- Антуанетта! - голос отчима вспарывает сонную тишину раннего субботнего утра. - Антуанетта, ты где? Жрать иди, сволочь! Антуанетта, мать твою! Это же какому идиоту в голову пришло так кошку назвать?..
- Вы чего так орете, Николай Иванович?
Я выхожу на кухню.
Отчим стоит, покачиваясь, в руке у него миска с кормом. Его мутный взгляд неуверенно фокусируется на мне.
- Сашка, ты не знаешь, где эта паскуда? Галка на дежурство ушла, сказала: жрать ей насыпать. А ее след простыл…
- Ложитесь, - говорю я. - Проспитесь. Я сама кошку покормлю.
- Умница, Сашенька, вот уважила… А то человек пришел усталый, так еще паши… Дай я, солнышко, тебя поцелую…
Я пытаюсь разминуться с ним, но его рука обвивается вокруг моей талии, опускаясь ниже. Я молча бью ребром ладони ему по запястью.
Он ахает:
- Гадина… Вся в мать…
В кухню заглядывает Мишка.
- Сашка, я пойду с Данькой на велике кататься?..
- А ты уроки сделал? - возвышает голос Николай Иванович.
- Пошел ты, - тихо говорит Мишка.
- Сейчас вместе гулять пойдем, - сообщаю ему я.
Он морщится.
- С тобой? А что мы делать будем? Опять в садике сидеть?
- Да хоть и в садике.
- Не хочу я в садике! - Мишка капризно кривит губы. - Я с Данькой хочу! На велике! Он мне дает!..
- Николай Иванович, - поворачиваюсь я к отчиму. - Вы б своему сыну велосипед бы лучше с получки купили, чем пропивать ее. Ему б тогда не пришлось у друзей одалживаться…
Мишка смотрит на меня недовольно. Ему до сих пор не приходило в голову, что он «одалживается», но теперь, я знаю, это гвоздем засядет у него в мозгу, еще больше усугубляя неприязнь к родителю.
Иногда я чувствую себя законченной стервой.
- Мишка! - говорю я на улице. - Куда Антуанетта-то делась? Я ее звала, звала…
- Откуда я знаю? - раздраженно бросает мне он. - Убежала куда-нибудь… Я за ней, что ли, следить должен?
- Ты хочешь стать таким же, как отец? - я сажусь на скамейку и раскрываю учебник физики: завтра итоговая контрольная.
Он переминается с ноги на ногу: я наступила ему на самую больную мозоль.
- Санитаром? - делает вид, что не понял, он.
- Алкашом, - я не оставляю ему простора для воображения.
- Положим, нет, - хмурится Мишка, сшибая кроссовкой поникшие цветы по краю клумбы.
- Тогда ты должен понимать, что такое ответственность. У тебя два в году по математике вырисовывается, а ты с Данькой гулять прешься…
- Можно подумать, - при упоминании Даньки Мишкино лицо искажает злоба. - Тоже мне, отличница… На «четыре» и «три» учишься…
- У меня два в году не вырисовывается, - сообщаю я.
- У меня тоже не будет, - уверенно говорит Мишка. - Я все сдам. Вот она будет не злая, и сдам. А то она орет вечно, у меня от ее крика уши болят.
- А ты уроки делай, как надо, и болеть не будут, - я читаю про таинственные процессы, происходящие внутри проводников.
- Да иди ты… Сашка! - сообразив, что ссориться со мной невыгодно, он снова начинает ныть. - Я пойду с ребятами в футбол поиграю?..
- Прошлый раз вы окно в доме разбили, все на тебя все свалили, а мать выплачивала, - напоминаю я. - У тебя мать - миллионерша?
- Пусть этот козел выплачивает! - взрывается Мишка.
- Нельзя так про отца говорить!
- Ты сама его ненавидишь! - парирует Мишка.
- Я могу относиться к нему, как угодно, он мне чужой человек. А тебе он отец. И он тебя любит.
