«Манера»
«У неё дурочкины глаза, но она не дурочка, и тем опасна вдвойне» - мелькало в голове, когда сбегал по мраморным ступеням. «Чёрные пуговки зрачков, послушный рот, наивные соски - она не так проста, как кажется» - так думал, заходя в вагон. Прислонившись к надписи «не прислоняться», моргнул и на мгновение забылся. Очнулся от внезапной тишины. Конечная. «Зачем я снова и снова? Когда заставлю себя перестать?», но ноги сами отмеряют шаги. «Почему я не умею не возвращаться?»
Легко быть героем в осторожном мире. Каждый день, выходя из дома, поддерживать отклонения по мелочам: закурить под перечёркнутой сигаретой, распахнуть прозрачное «выхода нет». Труднее противиться внутренним знакам. «Ты должен». «Так надо». «Нельзя». «Она будет твоей».
Влип основательно. Как просто и легко всё начиналось:
- Я никогда не делал этого.
- Чего?
- Не знакомился в транспорте.
И всё. С тех пор пропал.
Хотел отучить её от курения, но сам втянулся. Пытался подмести её речь, но перенял все мусорные слова. Она врала в лицо, и оба не скрывали, что понимают это, однако не дал ей ни одной пощёчины - ни рукотворной, ни душевной. Пытался удержаться и дружить, но скоро понял, что дружба с нею - чистое лукавство. То же самое, что утверждать, будто пьёшь водку исключительно ради вкуса и ничуть не пьянеешь.
Размышлял: «Мой друг женился на лисичке. Мне лично непонятно, как можно полюбить кого-то с такими острыми углами, резкими нотами, с таким сухим до шелеста и рыжим цветом всего. Но и себя мне тоже не понять».
Как обычно ждал в центре зала, она как всегда опаздывала, зато приходили вопросы: «Зачем она? Что в ней особенного? К чему так припаялось моё сердце?»
Толковал свой вектор, как стремление стать больше, выйти за пределы себя, слиться с чем-то преобладающим. «Я был один - и вот меня стало двое». Но почему она? Во что я провалился? Лицо? Душа? Фигура? Ум? Банально. Глупо. Пусто. Нельзя полюбить за это, и невозможно это любить. Особенно в случае с ней… Да что вообще можно любить в человеке? Что отличает его ото всех и делает уникальным хоть на десятую долю процента?
Вообще сомневался, что в человеческую природу заложена возможность уникальности. Ветер дует на море, поднимаются волны. Существуют ли две одинаковые волны? Нет. Есть ли у каждой индивидуальность? Да. Уникальна ли хоть одна из них? Нет. Но на границе между ветром и водой рождается едва заметная вибрация, мельчайшая рябь на поверхности, невидимая дрожь внутри.
Наверное, это манера… Такой вариант показался интересным. Но что за этим словом? Характер? Поведение? Близко, но не то. Стиль? Теплее.
///Тонкая вытяжка из всего существа. Эссенция. Экстракт. Вторая производная. То, как… Она пронизывает человека и обволакивает каждый его шаг, но ухватить её никому не под силу. Она прячется в движении мизинца, блестит в уголках улыбки, определяет перемену настроений и рвётся изнутри огнём, водой и тихим криком, когда не властен над собою, и когда наивно полагаешь, что контролируешь себя. Она неуловима. ///
Свою манеру никак не изменить. От чужой манеры можно содрогаться, холодеть, кривиться. Можно просто принимать её. А можно и любить… И ничего кроме неё любить нельзя. И если эта самая манера на душу не ложится, то никакая красота - ни внешняя, ни внутренняя - уже не сможет удержать тебя рядом с человеком. Особенно в случае с ней…
Знакомый стук каблучков. Она приближается. Вопросы и ответы деликатно удаляются. И снова острый язычок по нёбу, и снова память тела…
Напоследок самому себе: «Мне всё равно уже не вырваться...»
И позже: «Всё-таки в жизни я не видел ничего более трогательного, чем отпечаток моего крестика на её груди…»
Евгений Казачков
Легко быть героем в осторожном мире. Каждый день, выходя из дома, поддерживать отклонения по мелочам: закурить под перечёркнутой сигаретой, распахнуть прозрачное «выхода нет». Труднее противиться внутренним знакам. «Ты должен». «Так надо». «Нельзя». «Она будет твоей».
Влип основательно. Как просто и легко всё начиналось:
- Я никогда не делал этого.
- Чего?
- Не знакомился в транспорте.
И всё. С тех пор пропал.
Хотел отучить её от курения, но сам втянулся. Пытался подмести её речь, но перенял все мусорные слова. Она врала в лицо, и оба не скрывали, что понимают это, однако не дал ей ни одной пощёчины - ни рукотворной, ни душевной. Пытался удержаться и дружить, но скоро понял, что дружба с нею - чистое лукавство. То же самое, что утверждать, будто пьёшь водку исключительно ради вкуса и ничуть не пьянеешь.
Размышлял: «Мой друг женился на лисичке. Мне лично непонятно, как можно полюбить кого-то с такими острыми углами, резкими нотами, с таким сухим до шелеста и рыжим цветом всего. Но и себя мне тоже не понять».
Как обычно ждал в центре зала, она как всегда опаздывала, зато приходили вопросы: «Зачем она? Что в ней особенного? К чему так припаялось моё сердце?»
Толковал свой вектор, как стремление стать больше, выйти за пределы себя, слиться с чем-то преобладающим. «Я был один - и вот меня стало двое». Но почему она? Во что я провалился? Лицо? Душа? Фигура? Ум? Банально. Глупо. Пусто. Нельзя полюбить за это, и невозможно это любить. Особенно в случае с ней… Да что вообще можно любить в человеке? Что отличает его ото всех и делает уникальным хоть на десятую долю процента?
Вообще сомневался, что в человеческую природу заложена возможность уникальности. Ветер дует на море, поднимаются волны. Существуют ли две одинаковые волны? Нет. Есть ли у каждой индивидуальность? Да. Уникальна ли хоть одна из них? Нет. Но на границе между ветром и водой рождается едва заметная вибрация, мельчайшая рябь на поверхности, невидимая дрожь внутри.
Наверное, это манера… Такой вариант показался интересным. Но что за этим словом? Характер? Поведение? Близко, но не то. Стиль? Теплее.
///Тонкая вытяжка из всего существа. Эссенция. Экстракт. Вторая производная. То, как… Она пронизывает человека и обволакивает каждый его шаг, но ухватить её никому не под силу. Она прячется в движении мизинца, блестит в уголках улыбки, определяет перемену настроений и рвётся изнутри огнём, водой и тихим криком, когда не властен над собою, и когда наивно полагаешь, что контролируешь себя. Она неуловима. ///
Свою манеру никак не изменить. От чужой манеры можно содрогаться, холодеть, кривиться. Можно просто принимать её. А можно и любить… И ничего кроме неё любить нельзя. И если эта самая манера на душу не ложится, то никакая красота - ни внешняя, ни внутренняя - уже не сможет удержать тебя рядом с человеком. Особенно в случае с ней…
Знакомый стук каблучков. Она приближается. Вопросы и ответы деликатно удаляются. И снова острый язычок по нёбу, и снова память тела…
Напоследок самому себе: «Мне всё равно уже не вырваться...»
И позже: «Всё-таки в жизни я не видел ничего более трогательного, чем отпечаток моего крестика на её груди…»
Евгений Казачков