Мы в 10-11-ом классах зачитывались этим писателем. В рабочем посёлке под Хабаровском для меня, в начале 60-х, он был как бы не первым зарубежным современным писателем, не припомню, чтобы мы тогда читали Хэмингуэя или Сэлинджера. А вот Эрих Мария Ремарка - да, передавали из рук в руки, обсуждали. Один мой одноклассник даже утверждал, что Ремарк - это писательница ("Мария же!"). "Чёрный обелиск", "Три товарища"... - кажется, с той поры и не осталось других книг, которые бы так врезались в память.
Но среди них "Искры жизни" не было.
И сейчас она в руки попала случайно.
Разбил мне внучек покет-бук, и осталась я без чтива. Полезла по полкам. О! Ремарк! А почему я это не помню?
Сын когда-то принёс, так и осталась на наших полках.
Вот дочитываю.
У этой книги сложная судьба в России.
Писалась она несколько лет и вышла в Америке в 1952-ом году. Описывается жизнь фашистского концентрационного лагеря Меллерна (никогда не существовавшего, но документально списанного с Бухенвальда) весной 1945-го, группы Сопротивления, нескольких персонажей заключённых и много страниц отдано персонажам-эсэсовцам, людям-нелюдям.
Вот интересно - уже которую книгу читаю в последние месяцы про фашистов, а психологии превращения гуманоида в равнодушное к страданиям человека существо так и не нахожу. Отстранённо описываются зверства, которые снаружи - зверства, а самим исполнителем как зверства не осознаются.
Сострадание разве не имманентно присущее человеку свойство?
Но к книге.
Сам писатель в концлагере не был, а его сестра была обезглавлена в Германии по обвинению в политической неблагонадёжности в 1943-ем году. Сам писатель эмигрировал в Америку в 31-ом из-за преследований национал-социалистами.
В России книга появилась лишь в 1992-ом году.
Причина? А вот один из фрагментов, указывающих на причину. Диалог между главным героем книги - заключённым "509"-ым и персонажем, являющимся членом компартии Вернером.
«- До 33-го года я был редактором одной газеты. Мы много спорили. Я часто критиковал коммунистов. Коммунистов и нацистов. Мы были как против тех, так и против других.
-За кого же вы были?
-Мы были за то, что сейчас может показаться помпезным и смешным. За человечность, за терпимость и за право каждого иметь свое собственное мнение».
...«Наши - это члены подпольной организации лагеря, - назидательно произнес Вернер. - Ты это хотел услышать, а? - Он улыбнулся.
- Нет. Я не это хотел услышать. И ты не это хотел сказать.
- Пока что я говорю это.
- Да. Пока необходим этот вынужденный союз. А потом?
- Потом? - сказал Вернер, словно удивляясь такому невежеству. - Потом, безусловно, одна какая-нибудь партия должна взять власть в свои руки.Сплоченная партия, а не разношерстная толпа.
- То есть твоя партия. Коммунисты.
- Конечно. А кто же еще?
- Любая другая партия. Но только не тоталитарная.
Вернер коротко рассмеялся.
- Дурень. Никакой другой. Именно тоталитарная! Ты видишь эти знаки на стене? Все промежуточные партии стерты в порошок. А коммунисты сохранили свою силу. Война закончится. Россия оккупировала значительную часть Германии. Это без сомнения самая могучая сила в Европе. Время коалиций прошло. Эта - была последней. Союзники помогли коммунизму и ослабили себя, дурачье. Мир на земле теперь будет зависеть...
- Я знаю, - перебил его 509-й. - Эта песня мне знакома. Скажи лучше, что будет с теми, кто против вас, если вы выиграете и возьмете власть? Или с теми, кто не с вами?
Вернер немного помолчал.
- Тут есть много разных путей, - сказал он, наконец.
- Я знаю, каких. И ты тоже знаешь. Убийства, пытки, концентрационные лагеря - это ты тоже имеешь в виду?
- И это тоже. Но лишь по мере необходимости.
- Это уже прогресс. Ради этого стоило побывать здесь.
- Да, это прогресс, - не смутившись, заявил Вернер - Это прогресс в целях и в методах. Мы не бываем жестокими просто из жестокости - только по необходимости.
- Это я уже не раз слышал. Вебер говорил то же самое, когда загонял мне под ногти спички, а потом зажигал их. Это было необходимо для получения информации…
…- Почему ты не с нами, Коллер? - спросил он. - Ты бы нам очень пригодился.
- Левинский меня тоже спрашивал, почему. Об этом мы не раз говорили еще двадцать лет назад.
Вернер улыбнулся. Это была добрая, обезоруживающая улыбка.
- Говорили. Не раз. И все же... Время индивидуализма прошло, теперь будет трудно остаться в стороне. А будущее принадлежит нам. Нам, а не продажному центру.
509-й посмотрел на его череп аскета.
- Сколько же, интересно, пройдет времени - когда все это кончится, - до того, как ты станешь для меня таким же врагом, как вон тот пулеметчик на вышке?
- Совсем немного. Ты все еще опасен. Но тебя не будут пытать.
509-й пожал плечами.
- Мы тебя просто посадим за решетку и заставим работать. Или расстреляем.
- Это звучит утешительно. Таким я себе всегда и представлял вашу золотую эру.
- Оставь эту дешевую иронию. Ты же знаешь, что принуждение необходимо. Вначале, в целях защиты. Позже необходимость в нем отпадает.
- Ошибаешься, - возразил 509-й. - Любая тирания нуждается в нем. И с каждым годом все больше. А не меньше... Это ее судьба. И ее же конец. Ты сам видишь, что происходит с ними.
- Нет. Нацисты совершили роковую ошибку, развязав войну, которая оказалась им не по зубам.
- Это была не ошибка. Это была необходимость. Они не могли иначе. Если бы они вздумали разоружаться и укреплять мир, они бы тут же обанкротились. И с вами будет то же самое.
- Мы все свои войны будем выигрывать. Мы поведем их иначе. Изнутри.
- Правильно, изнутри - внутрь. Так что эти лагеря вам еще пригодятся. Скоро вы их сможете опять заполнить.
- Пожалуй, - ответил Вернер совершенно серьезно. - Так почему же ты все-таки не с нами?
- Именно поэтому. Если ты, выбравшись отсюда, доберешься до власти ты прикажешь меня ликвидировать. Я же тебя - нет. Вот это и есть причина».
Вот и вся причина, почему не "с ними".