- Да? - недоверчиво говорит Мишка. - А почему он тогда дерется?
- Потому что ты его не слушаешься. А, помнишь, он тебе на день рождения, когда ты маленький был, медведя огромного притащил? Три раза в лужу упал, а медведя над головой держал, чтобы не испачкать. Как ты тогда радовался, помнишь?
- Помню, - Мишка явно недоволен.
- Тогда иди домой и учи уроки. А с Данькой или еще с кем-нибудь вечером гулять пойдешь, когда я вернусь.
- А ты куда? - спрашивает Мишка.
- По делам.
Когда он убегает, я достаю из кармана клочок бумаги с адресом и разглаживаю его на ладони.
Книжки ждут меня, спрятанные в школьном сарае, от которого у меня есть дубликат ключа. Дома я забила пустые места учебниками: мама вряд ли будет тщательно обследовать полки.
Он позвонил вчера, когда я возвращалась из школы.
- Александра? - безликий вежливый голос «приличного» человека. - Я по объявлению. Вы указали, что у Вас есть достаточно редкие книги… - он перечислил их. - Меня они интересуют, мы могли бы встретиться по этому поводу?..
- Да, конечно, - меня вдруг охватил иррациональный ужас, словно я готовилась совершить преступление. - Я могу к Вам подъехать?..
- Если Вам угодно. В принципе, обычно я приезжаю сам, Вы могли бы не беспокоиться…
- Нет-нет! - быстро сказала я. - Мне было бы удобно подъехать самой.
Он продиктовал, как к нему добраться.
Старый дом на Бульварном кольце. Я поднимаюсь на пятый этаж на чудном зеркальном лифте.
- Я уж думал, что Вы не приедете, хотел Вам звонить…
На вид ему лет 35, высокий, худой мужчина в растянутом свитере.
- Простите, - смущаюсь я. - Я долго искала. Редко бываю в центре.
Он быстро проглядывает книги, которые я выложила на журнальном столике.
- Состояние не очень хорошее, скажем так. Вы ими окна, что ли, фиксировали?..
- Почему окна? - обижаюсь я. - Они на полке стояли…
- Я не сомневаюсь, что у Вас они стояли на полке, - пальцы у него тонкие, как у Мишкиного учителя музыки Александра Константиновича, который вечно пишет ему в дневник замечания. - Но книгам значительно больше ваших восемнадцати лет… Переплеты покоробленные. Простите, но я не могу дать за них много…
- Мне семнадцать, - говорю я.
Впервые за весь наш диалог он поднимает на меня глаза.
- Тогда это меняет дело. Я не могу подписывать договор с несовершеннолетней.
- Вы можете не подписывать договор! - горячо убеждаю я.
- Ага. А потом придет Ваша мама и будет утверждать, что я у вас их украл…
Он начинает собирать книги обратно в пакет, из которого я их достала.
- Мама не придет! - пытаюсь переломить ситуацию я. - Она их не читает!
- Да их никто не читает, - он проводит пальцем по корешку последней книги, словно счищая невидимую пыль. - Это раритетные издания, известные разве что библиофилам. Я не буду спрашивать, откуда они у вас, это не в моих правилах…
- Мой отец всю жизнь собирал книги.
- Отчего же сейчас не собирает? - он задумчиво перелистывает последнюю книгу. - Библиофил - это обычно на всю жизнь… Вот тут, - он стучит пальцем по корешку, - я мог бы дать 2 тысячи. Если бы Вам уже исполнилось восемнадцать. Пусть приходит кто-нибудь из Ваших родных…
- Отец умер, - говорю я.
- Собственно, я так и подумал, - он держит книгу бережно, как ребенка. - Обычно так и происходит. Кто-то умирает, а родственники начинают распродавать ненужный, с их точки зрения, хлам…
- Это неправда! - вырывается у меня.
- Что неправда? - в его глазах появляется некоторый интерес. - Вы тоже считаете, что эти книги представляют ценность?
