером костюме со знакомым до боли рыбьим взглядом.
- Присаживайся, Оля. Ты ведь в МГИМО собралась поступать, если я не ошибаюсь?
- Да.
- А тут кое-какие обстоятельства вскрылись.
Говоря это, он поставил на стол картонную коробку и начал, как фокусник, доставать и выкладывать на стол странные предметы: большая серебряная кружка с червленым рисунком и крышкой; бархатная коробочка с колечком; красочный альбом с фотографиями и надписью London; розовый с серым шёлковый женский платок...
Я недоумённо смотрела на особиста. А он смотрел на меня. Потом открыл ящик стола и добавил веером к выложенному пачку писем. 12 штук. Я молчала. А червяк страха противно шевельнулся в груди. Сама не знаю, почему.
Разговор дальше был тягучий, нудный и тяжелый. Я честно не знала что сказать. В итоге, особист объяснил сам. Что парень, с которым мы общались на той встрече, оказался вовсе не трудовым безработным, а наоборот: чуждым нашей стране буржуазным представителем, хитростью затесавшимся в ряды английского пролетариата. И что я попалась на его уловки. И что он теперь даже пишет мне письма якобы о любви, желая на самом деле скомпрометировать советскую молодёжь в моём лице. (Особист потряс письмами.)
Я внутренне ахнула. Чем дело пахнет, было вполне ясно.
- И что мне теперь делать?
Товарищ вздохнул.
- Ну, наверное, не забывать, что ты комсомолка. И в случае, если подобные письма попадут к тебе каким-нибудь образом, принести их мне. Ну и... Написать четкий, недвусмысленный ответ. Вот, у меня есть образец текста.
Он дал бумагу с английским текстом, отпечатанную на печатной машинке. (Помню, я удивилась. Мне не приходило в голову, что бывают английские печатные машинки.))))
Послушно переписала текст от руки. Не поняла ничего. Помню только, что узнала, что парня зовут Джереми. И ещё запомнила выражение "your boring letters". Дома посмотрела в словаре: "...Ваши надоедливые письма".
- Всё? - я посмотрела на особиста.
- Да, молодец.
Я встала, чтобы уходить. А он, то ли от моего убитого вида, то ли за хорошую работу, но почему-то взял со стола розовый платок и протянул его мне. Я взяла. Попрощалась. И вышла.
Никогда этот платок не надевала. Да и смотреть избегала всегда почему-то. Но хранила. Вместе с детскими метриками, пуповиной дочки и крестильными рубашками моих детей. Вчера вот достала. Впервые за эти годы.
Потому что не хочу, чтобы кто-то решал за моих детей, с кем им жить, есть, спать и кого любить. Поэтому пойду дышать свежим, мать его, сероводородным московским воздухом 15 января на Манежку.
В этом тексте всё прекрасно. Но, прежде чем приступить к разбору полётов, маленькая, но необходимая ремарка. Если верить фейсбучному профилю авторессы сего потока мысли, она поступила во МГИМО в 1987 году, то есть она является моей более-менее ровесницей. Потому что я окончил среднюю школу как раз в 1987 году и тогда же впервые поступал в Институт стран Азии и Африки. Если кто не знает, это такой ВУЗ (точнее, факультет МГУ), который по статусу (и особенностям приёма) не уступает пресловутому МГИМО. Второй раз я поступал в него в 1988 году. Потом меня без экзаменов приняли на срочную службу в армию, после чего я поступал в третий раз уже в 1990 году (и таки снова при Советской власти), и был, наконец, зачислен на подготовительное отделение, после которого уже в 1991 году стал первокурсником. Иными словами, с процедурой подготовки к поступлению в элитный ВУЗ в советское время (и, между прочим, получения допуска ко вступительным экзаменам) лично я знаком непонаслышке, и, пожалуй, лучше иных прочих везунчиков.
Итак, возьмём секционный нож и приступим.
для поступления нужно было собрать разрешения комсомольского совета школы, райкома комсомола и райкома партии
Начнём с того, что собрать нужно было характеристики, общешкольную и комсомольскую. Комсомольскую, подготовленную комитетом комсомола школы (или организации, в которой молодой комсомолец работал после школы) утверждал райком комсомола, который выдавал на фирменном бланке буквально две строчки: «Такой-то РК ВЛКСМ рекомендует товарища такого-то к поступлению в такой-то ВУЗ». Это если товарищ был комсомольцем; если же потенциальный абитуриент каким-то образом, например, во время службы в армии, успевал вступить в партию (КПСС, разумеется, ибо других партий не было в природе), то тогда, и только тогда, рекомендацию давал райком партии. Эта «рекомендация» имела важное значение, без неё документы не принимали.
