загадки и сказки
разбудили странные звуки за окном - однообразные, заунывные, волнообразно-ритмичные, с большими равномерными паузами, будто вдалеке кто-то органический и очень большой храпит или стонет. пыталась разобрать, что это и где - так и не смогла. точно не ветер - порывы ветра не бывают такими долго-ритмичными и протяжными. похоже на скрип старых качелей - но только если записать его на пленку и прокрутить в обратном порядке замедлить в несколько раз, в десятки раз... разве только это очень большие старые качели, соразмерные размахом с маятником исакиевского собора. грохот снегоуборочной машины, слышимый за пять переулков? похоже на скрежет ковша по толстому слою снега и льда на асфальте, но тоже вряд ли - кто будет убирать снег в три часа ночи. так и не знаю, что это были за звуки, может, и вправду храпела шуховская башня. встала, открыла форточку, но уже было тихо.
папа много лет рассказывал мне сказки, которые целиком придумывал сам. даже не сказки, а истории с продолжением - про паровозика и ужика, про гадюку гадью гадьевну, про бедуина - обрывки которых я помню и сейчас, к сожалению - только обрывки, не отрывки даже. избалованная этими удивительными рассказами, летом на даче я приставала к бабушке с просьбами выступить в разговорном жанре. но моя дворянка-бабушка, в повседневности будучи человеком утонченно-культурным, обладающим удивительным тактом и корректностью, английским чувством юмора, с чутьем, не позволяющим никакого китча, с острым и оригинальным умом, умеющая вести разговоры на любые темы - в качестве рассказчика детских сказок превращалась в пародийную "бабку, рассказывающую сказки": топорные, лоскутно-лубочные сюжеты, озвученные неестественным голосом с жалостивым подвыванием... возможно, за всю свою жизнь бабушка просто не успела приобрести необходимый опыт - в те годы и в тех условиях, в которых она поднимала детей, сказки на ночь были далеко не самым важным в укладе жизни и уж точно - не жизненной необходимостью.
из "бабушкиных сказок" я помню только два устойчивых оборота. первый: "что же делать, как же быть, как же горю подсобить?!" - употребляемая совершенно не к месту в контексте сюжета, эта конструкция, скорее всего, выражала персональное бабушкино отчаяние в связи с тупиком, преградившим полет бабушкиной фантазии. и второй: "...и стали все жить-поживать и добра наживать". это заключение тоже звучало отнюдь не там, где логически можно было предположить финал, и означало, как я понимаю, главным образом "я-больше-не-могу-вынести-этот-свой-позор-норма-выдана-спи-балда!!.."
но, кроме того, помню, что я даже и подумать не могла, будто "добро" тут подразумевает какие-то материальные блага: со словами бабушки мне представлялись все герои "сказки", вокруг которых распространяется какое-то теплое светящееся поле, все шире и шире, и что сами они, окутанные и объединенные этим излучаемым ими полем - добром - каким-то образом поляризуясь в нем, становятся... другими. так что, можно сказать, моя бабушка рассказывала сказки неумело, но - правильно.
...а вздыхала за окном, оказывается, машина, которая объезжает район, собирая мусорные баки. вот и вся загадка. любопытство удовлетворено, разочарование подавлено, доброго утра, что ли...
папа много лет рассказывал мне сказки, которые целиком придумывал сам. даже не сказки, а истории с продолжением - про паровозика и ужика, про гадюку гадью гадьевну, про бедуина - обрывки которых я помню и сейчас, к сожалению - только обрывки, не отрывки даже. избалованная этими удивительными рассказами, летом на даче я приставала к бабушке с просьбами выступить в разговорном жанре. но моя дворянка-бабушка, в повседневности будучи человеком утонченно-культурным, обладающим удивительным тактом и корректностью, английским чувством юмора, с чутьем, не позволяющим никакого китча, с острым и оригинальным умом, умеющая вести разговоры на любые темы - в качестве рассказчика детских сказок превращалась в пародийную "бабку, рассказывающую сказки": топорные, лоскутно-лубочные сюжеты, озвученные неестественным голосом с жалостивым подвыванием... возможно, за всю свою жизнь бабушка просто не успела приобрести необходимый опыт - в те годы и в тех условиях, в которых она поднимала детей, сказки на ночь были далеко не самым важным в укладе жизни и уж точно - не жизненной необходимостью.
из "бабушкиных сказок" я помню только два устойчивых оборота. первый: "что же делать, как же быть, как же горю подсобить?!" - употребляемая совершенно не к месту в контексте сюжета, эта конструкция, скорее всего, выражала персональное бабушкино отчаяние в связи с тупиком, преградившим полет бабушкиной фантазии. и второй: "...и стали все жить-поживать и добра наживать". это заключение тоже звучало отнюдь не там, где логически можно было предположить финал, и означало, как я понимаю, главным образом "я-больше-не-могу-вынести-этот-свой-позор-норма-выдана-спи-балда!!.."
но, кроме того, помню, что я даже и подумать не могла, будто "добро" тут подразумевает какие-то материальные блага: со словами бабушки мне представлялись все герои "сказки", вокруг которых распространяется какое-то теплое светящееся поле, все шире и шире, и что сами они, окутанные и объединенные этим излучаемым ими полем - добром - каким-то образом поляризуясь в нем, становятся... другими. так что, можно сказать, моя бабушка рассказывала сказки неумело, но - правильно.
...а вздыхала за окном, оказывается, машина, которая объезжает район, собирая мусорные баки. вот и вся загадка. любопытство удовлетворено, разочарование подавлено, доброго утра, что ли...