"Свидетели огня"
Недавно пересматривала "Фриду"; до сих пор вижу ее перед глазами - за мольбертом и дымящую, как паровоз. Сегодня думала про эту картинку, и вспомнилось название "Свидетели огня". Так называлась читанная когда-то книга про связь творчества и зависимостей.
Я так устроена, что курение и пьянство для меня не являются ни необходимыми, ни возможными: физиология не позволяет. Но и без этого хватает способов анестезировать себя, чтобы не переживать процесс слишком остро. Мне кажется, острота переживания в творчестве происходит из двух вещей. Тот замысел, который "видишь в небе", прекрасен. Прекрасен и исходный материал сам по себе, такой исполненный возможностей. Оба вызывают некоторый благоговейный ужас сами по себе. Сталкиваясь с моими кривыми руками и несовершенными инструментами, портится (или недопроявляется) то и другое, и это вызывает ужас уже другого порядка и масштаба.
Именно здесь я вижу объяснение: почему к концу проведенного с детьми дня регистрируешь в себе желание как-то "уколоться и забыться": напихаться печеньем или даже пострелять гоблинов за компьютером. Это не от неправильной жизни, а от ужаса перед масштабом творческой задачи: выучиться рисовать за те несколько дней, пока краски на холсте не просохли.
По идее, подобное лечится подобным, и выход из творческих терзаний лучше искать через творческие же каналы. Очень хорошо, например, петь - если текст связан с твоими смешанными чувствами хотя бы полунамеком. Мне последнее время как-то легло на душу некрасовское:
Спи, пострел, пока безвредный!
Баюшки-баю.
Тускло смотрит месяц медный
В колыбель твою.
Стану сказывать не сказки -
Правду пропою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.
Подрастешь - и мир крещеный
Скоро сам поймешь,
Купишь фрак темно-зеленый
И перо возьмешь.
Скажешь: «Я благонамерен,
За добро стою!»
Спи - твой путь грядущий верен!
Баюшки-баю.
Дело в том, что мальчики вообще существа таинственные, понять их непросто. Митька хотя бы был гуманитарий, а Даня какой-то другой совсем. Его манера абсолютно всё проверять на прочность по многу раз - как летает, как падает, как стукается об землю, какие мелкие кусочки - вызывает опасения за будущее. Даже и не только о том, как это будет выглядеть года в два, когда малой будет добираться уже почти везде; а еще и о том, во что этот инстинкт разрушения сублимируется с возрастом и в кого вырастет этот маленький заподлянщик. Поэтому так кстати оказалась эта гремучая смесь лирического и антиутопического у Некрасова. На буквальное соответствие претензий у меня нет, даже можно сказать с первой строки: пострела, уже перебившего в доме половину стеклянных предметов, безвредным назвать можно только с большой натяжкой.
Я так устроена, что курение и пьянство для меня не являются ни необходимыми, ни возможными: физиология не позволяет. Но и без этого хватает способов анестезировать себя, чтобы не переживать процесс слишком остро. Мне кажется, острота переживания в творчестве происходит из двух вещей. Тот замысел, который "видишь в небе", прекрасен. Прекрасен и исходный материал сам по себе, такой исполненный возможностей. Оба вызывают некоторый благоговейный ужас сами по себе. Сталкиваясь с моими кривыми руками и несовершенными инструментами, портится (или недопроявляется) то и другое, и это вызывает ужас уже другого порядка и масштаба.
Именно здесь я вижу объяснение: почему к концу проведенного с детьми дня регистрируешь в себе желание как-то "уколоться и забыться": напихаться печеньем или даже пострелять гоблинов за компьютером. Это не от неправильной жизни, а от ужаса перед масштабом творческой задачи: выучиться рисовать за те несколько дней, пока краски на холсте не просохли.
По идее, подобное лечится подобным, и выход из творческих терзаний лучше искать через творческие же каналы. Очень хорошо, например, петь - если текст связан с твоими смешанными чувствами хотя бы полунамеком. Мне последнее время как-то легло на душу некрасовское:
Спи, пострел, пока безвредный!
Баюшки-баю.
Тускло смотрит месяц медный
В колыбель твою.
Стану сказывать не сказки -
Правду пропою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.
Подрастешь - и мир крещеный
Скоро сам поймешь,
Купишь фрак темно-зеленый
И перо возьмешь.
Скажешь: «Я благонамерен,
За добро стою!»
Спи - твой путь грядущий верен!
Баюшки-баю.
Дело в том, что мальчики вообще существа таинственные, понять их непросто. Митька хотя бы был гуманитарий, а Даня какой-то другой совсем. Его манера абсолютно всё проверять на прочность по многу раз - как летает, как падает, как стукается об землю, какие мелкие кусочки - вызывает опасения за будущее. Даже и не только о том, как это будет выглядеть года в два, когда малой будет добираться уже почти везде; а еще и о том, во что этот инстинкт разрушения сублимируется с возрастом и в кого вырастет этот маленький заподлянщик. Поэтому так кстати оказалась эта гремучая смесь лирического и антиутопического у Некрасова. На буквальное соответствие претензий у меня нет, даже можно сказать с первой строки: пострела, уже перебившего в доме половину стеклянных предметов, безвредным назвать можно только с большой натяжкой.