При этом никаких «комсомольских советов школы» не существовало в природе; в школах имелись школьные комитеты комсомола; были они и в классах, когда количество комсомольцев в классе достигало определённой величины (пяти человек, если память не подводит). Перед комсомольской юностью советские дети в абсолютном большинстве были пионерами. В классах были пионерские отряды, объединявшиеся в школьную дружину. Соответственно, в рамках пионерского самоуправления были советы отрядов и совет дружины. Коль скоро авторесса собиралась поступать в такой ВУЗ, она воленс-ноленс должна была славно повариться в этой каше и отлично знать её устройство.
Я вот лично состояла в Школе комсомольского актива.
И ведь варилась, сама говорит! Странно, что настолько простые вещи, известные едва ли не каждому советскому школьнику, не удержались в её памяти. Может, она шпионка?
Это типа Наших, только лицом попроще и почестнее чутка.
Уж не утверждает ли авторесса, что то время было проще и честнее нынешнего, пусть даже и чутка?
я знала кое-как английский язык, что в те годы было редкостью. И даже могла на нём изъясняться.
Открою тайну: кое-как английский язык знали все советские школьники, кому в школе выпало его учить. Если мы-таки с авторессой полные ровесники и она, как и я, отправилась в первый раз в первый класс общеобразовательной школы в 1977 году, то мы вместе с ней начали учить его с четвёртого класса, постигая, если не изменяет память, немудрёный быт семьи Стоговых. До того язык начинали учить с пятого класса, но к комсомольскому возрасту (14 лет) некие познания уже были у всех.
А дальше - как и со всеми остальными предметами; ты или старательно учишься, усваивая и осваивая преподаваемый материал, или нет, механически заучивая необходимое на тройку-четвёрку. Плюс, конечно, был психологический фактор: наша система преподавания иноязыков каким-то образом формировала боязнь речевых ошибок, что для многих было барьером в живом общении. Однако стоило-таки начать это самое общение с носителями, как барьер более или менее быстро ломался.
Это я, опять-таки, отлично по себе знаю: ломал этот чёртов барьер в себе три раза, для трёх иностранных языков.
За нашим столом английский (кроме англичан, собственно) знала я одна. Ужас!
Действительно, ужас.
Однако, как мы знаем из предыдущего абзаца, мероприятие готовил ЦК ВЛКСМ. Центральный, то есть, комитет. Главный штаб. Поверить в то, что на мероприятие такого уровня со всей Москвы не смогли собрать хоть как-то лепечущих по-английски школьников, не могу категорически. Особенно зная, что в Москве имелись чудесные спецшколы с усиленным преподаванием английского. Уж их-то ученики в массе своей никак не стушевались бы в подобной ситуации.
Особист сказал, что мы будем общаться с бедными безработными английскими шахтёрами. Блин! А как по-английски "шахтёр"?
Кто-кто сказал? Где сударыня нашла особиста, молчать, я вас спрашиваю? Лично я первого в своей жизни особиста увидел в 1990 году, когда был уже довольно-таки старослужащим солдатом советских Военно-воздушных сил. В мирной жизни встречались первые отделы (если в организации были секретные документы и технологии) и, значительно реже, так называемые кагэбэшники, работники Комитета государственной безопасности, наследники славных чекистов раннесоветского прошлого. Почему реже? Потому что сферы их чекистских интересов и жизнь простых советских людей практически не соприкасались.
Кроме того, и в особенности с учётом политической обстановки начала и середины восьмидесятых годов прошлого века пройти мимо слова «miner» было никак не возможно. Какие в те поры в Великобритании шли шахтёрские забастовки, антишахтёрские репрессии, голодовки арестованных шахтёров!.. Не погорячилась ли авторесса с заявлением о знании английского языка?
В моей голове тут же защёлкал счётный механизм совка.
