Бестужев-Лада. Прогнозирование в СССР (часть 1 из 2)
А вот кому интересную статью об истории прогнозирования в Советском Союзе.
Перефразируя Шекспира, позволю себе заметить: нет повести загадочней на свете, чем повесть о прогнозировании и прогнозистах в нашей стране. С одной стороны, в десятках текстов 70-80-х годов, начиная с газетных интервью корифеев науки и кончая «Рабочей книгой по прогнозированию» (1982), можно прочитать, что у нас есть Научный совет Академии наук СССР, Госплана и Госстроя по комплексным проблемам научно-технического и социально-экономического прогнозирования. В нем более полусотни комиссий, а в каждой - до полусотни упомянутых корифеев, и почти за каждым из них стоит минимум сектор из десятка-другого исполнителей, а то и целый институт с сотнями или даже тысячами научных работников. В совокупности - армия прогнозистов, во много раз большая, чем во всех прочих странах мира вместе взятых. И будто бы эти десятки тысяч специалистов в начале любой из последних пятилеток создают по полусотне томов «Комплексной программы научно-технического прогресса» на грядущие 20 лет, и сочинения эти кладутся в основу пятилеток, начиная с 1976 и кончая 1990 гг. А кроме того, в неких хранилищах накоплено еще несколько тысяч конкретных прогнозов- правда, как и упомянутые тома, миру неведомых, ибо все без исключения - «Для служебного пользования». И даже есть специальный институт АН СССР для координации всех этих титанических усилий.
Будучи в определенной мере сопричастным проблеме, свидетельствую: все это, что называется, имело место быть. По крайней мере, до 1990 г. Однако ни одного советского прогноза никто никогда в глаза не видел. Как прогнозировать - это пожалуйста: опубликовано более полутысячи монографий, тысячи брошюр, статей, докладов. А вот что именно напрогнозировано - извините, не прогневайтесь. Даже пусть не прогнозы, а просто размышления о будущем - наперечет. Скажем, о будущем человечества в целом - всего три книжки из разряда научно-популярных, причем одна из них «жульнически» проскочила якобы как комментарий к Программе КПСС 1961 г., другая - под видом критики «буржуазной футурологии», а третья появилась только после того, как хлынул поток ее изданий с Запада (заметим, официально заказанных через АПН, то есть без малейшего намека на крамолу).
Кстати, М. С. Горбачев в официальном выступлении 16 марта 1989 г. как бы подвел итог вышесказанному, заявив: «По существу, «белое пятно» - экономическое и социальное прогнозирование». Правда, это прозвучало в контексте обсуждения развития (точнее - неразвития) сельского хозяйства. Но мы погрешили бы против истины, вообразив, что такая оценка не относится ко всем прочим аспектам нашего народного хозяйства, а научно-техническое, политическое и всякое прочее прогнозирование являются не «белым пятном», но хотя бы «сероватым». Ибо сказанное было и остается абсолютной правдой. Как же так получается? С одной стороны - десятки тысяч прогнозистов и тысячи прогнозов, с другой - сплошное «белое пятно»? Кошмар нашей жизни в том и состоит: подобные парадоксы стали привычными. Однако необходимо уточнить, что понимать под прогнозистами, прогнозами и «белым пятном». Обратимся к истории.
Год 1927-й
В конце перестройки № 1, известной под названием новой экономической политики (1921 - 1929), группе советских экономистов во главе В. А. Базаровым поручили разработку прогноза перспектив развития СССР на годы первой пятилетки (1928-1932) и далее. В процессе работы ученые пришли к выводу, достойному самых высоких научных премий мира: невозможно предугадать будущее состояние процессов и явлений, поддающихся изменению средствами управления, в том числе планирования,- получается как бы саморазрушение или, напротив, самоосуществление предсказаний, еще и с учетом предсказанного. Вместо тщетных в данном случае попыток предвидений ученые рекомендовав две качественно новые исследовательские технологии: «генетическую» (экстраполяция в будущее наметившихся тенденций с целью выявления или уточнения проблем, подлежащих решению средствами управления) и «телеологическую» (оптимизация трендов по заданным критериям целям для выявления наилучших решений указанных проблем). По сути речь шла о способах «взвешивания» возможных (ожидаемых и желательных) последствий намечаемых плановых и иных решений. Выдающее научное открытие!
