Над "Дневниками" о. Александра Шмемана
Втянулась до не могу.
Все страницы в "отчерках".
Интерес ещё и в том, что многое отвечает моим смутным «подозрениям» насчёт Церкви и церкви. Вот дошла до ответа - а почему идут в священники искренне верующие люди, что они хотят от «служения»?
Цитата: «Я стал священником в двадцать пять лет, потому что мне было очевидно (без всякого раздумья и углубления и проверки), что ничего интереснее на свете нету. Я об этом мечтал, именно мечтал на парте лицея, на танцульках, почти всегда это было для меня "инобытием", тайным сокровищем сердца. А теперь я чувствую себя - и как часто! - как тот чеховский герой, который во имя какого-то "высокого дела" (революции, борьбы за свободу) поступил в лакеи, чтобы за кем-то следить, что-то узнавать, одним словом - служить , и вот постепенно не то что разочаровался в этом "служении", а как-то выпал из него. Ощутил его как ненужное, как не то . Его потянуло на простую жизнь, на просто жизнь. И вот у меня такое чувство, что я живу в безостановочной "риторике", в искусственности… Что всем этим прикрывается, в сущности, все та же мелочность, самолюбие и т.д. и где все это тем более сильно, что все время выдается как раз за служение… Иногда такое чувство, что тот детский и "мечтательный" опыт инобытия , который привел меня к служению , теперь этим самым служением больше всего и затемняется».
То есть им (в 25!) руководило, вообще-то, романтическое чувство тяги к «инобытию», как и меня в 17 - к космосу, к фантастике, к высоким сферам науки, которые показывались в фильмах, о которых читалось у Ефремова, Стругацких.
А по мере углубления в свои обязанности, он, (как и я, и тысячи инженеров), понял, что эта работа совсем не обязательно романтична и связана с возможностью «инобытия», и всё это инобытие растворяется в буднях.
Но Шмеман то ли осенён благодатью действительно, то ли от природного оптимизма (многим свойственного), то ли в силу удачно складывающейся жизни взял себе установку - «вера в Христа», как благовеста «иного мира, Небесного царства». Стал концентрировать внимание на проявлениях «Того Царства» в обыденной жизни (в основном - красоты природы, теплые семейные или дружественные отношения, хорошие книги, новые впечатления) - как, впрочем, и многие, и, в конце концов, для себя вывел доктрину - «Оно есть, свидетельством этому - Христос, и мы испытываем душевные наслаждения от проявления «того мира» тут, а всё остальное - от лукавого».
Но живёт он в этом мире, и его стиль жизни (суеты очень много) диктуется его обязанностями в миру и служением во славу Христа. Конечно, ему нравится жить, он где-то гедонист, любит комфорт (например, все отели и гостиницы, где он останавливается во время многочисленных разъездов, - высшего разряда), но всё время «страдает» от глупости, суеты и, вообще-то, неправедности того, что творится и в мире, и в церкви.
Все страницы в "отчерках".
Интерес ещё и в том, что многое отвечает моим смутным «подозрениям» насчёт Церкви и церкви. Вот дошла до ответа - а почему идут в священники искренне верующие люди, что они хотят от «служения»?
Цитата: «Я стал священником в двадцать пять лет, потому что мне было очевидно (без всякого раздумья и углубления и проверки), что ничего интереснее на свете нету. Я об этом мечтал, именно мечтал на парте лицея, на танцульках, почти всегда это было для меня "инобытием", тайным сокровищем сердца. А теперь я чувствую себя - и как часто! - как тот чеховский герой, который во имя какого-то "высокого дела" (революции, борьбы за свободу) поступил в лакеи, чтобы за кем-то следить, что-то узнавать, одним словом - служить , и вот постепенно не то что разочаровался в этом "служении", а как-то выпал из него. Ощутил его как ненужное, как не то . Его потянуло на простую жизнь, на просто жизнь. И вот у меня такое чувство, что я живу в безостановочной "риторике", в искусственности… Что всем этим прикрывается, в сущности, все та же мелочность, самолюбие и т.д. и где все это тем более сильно, что все время выдается как раз за служение… Иногда такое чувство, что тот детский и "мечтательный" опыт инобытия , который привел меня к служению , теперь этим самым служением больше всего и затемняется».
То есть им (в 25!) руководило, вообще-то, романтическое чувство тяги к «инобытию», как и меня в 17 - к космосу, к фантастике, к высоким сферам науки, которые показывались в фильмах, о которых читалось у Ефремова, Стругацких.
А по мере углубления в свои обязанности, он, (как и я, и тысячи инженеров), понял, что эта работа совсем не обязательно романтична и связана с возможностью «инобытия», и всё это инобытие растворяется в буднях.
Но Шмеман то ли осенён благодатью действительно, то ли от природного оптимизма (многим свойственного), то ли в силу удачно складывающейся жизни взял себе установку - «вера в Христа», как благовеста «иного мира, Небесного царства». Стал концентрировать внимание на проявлениях «Того Царства» в обыденной жизни (в основном - красоты природы, теплые семейные или дружественные отношения, хорошие книги, новые впечатления) - как, впрочем, и многие, и, в конце концов, для себя вывел доктрину - «Оно есть, свидетельством этому - Христос, и мы испытываем душевные наслаждения от проявления «того мира» тут, а всё остальное - от лукавого».
Но живёт он в этом мире, и его стиль жизни (суеты очень много) диктуется его обязанностями в миру и служением во славу Христа. Конечно, ему нравится жить, он где-то гедонист, любит комфорт (например, все отели и гостиницы, где он останавливается во время многочисленных разъездов, - высшего разряда), но всё время «страдает» от глупости, суеты и, вообще-то, неправедности того, что творится и в мире, и в церкви.