Жаль, что авторесса не раскрыла этот пассаж. Непонятно, на какую тему у неё в голове начал щёлкать укреплённый на совке арифмометр (счётный механизм имеет именно такое название). Она стала считать возможную прибыль от продажи нуждающимся в приобщении к западным ценностям одноклассникам жвачки, которую ей, возможно, пришлёт иностранный корреспондент? Или, будучи сильно ушибленной кровавымъ режымомъ, она стала калькулировать срок, который будет её ждать за своевольную переписку с иностранцем?
Кстати, в своё время, в 1985 году, меня, как члена районного КИДа (были среди советской школьной молодёжи такие Клубы интернациональной дружбы) руководитель оного Андрей Бабушкин (ныне, что меня не на шутку забавляет, либеральный активист и правозащитник) чуть ли не обязывал (!) приложить максимум усилий для вступления в контакт с буржуазными подростками с целью переписки. По системе КИДов сверху регулярно «спускались» письма от иностранных детей, желавших вступить в переписку с советскими сверстниками. Обычно, правда, из стран социалистического лагеря, но тем не менее факты переписки с иностранцами отнюдь не были чем-то из ряда вон.
меня вдруг срочно вызвали в райком комсомола
Картину срочного (!) вызова простой комсомолки-ученицы в райком комсомола представляю себе с трудом. Это стало бы в школе поводом для обсуждений, домыслов и, возможно, даже инсинуаций. Вот если она была, например, секретарём школьного комитета комсомола (или хотя бы его, комитета, членом) - тогда не вопрос, могли, конечно.
При этом где как, конечно, а вот в моём Кировском районе Москвы от моего личного места жительства в микрорайоне Отрадное до райкома (РК комсомола и партии у нас размещался в одном здании) можно было добираться и битый час, как с автобусом повезёт. А единственный пригодный для подобного вызова телефон в школе располагался на столе секретаря директора (и самого директора, понятно); мобильных же телефонов не было вообще, как и HDTV.
Там сидел товарищ в сером костюме со знакомым до боли рыбьим взглядом.
Что-то авторесса не договаривает. С какой такой радости «рыбий взгляд» товарища из органов оказался ей знакомым до боли? Уж не поддерживала ли она с органами продолжительный контакт? Ибо никаких других причин для того, чтобы некий особый взгляд человека из органов был советской школьнице до боли знаком, я себе представить не могу. Впрочем, не могу и представить, зачем органам пришлось бы поддерживать такой контакт. Если только речь идёт не о детской комнате милиции (впрочем, с намерением поступить во МГИМО это предположение плохо коррелирует), или, если напрячься, если гражданка не была, к примеру, кем-то вроде подружки дочки машинистки Солженицына.
Особист потряс письмами.
Вот же нравится как авторессе слово «особист», хотя, небось, в жизни ни одного не видала. Интересно, почему она не употребляет слово «кагэбэшник» или там, по-новодворски, «гэбист»? Боится вызвать злого духа?
Говоря это, он поставил на стол картонную коробку и начал, как фокусник, доставать и выкладывать на стол
А вот предположение про подружку дочки, возможно, и недалеко от истины: если органы столь бесцеремонно нарушали тайну переписки, наверное, изучаемая нами школьница была у них под плотным наблюдением, целью которого, впрочем, вряд ли была лично она.
Помню, я удивилась. Мне не приходило в голову, что бывают английские печатные машинки.
Это пишет гражданка, на тот момент заканчивавшая московскую среднюю школу (то есть лет 16-17 от роду) и собиравшаяся поступать в элитнейший из элитных московский ВУЗ. Охотно поверю, что в тот момент ей могло не приходить в голову, что бывают телефоны с кнопками вместо дисковых номеронабирателей, или что толщина телевизора может быть около 5 см. Никому вообще в голову не могло прийти, что на паспорте гражданина РФ будет двуглавый орёл, а бесикр будет государственным флагом. Однако пишущие машинки с латинским шрифтом... Ну, в специальных школах для умственно отсталых ученики, наверное, об их существовании не подозревали, да. Как, кстати, и о МГИМО. Что-то авторесса темнит и не договаривает!
И ещё запомнила выражение "your boring letters". Дома посмотрела в словаре: "...Ваши надоедливые письма".
Как писал Юлиан Семёнов, информация к размышлению. Точнее, вопрос. Собирающаяся поступать во МГИМО школьница какое из трёх слов смотрела в словаре? «Your», «boring» или «letters»? С таким знанием английского вступительный экзамен она бы сдала лишь при наличии ну о-о-очень волосатой руки.