Отчет был опубликован в журнале «Плановое хозяйство» (1928, № 2), но вскоре исчез в недрах спецхранов, а его авторы в смерче гражданского террора 30-х годов. Заказчикам их работа не требовалась: первая пятилетка должна была явиться «большим скачком» от патриархальщины к социализму, тут требовалась не наука, а идеология, не анализ и прогноз, а пропаганда. Словом, научного открытия как бы и не существовало. Названная статья обнаружена только в 1980-х и полностью воспроизведена в сборнике «Каким быть плану: дискуссии 20-х годов» (1989).
По иронии судьбы американцы столкнулись с той же проблемой ровно 30 лет спустя, при попытке прогноза программы «Аполлон» (высадка человека на Луну). Ничего не зная о выводах русских коллег, они пришли к такому же в точности заключению, только «генетический» подход назвали «эксплораторным» (в обратном переводе на русский - «поисковый»), а «телеологический» - «нормативным» (так и переведенным на русский язык). Оба метода составили «технологическое прогнозирование», неточно переведенное у нас поначалу как «научно-техническое», хотя речь шла не об отрасли прогнозирования, а об особом, так сказать, алгоритмическом способе. Начался знаменитый «бум прогнозов» - триумфальное шествие «технологического прогнозирования» по всему миру в виде сотен институтов, тысяч секторов и отделов.
Во второй половине 60-х годов эта волна докатилась и до Советского Союза. Но ей предшествовала более чем 35-летняя «мертвая зона», когда говорить и тем более писать о будущем можно было только в виде прямых (отнюдь не критических!) комментариев тех или иных высказываний «основоположников», либо «программных документов КПСС». Как известно, тоталитаризм и прогнозирование - вещи несовместимые, в чем нетрудно убедиться на примере любой страны мира, в том числе и нашей.
1956-1965
Базарову и его коллегам было легко совершать эпохальные открытия: они работали в атмосфере научной мысли, хотя и отравленной уже ядом идеологии тоталитаризма, но еще живой, бившейся не над цитатами, а над реальными научными проблемами, опиравшейся на все богатство совокупного мирового интеллекта. Упомянутая статья из «Планового хозяйства» была не одиноким оазисом в пустыне, а деревом в роще из сотен других статей о будущем, над которыми возвышались гиганты - более двух десятков книг и брошюр на ту же тему, правда, в основном, по понятным причинам, пропагандистско-утопического характера, но частично не потерявших научного значения и сейчас. Достаточно вспомнить «Будущее Земли и человечества» и другие из так называемой «калужской серии» К. Э. Циолковского, не все из которых мы решаемся переиздать до сих пор, а также фундаментальную книгу «Жизнь и техника будущего» под редакцией А. Анекштейна и Э. Кольмана, не уступающую лучшим мировым стандартам тех лет. Кроме того, прогнозист того времени хорошо знал произведения «ранней футурологии» второй половины XIX - первой четверти XX века, нейтральной по отношению к идеологической борьбе в «литературе о будущем». В том числе и выдающуюся работу Г. Уэллса «Предвидения о воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль» (1901), труды Д. И, Менделеева, И. И. Мечникова и А. А. Богданова, несколько фундаментальных монографий и несколько десятков брошюр, появившихся в 20-х годах в Англии в ходе научной дискуссии о провозглашенном советским правительством планировании развития народного хозяйства.
Теперь представьте себя на месте человека, заинтересовавшегося проблемами будущего Земли и человечества спустя четверть века после описанных событий, в начале 50-х годов. Что он мог иметь перед глазами, помимо мертвящих догм «научного коммунизма», подлежащих непременной зубрежке во всех возрастах? Только всю ту же раннюю футурологию, десятилетиями остававшуюся невостребованной никем, медленно выползавшую из спецхранов на свет божий (но это уже позднее). Все остальное представляло собой пустыню идеологического словоблудия с чахлыми кустиками дюжины пустых статей и полудюжины брошюр о «будущем науки и техники», из которых невозможно было почерпнуть что-либо конструктивное.
