СЕМЬ И ОДИН
Порой противна, как касторка,
Порой комична от потуг -
«Великолепная семерка»
Выходит на последний круг.
Один забавен ежечасно,
Небрит, нечаян, но не нов.
И все усвоили прекрасно -
Про что Титов.
Бабурин пестует надежду
Вернуть утраченную прыть,
Как будто бы застрявший между
«Быть» и «не быть».
А вот и громкий Жириновский.
На сцене, как в последний раз.
Неистовый, орущий, «броский» -
То в бровь, то в глаз…
Собчак ретива в новой роли:
К народу! К мусоркам! Борюсь!
Как будто мы не помним ролик
«За Русь усрусь».
Рядком медлительный Явлинский,
Как старый надоевший дед,
Сует просроченные иски,
Протухший либер на обед.
А вот и новенький: по-царски
Раздав горстями коммунизм,
Забыл, болезный, о швейцарских
Счетах и прочий гедонизм.
Сурайкин бодр без подогрева.
И прёт, и гнет, и снова прёт!
И ясно слышно: «левой!», «левой!»,
И сразу видно - занесёт…
Но есть восьмой. Один. Со всеми.
Оплеван теми, кого спас.
Но встанет брошенное семя
Во Хлебный Спас.
Порой комична от потуг -
«Великолепная семерка»
Выходит на последний круг.
Один забавен ежечасно,
Небрит, нечаян, но не нов.
И все усвоили прекрасно -
Про что Титов.
Бабурин пестует надежду
Вернуть утраченную прыть,
Как будто бы застрявший между
«Быть» и «не быть».
А вот и громкий Жириновский.
На сцене, как в последний раз.
Неистовый, орущий, «броский» -
То в бровь, то в глаз…
Собчак ретива в новой роли:
К народу! К мусоркам! Борюсь!
Как будто мы не помним ролик
«За Русь усрусь».
Рядком медлительный Явлинский,
Как старый надоевший дед,
Сует просроченные иски,
Протухший либер на обед.
А вот и новенький: по-царски
Раздав горстями коммунизм,
Забыл, болезный, о швейцарских
Счетах и прочий гедонизм.
Сурайкин бодр без подогрева.
И прёт, и гнет, и снова прёт!
И ясно слышно: «левой!», «левой!»,
И сразу видно - занесёт…
Но есть восьмой. Один. Со всеми.
Оплеван теми, кого спас.
Но встанет брошенное семя
Во Хлебный Спас.