N6 заслуживает внимания отдельно
Поднявшись на ноги, я посмотрел на свой кал. Превосходная улиткоподобная архитектура. Все еще дымится. Борромини...
Я впервые видел свой экскремент (городской унитаз этому не способствует - встаешь с него и не глядя жмешь на кнопку). Экскременты - самые личные и сокровенные наши достояния. Прочие аспекты доступны посторонним людям...
Публичнее всего, конечно, лицо, глаза и мимика. Но даже и обнаженное тело в некоторых случаях становится объектом демонстрации - на пляже, у врача, у любовницы. Да если хорошо подумать, даже и мысли не сокровенны, мыслями мы делимся с другими людьми, и нередко другие люди угадывают наши мысли по взглядам или гримасам. Есть, конечно, совсем потаенные мысли… скажем, мысль о Сибилле - но и ею я поделился с другом Джанни, да и сама Сибилла, как знать, может, догадалась о чем-то таком, - не оттого ли заторопилась замуж? В общем, что касается мыслей - не всегда и не все мысли скрыты от мира. А экскременты - это тайна. Только в начале, в ранний и краткий период жизни, нас перепеленывает мать. А впоследствии наши извержения - это самое непубличное. И поскольку нынешнее мое извержение вряд ли существенно отличалось от обычно мной извергаемого, акт дефекации роднил меня со «мною же самим» незапамятных времен, это был первый опыт, непосредственно увязанный с давними пра-опытами и, конечно, с тем ребенком, которым был я и который в давние времена, не сомневаюсь, присаживался по нужде в этом самом винограднике. Эх, найти б следы моих ребяческих присаживаний, метки территории - и, выстроив по ним условный треугольник, откопать бы клад коровы Кларабеллы. Откопать бы клад… Клад не давался, не шел мне в руки. Мой помет явно не тянул на липовый отвар, и хотелось бы, кстати, знать - какой поиск утраченного времени начинается с анального выхлопа? Утраченное время мается астмой, а не поносом. Астма - духновение (пусть и натужное), наитие духа. Люди состоятельные тужат в пробковых комнатах. Люди неимущие тужатся на свежем воздухе. Затесавшись в неимущие, я не страдал, а радовался. Радовался, пожалуй, впервые в этой новой жизни. Неисповедимы пути господни, сказал я, воистину! Порою они проходят, кто б мог подумать, через задний проход.
Я впервые видел свой экскремент (городской унитаз этому не способствует - встаешь с него и не глядя жмешь на кнопку). Экскременты - самые личные и сокровенные наши достояния. Прочие аспекты доступны посторонним людям...
Публичнее всего, конечно, лицо, глаза и мимика. Но даже и обнаженное тело в некоторых случаях становится объектом демонстрации - на пляже, у врача, у любовницы. Да если хорошо подумать, даже и мысли не сокровенны, мыслями мы делимся с другими людьми, и нередко другие люди угадывают наши мысли по взглядам или гримасам. Есть, конечно, совсем потаенные мысли… скажем, мысль о Сибилле - но и ею я поделился с другом Джанни, да и сама Сибилла, как знать, может, догадалась о чем-то таком, - не оттого ли заторопилась замуж? В общем, что касается мыслей - не всегда и не все мысли скрыты от мира. А экскременты - это тайна. Только в начале, в ранний и краткий период жизни, нас перепеленывает мать. А впоследствии наши извержения - это самое непубличное. И поскольку нынешнее мое извержение вряд ли существенно отличалось от обычно мной извергаемого, акт дефекации роднил меня со «мною же самим» незапамятных времен, это был первый опыт, непосредственно увязанный с давними пра-опытами и, конечно, с тем ребенком, которым был я и который в давние времена, не сомневаюсь, присаживался по нужде в этом самом винограднике. Эх, найти б следы моих ребяческих присаживаний, метки территории - и, выстроив по ним условный треугольник, откопать бы клад коровы Кларабеллы. Откопать бы клад… Клад не давался, не шел мне в руки. Мой помет явно не тянул на липовый отвар, и хотелось бы, кстати, знать - какой поиск утраченного времени начинается с анального выхлопа? Утраченное время мается астмой, а не поносом. Астма - духновение (пусть и натужное), наитие духа. Люди состоятельные тужат в пробковых комнатах. Люди неимущие тужатся на свежем воздухе. Затесавшись в неимущие, я не страдал, а радовался. Радовался, пожалуй, впервые в этой новой жизни. Неисповедимы пути господни, сказал я, воистину! Порою они проходят, кто б мог подумать, через задний проход.