Футурологические произведения четвертьвековой давности в такой ситуации звучали шоковым откровением. Но даже если бы под их впечатлением читателю пришла в голову мысль о том, что будущее может быть точно таким же предметом исследований, как настоящее и прошлое (а подобная мысль по известным причинам могла прийти в голову не раньше весны 1956 г.), разве знал он, что грядущее уже исследовали на уровне требований современной науки такие выдающиеся умы середины XX века как Дж. Бернал и Н. Винер? Казалось, все произведения Бернала опубликованы на русском языке еще при Сталине. Как догадаться, что его главный обществоведческий труд (доклад о переходе научно-технического прогресса в новое качество научно-технической революции) остался непереведенным, раз сама концепция НТР легализована лишь в 1968 г.? Ну а Винер с его идеей о том, что «мотором НТР» и вместе с тем «ключом» к познанию будущего явится обычный арифмометр, будущий компьютер? Так ведь он был «отцом кибернетики - продажной девки империализма». Только и всего. Талантливый публицист Р. Юнгк был известен русскому читателю лишь как автор книги о Роберте Оппенгеймере «Ярче тысячи солнц», но отнюдь не как создатель бестселлера «Будущее уже началось» (1952) с публицистическим обобщением идей Бернала и Винера. Бестселлера, 20 лет издававшегося едва ли не на всех языках мира, кроме, конечно, русского. Отечественному исследователю в середине 50-х годов могла даже прийти в голову мысль о том, что раз возможна наука о прошлом, так сказать, «пастология», то по той же логике должна быть и наука о будущем, «футурология». Откуда ему знать, что в 1943 г. этот термин уже пустил в научный оборот на Западе О. Флехтгейм? Правда, в ином значении - в смысле «надидеологической философии будущего», противостоящей мангеймовской дихотомии «Идеология как оправдывание сущего - утопия как отрицание сущего». Но разве можно было догадаться, что вопрос правомерности науки о будущем станет во второй половине 60-х годов предметом специального исследования двух научных коллективов - советского и американского («Комиссия 2000 года» под председательством Д. Белла)? И что они практически одновременно, не сговариваясь, придут к выводу о принципиальной невозможности подобной науки? Ибо все науки изучают либо прошлое (исторические), либо будущее (все прочие), а «настоящее» - не более, как условная разделительная черта, через которую «прошлое» ежесекундно перетекает в «будущее». К тому же суть каждой пауки - триединая функция. Описание (анализ), объяснение (диагноз) и предсказание (прогноз). Так что заниматься прогнозированием должны все без исключения науки, заслуживающие этого названия - даже исторические (по-своему, разумеется).
Конечно, принципиальная невозможность конструирования науки о будущем как особой дисциплины, противостоящей наукам о прошлом и настоящем, вовсе не исключала возможности междисциплинарного исследования будущего как отдельного направления исследований. К этой мысли на Западе пришли уже в конце 60-х годов, а мы только в конце 80-х. А раньше вплоть до 1966 г. в русском языке даже и слова такого не было - «прогнозирование» (хотя «прогноз» существовал с XIX века). Оно обрело право на жизнь только в жестоких идейных схватках второй половины 60-х. А до этого «прогностика» лишь изредка всплывала исподтишка, да и то в значении все той же «науки о будущем». Все прочитанное о будущем к середине 50-х годов, вместе с навеянными этой литературой идеями, можно было обобщать в сколь угодно объемистых сочинениях. Но автору таких рукописей судьба была уготована одна - долгими годами безрезультатно обходить одно издательство за другим, вызывая сначала любопытство («Кто бы мог стоять за этим?»), а затем всегда и всюду - страх. Только чисто конъюнктурные соображения могли продвинуть подобные труды в печать - разумеется, в усеченном и препарированном сообразно моменту виде. При этом отнюдь не все авторы рисковали выступать под своим именем со столь скандальной для того времени тематикой. Иные предпочитали укрываться под псевдонимами. Так появились «Если мир разоружится» (1961) - «некоего» И. Лады (к встрече Хрущева с Кеннеди в Вене осенью 1961 г.), «Век великих надежд» (1964) Г. Доброва и Ю. Голян-Никольского, «Контуры грядущего» (1965) И. Лады и О. Писаржевского (в жанре комментирования Программы КПСС).