почему-то взял со стола розовый платок и протянул его мне. Я взяла.
Почему-то представилась картина маслом: приезжает суровый кагэбэшник с рыбьим взглядом в некий райком ВЛКСМ для проведения ответственной душеспасительной беседы со срочно вызванной юной кандидаткой в светлое будущее советской дипломатии. Кладёт на стол коробку с коварно изъятыми из перехваченных посылок и бандеролей забугорными сувенирами, задумчиво прощупывает розовый шёлковый платок на предмет отсутствия наличия запрещённых вложений, мучительно принимает ответственное решение: подарить-не подарить вещицу советской школьнице-комсомолке? Не заразится ли та тлетворным влиянием?
Вместе с детскими метриками, пуповиной дочки и крестильными рубашками моих детей.
Ну, свидетельства о рождении хранить положено, без них паспорта не дадут потом. Детей, кстати, в хозяйстве явно несколько; почему же пуповина на хранении только одна, не по количеству крестильных рубашек? В общем, ценность милостиво выданного КГБ розового платка от Джереми в семейном архиве авторессы получается примерно равной дочкиной пуповине.
Потому что не хочу, чтобы кто-то решал за моих детей, с кем им жить, есть, спать и кого любить. Поэтому пойду дышать свежим, мать его, сероводородным московским воздухом 15 января на Манежку.
В том самом розовом платке, надо полагать?
В общем, вот и сказочке конец. И эти люди запрещают нам ковыряться в носу собираются решать за нас, как нам жить.
Надеюсь, что данная выпускница МГИМО со своими братьями по разуму не работает по специальности, и у Лаврова надёжный тыл. Также надеюсь, что она и ей подобные клоуны ничего не добьются ни 15 января, ни когда-либо потом, и что умные и вменяемые сограждане, даже если и испытывают по каким-то поводам направленное вверх недовольство, к очередным гастролям белоленточного цирка не присоединятся.
А кому не хватает воздуха свободы - можно съездить на Украину. Там же уже победила «революция достоинства», и радостно скачут усталые и довольные граждане-победители. Не то, что в нашем Мордоре.
Если мой пост вам понравился, вы можете поблагодарить меня за мой труд любым доступным способом.
Тут опять народ созывают. Вот, в фейсбучике попалась очередная агитка, причём весьма популярная: на момент подготовки данного текстика к публикации имела 1685 лайков и 479 перепостов (правда, количество перепостов - не показатель; среди них есть, к примеру, и один мой, сделанный сугубо в энтомологическо-глумливых целях).
Я поступала в МГИМО в СССР. И сейчас наверное многим любителям этой страны будет немного странно узнать, что для поступления нужно было собрать разрешения комсомольского совета школы, райкома комсомола и райкома партии, посетив поочередно все заседания указанных структур и ответив честно на все вопросы. И если кто-нибудь счёл бы тебя недостойным, то путь считался закрытым. Поэтому, все старались состоять. Я вот лично состояла в Школе комсомольского актива. Это типа Наших, только лицом попроще и почестнее чутка. Исправно выезжала в учебные лагера и школы. Участвовала в мероприятиях.
На одно такое мероприятие меня отправили, поскольку я знала кое-как английский язык, что в те годы было редкостью. И даже могла на нём изъясняться. Потому меня и записали на участие в дискуссии с представителями молодёжи английского рабочего класса, проводимой ЦК ВЛКСМ.
Нас привезли в большой зал с расставленными в нём круглыми столами. Перед встречей, как водится - инструктаж. Рассадили. За одним столом трое наших, трое англичан. По команде товарища в сером, начали дискуссию.
За нашим столом английский (кроме англичан, собственно) знала я одна. Ужас! Страшно, а что делать? Надо говорить. Надька пихнула меня в бок: "Спроси у них, они безработные?"
Я обвела взглядом сидевших напротив молодых ребят, и остановив взгляд на симпатичном парне слева, спросила:
- Are you unemployed?
По тому, как у него округлились глаза, я поняла, что он сильно удивился.
- Нет. Я студент. Я учусь... В университете... А почему вы думаете, что я безработный?
- Because... Because... (Я судорожно подбирала слова. Особист сказал, что мы будем общаться с бедными безработными английскими шахтёрами. Блин! А как по-английски "шахтёр"? Это слово в мой вокабуляр не входило.)