- Неправда, что я хочу избавиться от его вещей. Я просто не хочу, чтобы они достались этому человеку… - неохотно признаюсь я.
- Милая девушка, - его глаза вновь гаснут. - Меня меньше всего интересуют подробности Вашей жизни. Все, что мне сейчас хотелось бы понять: не доставите ли Вы мне хлопот, если я куплю у Вас это издание. У меня есть заказчик на него.
- Он Вам платит, разумеется, не 2 штуки, - вырывается у меня.
- Разумеется, - равнодушно подтверждает он, - таков рынок. Не устраивает цена, Вы вольны искать другого покупателя…
- Как Вас зовут? - неожиданно для самой себя спрашиваю я.
- Сергей Васильевич, - он кладет последнюю книгу к остальным. - Я так понял, Вы хотите подумать? Ну, что ж, мой телефон у Вас остался…
- Назовите, что Вас конкретно интересует, - говорю я. - Я Вам привезу.
Он пожимает плечами.
- Трудно сказать вот так сразу. Периодически идут заказы. Я мог бы подъехать к Вам, посмотреть…
Я отрицательно мотаю головой.
- Вы что же, распродаете папину библиотеку втайне от оставшихся родственников? - догадывается он. - Это, скажем так, мне не очень нравится. Могут возникнуть проблемы…
- Им не нужны эти книги, - говорю я.
Он усмехается.
- Мне тоже не нужно кольцо с бриллиантом. Я никогда не буду его носить. Но, если бы я узнал, что принадлежащее мне кольцо с бриллиантом кто-то решил увести налево, я бы был очень недоволен, скажем так.
Я молча беру пакет с книгами.
- Довольно тяжело, - замечает он, - не представляю, как Вы все это дотащили. Я же назвал Вам конкретные книги. Мне и в голову не могло прийти, что Вы повезете все…
- Я думала, может, они Вам тоже понравятся, - обреченно говорю я.
- Могу помочь донести до метро, - небрежно говорит он. - Заодно объясню, как пройти сюда коротким путем…
- Она так и не вернулась, - Мишка чуть не плачет. - Я ее по всем подвалам искал…
- Да с котом загуляла! - отчим в благодушном настроении пьет пиво перед телевизором.
- Это ты виноват! - орет Мишка. - Ты в нее тапком швырнул, когда она тебя за палец цапнула! Вот она и сбежала…
- Кошка же, - удивляет отчим, - не человек… Что ж у меня палец, казенный?..
- А тебе понравится, если в тебя тапком швырнуть?..
- Мишка, - говорю я, разуваясь, - ты математику учил?
- Учил… - бурчит он.
Мать выходит из кухни, губы у нее плотно сжаты.
- Учил он. Опять по двору собак гонял с приятелями своими. Мне что, разорваться, и на работе вкалывать, и за ним следить? А тебя целый день не было, Коля сказал. Хоть бы раз матери помогла…
- А Николай Иванович, что у нас целый день делали? - огрызаюсь я. - Опохмеляться изволили?
- Сволочь ты, - мать бьет меня по лицу. - Сволочь неблагодарная. Человек на такой работе, конечно, ему отдохнуть хочется. Нервы не выдерживают.
- А это я не дала Николаю Ивановичу образование получить? - интересуюсь я, проходя в свою комнату. - Я его в морг работать устроила?
- У Николая Ивановича шестеро детей в семье было, ему образование получать было некогда!..
Я захлопываю дверь.
Кошка вспрыгивает на подоконник, сверкая из темноты круглыми, как блюдца глазами.
- Антуанетта! - шепотом говорю я. - Где ж ты гуляла весь день?
Она довольно мурчит, подставляя мне шелковистые черные бока. Потом подходит к двери и начинает царапаться, чтобы ее выпустили.
Я приоткрываю ей щелку и слышу, как отчим орет на Мишку, что тот не купил ему сигареты и куда-то дел деньги. Потом достаю из кармана список, приготовленный Сергеем Васильевичем, и начинаю сверяться с полками.