И все же идея возможности исследования будущего шаг за шагом пробивала себе дорогу. С 1957 г. начали появляться науковедческие статьи академика Н. Н. Семенова и ряда других ученых. С 1965 г. в высших академических кругах стал обсуждаться вопрос о возможности создания специального научного совета или хотя бы, на первых порах, постоянно действующего семинара «по научно-технической и социально-экономической прогностике». Особенно конструктивно действовали академики Д. И. Щербаков и А. И. Берг, профессор И. А. Ефремов (знаменитый уже тогда писатель-фантаст), академик А. М. Румянцев, только что избранный в то время вице-президентом АН СССР по общественным паукам и другие ведущие ученые страны.
Захлебывалась в противоречиях, подходила к концу перестройка № 2 - хрущевские реформы (1956-1964). Родиться на сей раз прогностике или снова стать жертвой аборта - целиком зависело от политической ситуации, сложившейся в канун XXIII съезда КПСС.
Перефразируя Шекспира, позволю себе заметить: нет повести загадочней на свете, чем повесть о прогнозировании и прогнозистах в нашей стране. С одной стороны, в десятках текстов 70-80-х годов, начиная с газетных интервью корифеев науки и кончая «Рабочей книгой по прогнозированию» (1982), можно прочитать, что у нас есть Научный совет Академии наук СССР, Госплана и Госстроя по комплексным проблемам научно-технического и социально-экономического прогнозирования. В нем более полусотни комиссий, а в каждой - до полусотни упомянутых корифеев, и почти за каждым из них стоит минимум сектор из десятка-другого исполнителей, а то и целый институт с сотнями или даже тысячами научных работников. В совокупности - армия прогнозистов, во много раз большая, чем во всех прочих странах мира вместе взятых. И будто бы эти десятки тысяч специалистов в начале любой из последних пятилеток создают по полусотне томов «Комплексной программы научно-технического прогресса» на грядущие 20 лет, и сочинения эти кладутся в основу пятилеток, начиная с 1976 и кончая 1990 гг. А кроме того, в неких хранилищах накоплено еще несколько тысяч конкретных прогнозов- правда, как и упомянутые тома, миру неведомых, ибо все без исключения - «Для служебного пользования». И даже есть специальный институт АН СССР для координации всех этих титанических усилий.
Будучи в определенной мере сопричастным проблеме, свидетельствую: все это, что называется, имело место быть. По крайней мере, до 1990 г. Однако ни одного советского прогноза никто никогда в глаза не видел. Как прогнозировать - это пожалуйста: опубликовано более полутысячи монографий, тысячи брошюр, статей, докладов. А вот что именно напрогнозировано - извините, не прогневайтесь. Даже пусть не прогнозы, а просто размышления о будущем - наперечет. Скажем, о будущем человечества в целом - всего три книжки из разряда научно-популярных, причем одна из них «жульнически» проскочила якобы как комментарий к Программе КПСС 1961 г., другая - под видом критики «буржуазной футурологии», а третья появилась только после того, как хлынул поток ее изданий с Запада (заметим, официально заказанных через АПН, то есть без малейшего намека на крамолу).
Кстати, М. С. Горбачев в официальном выступлении 16 марта 1989 г. как бы подвел итог вышесказанному, заявив: «По существу, «белое пятно» - экономическое и социальное прогнозирование». Правда, это прозвучало в контексте обсуждения развития (точнее - неразвития) сельского хозяйства. Но мы погрешили бы против истины, вообразив, что такая оценка не относится ко всем прочим аспектам нашего народного хозяйства, а научно-техническое, политическое и всякое прочее прогнозирование являются не «белым пятном», но хотя бы «сероватым». Ибо сказанное было и остается абсолютной правдой. Как же так получается? С одной стороны - десятки тысяч прогнозистов и тысячи прогнозов, с другой - сплошное «белое пятно»? Кошмар нашей жизни в том и состоит: подобные парадоксы стали привычными. Однако необходимо уточнить, что понимать под прогнозистами, прогнозами и «белым пятном». Обратимся к истории.