- Because you are a.... worker of a mountain! ("Рабочий горы"! Круто я придумала. Ежу понятно. А то, что это шахтёр, он уж как-нибудь сообразит. Я удовоетворённо откинулась на стуле. Надька поддерживающе наступила мне на ногу под столом.)
Пока парень себе что-то пытался уразуметь, я начала его разглядывать с интересом. Симпатичный, с голубыми глазами и зачёсанными назад светлыми волосами. Высокий, открытый лоб и искорки умного юмора в глазах. Я удивлённо подумала, что что-то странновато выглядят английские безработные...
Тут до парня стало что-то доходить, но явно не то. Его глаза стали еще более удивлёнными, и он переспросил:
- A worker of a mountain? You mean "a dwarf"?(гном)
Тут пришло время вылупить глаза мне. What? Парень улыбнулся и начал руками показывать колпак, маленький рост и нос картошкой. Мне немедленно сделалось смешно. И всем, сидевшим за столом, тоже. Каждая следующая попытка объясниться вызывала всё больший приступ веселья. На нас стали оглядываться другие столики, а что еще хуже, товарищ в сером костюме стал потихоньку передвигаться в нашем направлении. Я наклонилась вперёд, ребята напротив тоже, я прижала палец к губам. Они понимающе закивали. Мы старались делать серьёзные лица, как будто у нас настоящая политическая дискуссия, но выходило плохо. Очень уж молодо и смешно нам всем было.
Дискуссионный час закончислся, все встали, и начался традиционный обмен сувенирами. В этой суматохе тот парнишка и подошёл ко мне. И спросил мой адрес. Сказал, что хочет написать мне письмо. В моей голове тут же защёлкал счётный механизм совка. Но я подумала, что возможно, вернувшись домой после бесплодных поисков работы, его поддержит письмо из далёкой и такой счастливой страны USSR. И кивнула. Он протянул мне блокнот, куда я и записала свой московский адрес. Почему-то по-русски.)))
Нас упаковали в автобусы и развезли по домам. Собственно, это было бы и всё. Но месяцев через 7, весной, меня вдруг срочно вызвали в райком комсомола.
Приехала. Провели в кабинет. Там сидел товарищ в сером костюме со знакомым до боли рыбьим взглядом.
- Присаживайся, Оля. Ты ведь в МГИМО собралась поступать, если я не ошибаюсь?
- Да.
- А тут кое-какие обстоятельства вскрылись.
Говоря это, он поставил на стол картонную коробку и начал, как фокусник, доставать и выкладывать на стол странные предметы: большая серебряная кружка с червленым рисунком и крышкой; бархатная коробочка с колечком; красочный альбом с фотографиями и надписью London; розовый с серым шёлковый женский платок...
Я недоумённо смотрела на особиста. А он смотрел на меня. Потом открыл ящик стола и добавил веером к выложенному пачку писем. 12 штук. Я молчала. А червяк страха противно шевельнулся в груди. Сама не знаю, почему.
Разговор дальше был тягучий, нудный и тяжелый. Я честно не знала что сказать. В итоге, особист объяснил сам. Что парень, с которым мы общались на той встрече, оказался вовсе не трудовым безработным, а наоборот: чуждым нашей стране буржуазным представителем, хитростью затесавшимся в ряды английского пролетариата. И что я попалась на его уловки. И что он теперь даже пишет мне письма якобы о любви, желая на самом деле скомпрометировать советскую молодёжь в моём лице. (Особист потряс письмами.)
Я внутренне ахнула. Чем дело пахнет, было вполне ясно.
- И что мне теперь делать?
Товарищ вздохнул.
- Ну, наверное, не забывать, что ты комсомолка. И в случае, если подобные письма попадут к тебе каким-нибудь образом, принести их мне. Ну и... Написать четкий, недвусмысленный ответ. Вот, у меня есть образец текста.
Он дал бумагу с английским текстом, отпечатанную на печатной машинке. (Помню, я удивилась. Мне не приходило в голову, что бывают английские печатные машинки.))))
Послушно переписала текст от руки. Не поняла ничего. Помню только, что узнала, что парня зовут Джереми. И ещё запомнила выражение "your boring letters". Дома посмотрела в словаре: "...Ваши надоедливые письма".
- Всё? - я посмотрела на особиста.
- Да, молодец.
Я встала, чтобы уходить. А он, то ли от моего убитого вида, то ли за хорошую работу, но почему-то взял со стола розовый платок и протянул его мне. Я взяла. Попрощалась. И вышла.
Никогда этот платок не надевала. Да и смотреть избегала всегда почему-то. Но хранила. Вместе с детскими метриками, пуповиной дочки и крестильными рубашками моих детей. Вчера вот достала. Впервые за эти годы.
Потому что не хочу, чтобы кто-то решал за моих детей, с кем им жить, есть, спать и кого любить. Поэтому пойду дышать свежим, мать его, сероводородным московским воздухом 15 января на Манежку.
В этом тексте всё прекрасно. Но, прежде чем приступить к разбору полётов, маленькая, но необходимая ремарка. Если верить фейсбучному профилю авторессы сего потока мысли, она поступила во МГИМО в 1987 году, то есть она является моей более-менее ровесницей. Потому что я окончил среднюю школу как раз в 1987 году и тогда же впервые поступал в Институт стран Азии и Африки. Если кто не знает, это такой ВУЗ (точнее, факультет МГУ), который по статусу (и особенностям приёма) не уступает пресловутому МГИМО. Второй раз я поступал в него в 1988 году. Потом меня без экзаменов приняли на срочную службу в армию, после чего я поступал в третий раз уже в 1990 году (и таки снова при Советской власти), и был, наконец, зачислен на подготовительное отделение, после которого уже в 1991 году стал первокурсником. Иными словами, с процедурой подготовки к поступлению в элитный ВУЗ в советское время (и, между прочим, получения допуска ко вступительным экзаменам) лично я знаком непонаслышке, и, пожалуй, лучше иных прочих везунчиков.
Итак, возьмём секционный нож и приступим.
для поступления нужно было собрать разрешения комсомольского совета школы, райкома комсомола и райкома партии
Начнём с того, что собрать нужно было характеристики, общешкольную и комсомольскую. Комсомольскую, подготовленную комитетом комсомола школы (или организации, в которой молодой комсомолец работал после школы) утверждал райком комсомола, который выдавал на фирменном бланке буквально две строчки: «Такой-то РК ВЛКСМ рекомендует товарища такого-то к поступлению в такой-то ВУЗ». Это если товарищ был комсомольцем; если же потенциальный абитуриент каким-то образом, например, во время службы в армии, успевал вступить в партию (КПСС, разумеется, ибо других партий не было в природе), то тогда, и только тогда, рекомендацию давал райком партии. Эта «рекомендация» имела важное значение, без неё документы не принимали.
При этом никаких «комсомольских советов школы» не существовало в природе; в школах имелись школьные комитеты комсомола; были они и в классах, когда количество комсомольцев в классе достигало определённой величины (пяти человек, если память не подводит). Перед комсомольской юностью советские дети в абсолютном большинстве были пионерами. В классах были пионерские отряды, объединявшиеся в школьную дружину. Соответственно, в рамках пионерского самоуправления были советы отрядов и совет дружины. Коль скоро авторесса собиралась поступать в такой ВУЗ, она воленс-ноленс должна была славно повариться в этой каше и отлично знать её устройство.
Я вот лично состояла в Школе комсомольского актива.
И ведь варилась, сама говорит! Странно, что настолько простые вещи, известные едва ли не каждому советскому школьнику, не удержались в её памяти. Может, она шпионка?
Это типа Наших, только лицом попроще и почестнее чутка.
Уж не утверждает ли авторесса, что то время было проще и честнее нынешнего, пусть даже и чутка?
я знала кое-как английский язык, что в те годы было редкостью. И даже могла на нём изъясняться.
Открою тайну: кое-как английский язык знали все советские школьники, кому в школе выпало его учить. Если мы-таки с авторессой полные ровесники и она, как и я, отправилась в первый раз в первый класс общеобразовательной школы в 1977 году, то мы вместе с ней начали учить его с четвёртого класса, постигая, если не изменяет память, немудрёный быт семьи Стоговых. До того язык начинали учить с пятого класса, но к комсомольскому возрасту (14 лет) некие познания уже были у всех.
А дальше - как и со всеми остальными предметами; ты или старательно учишься, усваивая и осваивая преподаваемый материал, или нет, механически заучивая необходимое на тройку-четвёрку. Плюс, конечно, был психологический фактор: наша система преподавания иноязыков каким-то образом формировала боязнь речевых ошибок, что для многих было барьером в живом общении. Однако стоило-таки начать это самое общение с носителями, как барьер более или менее быстро ломался.
Это я, опять-таки, отлично по себе знаю: ломал этот чёртов барьер в себе три раза, для трёх иностранных языков.
За нашим столом английский (кроме англичан, собственно) знала я одна. Ужас!
Действительно, ужас.
Однако, как мы знаем из предыдущего абзаца, мероприятие готовил ЦК ВЛКСМ. Центральный, то есть, комитет. Главный штаб. Поверить в то, что на мероприятие такого уровня со всей Москвы не смогли собрать хоть как-то лепечущих по-английски школьников, не могу категорически. Особенно зная, что в Москве имелись чудесные спецшколы с усиленным преподаванием английского. Уж их-то ученики в массе своей никак не стушевались бы в подобной ситуации.
Особист сказал, что мы будем общаться с бедными безработными английскими шахтёрами. Блин! А как по-английски "шахтёр"?
Кто-кто сказал? Где сударыня нашла особиста, молчать, я вас спрашиваю? Лично я первого в своей жизни особиста увидел в 1990 году, когда был уже довольно-таки старослужащим солдатом советских Военно-воздушных сил. В мирной жизни встречались первые отделы (если в организации были секретные документы и технологии) и, значительно реже, так называемые кагэбэшники, работники Комитета государственной безопасности, наследники славных чекистов раннесоветского прошлого. Почему реже? Потому что сферы их чекистских интересов и жизнь простых советских людей практически не соприкасались.
Кроме того, и в особенности с учётом политической обстановки начала и середины восьмидесятых годов прошлого века пройти мимо слова «miner» было никак не возможно. Какие в те поры в Великобритании шли шахтёрские забастовки, антишахтёрские репрессии, голодовки арестованных шахтёров!.. Не погорячилась ли авторесса с заявлением о знании английского языка?
В моей голове тут же защёлкал счётный механизм совка.
Жаль, что авторесса не раскрыла этот пассаж. Непонятно, на какую тему у неё в голове начал щёлкать укреплённый на совке арифмометр (счётный механизм имеет именно такое название). Она стала считать возможную прибыль от продажи нуждающимся в приобщении к западным ценностям одноклассникам жвачки, которую ей, возможно, пришлёт иностранный корреспондент? Или, будучи сильно ушибленной кровавымъ режымомъ, она стала калькулировать срок, который будет её ждать за своевольную переписку с иностранцем?
Кстати, в своё время, в 1985 году, меня, как члена районного КИДа (были среди советской школьной молодёжи такие Клубы интернациональной дружбы) руководитель оного Андрей Бабушкин (ныне, что меня не на шутку забавляет, либеральный активист и правозащитник) чуть ли не обязывал (!) приложить максимум усилий для вступления в контакт с буржуазными подростками с целью переписки. По системе КИДов сверху регулярно «спускались» письма от иностранных детей, желавших вступить в переписку с советскими сверстниками. Обычно, правда, из стран социалистического лагеря, но тем не менее факты переписки с иностранцами отнюдь не были чем-то из ряда вон.
меня вдруг срочно вызвали в райком комсомола
Картину срочного (!) вызова простой комсомолки-ученицы в райком комсомола представляю себе с трудом. Это стало бы в школе поводом для обсуждений, домыслов и, возможно, даже инсинуаций. Вот если она была, например, секретарём школьного комитета комсомола (или хотя бы его, комитета, членом) - тогда не вопрос, могли, конечно.
При этом где как, конечно, а вот в моём Кировском районе Москвы от моего личного места жительства в микрорайоне Отрадное до райкома (РК комсомола и партии у нас размещался в одном здании) можно было добираться и битый час, как с автобусом повезёт. А единственный пригодный для подобного вызова телефон в школе располагался на столе секретаря директора (и самого директора, понятно); мобильных же телефонов не было вообще, как и HDTV.
Там сидел товарищ в сером костюме со знакомым до боли рыбьим взглядом.
Что-то авторесса не договаривает. С какой такой радости «рыбий взгляд» товарища из органов оказался ей знакомым до боли? Уж не поддерживала ли она с органами продолжительный контакт? Ибо никаких других причин для того, чтобы некий особый взгляд человека из органов был советской школьнице до боли знаком, я себе представить не могу. Впрочем, не могу и представить, зачем органам пришлось бы поддерживать такой контакт. Если только речь идёт не о детской комнате милиции (впрочем, с намерением поступить во МГИМО это предположение плохо коррелирует), или, если напрячься, если гражданка не была, к примеру, кем-то вроде подружки дочки машинистки Солженицына.
Особист потряс письмами.
Вот же нравится как авторессе слово «особист», хотя, небось, в жизни ни одного не видала. Интересно, почему она не употребляет слово «кагэбэшник» или там, по-новодворски, «гэбист»? Боится вызвать злого духа?
Говоря это, он поставил на стол картонную коробку и начал, как фокусник, доставать и выкладывать на стол
А вот предположение про подружку дочки, возможно, и недалеко от истины: если органы столь бесцеремонно нарушали тайну переписки, наверное, изучаемая нами школьница была у них под плотным наблюдением, целью которого, впрочем, вряд ли была лично она.
Помню, я удивилась. Мне не приходило в голову, что бывают английские печатные машинки.
Это пишет гражданка, на тот момент заканчивавшая московскую среднюю школу (то есть лет 16-17 от роду) и собиравшаяся поступать в элитнейший из элитных московский ВУЗ. Охотно поверю, что в тот момент ей могло не приходить в голову, что бывают телефоны с кнопками вместо дисковых номеронабирателей, или что толщина телевизора может быть около 5 см. Никому вообще в голову не могло прийти, что на паспорте гражданина РФ будет двуглавый орёл, а бесикр будет государственным флагом. Однако пишущие машинки с латинским шрифтом... Ну, в специальных школах для умственно отсталых ученики, наверное, об их существовании не подозревали, да. Как, кстати, и о МГИМО. Что-то авторесса темнит и не договаривает!
И ещё запомнила выражение "your boring letters". Дома посмотрела в словаре: "...Ваши надоедливые письма".
Как писал Юлиан Семёнов, информация к размышлению. Точнее, вопрос. Собирающаяся поступать во МГИМО школьница какое из трёх слов смотрела в словаре? «Your», «boring» или «letters»? С таким знанием английского вступительный экзамен она бы сдала лишь при наличии ну о-о-очень волосатой руки.
почему-то взял со стола розовый платок и протянул его мне. Я взяла.
Почему-то представилась картина маслом: приезжает суровый кагэбэшник с рыбьим взглядом в некий райком ВЛКСМ для проведения ответственной душеспасительной беседы со срочно вызванной юной кандидаткой в светлое будущее советской дипломатии. Кладёт на стол коробку с коварно изъятыми из перехваченных посылок и бандеролей забугорными сувенирами, задумчиво прощупывает розовый шёлковый платок на предмет отсутствия наличия запрещённых вложений, мучительно принимает ответственное решение: подарить-не подарить вещицу советской школьнице-комсомолке? Не заразится ли та тлетворным влиянием?
Вместе с детскими метриками, пуповиной дочки и крестильными рубашками моих детей.
Ну, свидетельства о рождении хранить положено, без них паспорта не дадут потом. Детей, кстати, в хозяйстве явно несколько; почему же пуповина на хранении только одна, не по количеству крестильных рубашек? В общем, ценность милостиво выданного КГБ розового платка от Джереми в семейном архиве авторессы получается примерно равной дочкиной пуповине.
Потому что не хочу, чтобы кто-то решал за моих детей, с кем им жить, есть, спать и кого любить. Поэтому пойду дышать свежим, мать его, сероводородным московским воздухом 15 января на Манежку.
В том самом розовом платке, надо полагать?
В общем, вот и сказочке конец. И эти люди запрещают нам ковыряться в носу собираются решать за нас, как нам жить.
Надеюсь, что данная выпускница МГИМО со своими братьями по разуму не работает по специальности, и у Лаврова надёжный тыл. Также надеюсь, что она и ей подобные клоуны ничего не добьются ни 15 января, ни когда-либо потом, и что умные и вменяемые сограждане, даже если и испытывают по каким-то поводам направленное вверх недовольство, к очередным гастролям белоленточного цирка не присоединятся.
А кому не хватает воздуха свободы - можно съездить на Украину. Там же уже победила «революция достоинства», и радостно скачут усталые и довольные граждане-победители. Не то, что в нашем Мордоре.
Если мой пост вам понравился, вы можете поблагодарить меня за мой труд любым доступным способом.