Год 1927-й
В конце перестройки № 1, известной под названием новой экономической политики (1921 - 1929), группе советских экономистов во главе В. А. Базаровым поручили разработку прогноза перспектив развития СССР на годы первой пятилетки (1928-1932) и далее. В процессе работы ученые пришли к выводу, достойному самых высоких научных премий мира: невозможно предугадать будущее состояние процессов и явлений, поддающихся изменению средствами управления, в том числе планирования,- получается как бы саморазрушение или, напротив, самоосуществление предсказаний, еще и с учетом предсказанного. Вместо тщетных в данном случае попыток предвидений ученые рекомендовав две качественно новые исследовательские технологии: «генетическую» (экстраполяция в будущее наметившихся тенденций с целью выявления или уточнения проблем, подлежащих решению средствами управления) и «телеологическую» (оптимизация трендов по заданным критериям целям для выявления наилучших решений указанных проблем). По сути речь шла о способах «взвешивания» возможных (ожидаемых и желательных) последствий намечаемых плановых и иных решений. Выдающее научное открытие!
Отчет был опубликован в журнале «Плановое хозяйство» (1928, № 2), но вскоре исчез в недрах спецхранов, а его авторы в смерче гражданского террора 30-х годов. Заказчикам их работа не требовалась: первая пятилетка должна была явиться «большим скачком» от патриархальщины к социализму, тут требовалась не наука, а идеология, не анализ и прогноз, а пропаганда. Словом, научного открытия как бы и не существовало. Названная статья обнаружена только в 1980-х и полностью воспроизведена в сборнике «Каким быть плану: дискуссии 20-х годов» (1989).
По иронии судьбы американцы столкнулись с той же проблемой ровно 30 лет спустя, при попытке прогноза программы «Аполлон» (высадка человека на Луну). Ничего не зная о выводах русских коллег, они пришли к такому же в точности заключению, только «генетический» подход назвали «эксплораторным» (в обратном переводе на русский - «поисковый»), а «телеологический» - «нормативным» (так и переведенным на русский язык). Оба метода составили «технологическое прогнозирование», неточно переведенное у нас поначалу как «научно-техническое», хотя речь шла не об отрасли прогнозирования, а об особом, так сказать, алгоритмическом способе. Начался знаменитый «бум прогнозов» - триумфальное шествие «технологического прогнозирования» по всему миру в виде сотен институтов, тысяч секторов и отделов.
Во второй половине 60-х годов эта волна докатилась и до Советского Союза. Но ей предшествовала более чем 35-летняя «мертвая зона», когда говорить и тем более писать о будущем можно было только в виде прямых (отнюдь не критических!) комментариев тех или иных высказываний «основоположников», либо «программных документов КПСС». Как известно, тоталитаризм и прогнозирование - вещи несовместимые, в чем нетрудно убедиться на примере любой страны мира, в том числе и нашей.
1956-1965
Базарову и его коллегам было легко совершать эпохальные открытия: они работали в атмосфере научной мысли, хотя и отравленной уже ядом идеологии тоталитаризма, но еще живой, бившейся не над цитатами, а над реальными научными проблемами, опиравшейся на все богатство совокупного мирового интеллекта. Упомянутая статья из «Планового хозяйства» была не одиноким оазисом в пустыне, а деревом в роще из сотен других статей о будущем, над которыми возвышались гиганты - более двух десятков книг и брошюр на ту же тему, правда, в основном, по понятным причинам, пропагандистско-утопического характера, но частично не потерявших научного значения и сейчас. Достаточно вспомнить «Будущее Земли и человечества» и другие из так называемой «калужской серии» К. Э. Циолковского, не все из которых мы решаемся переиздать до сих пор, а также фундаментальную книгу «Жизнь и техника будущего» под редакцией А. Анекштейна и Э. Кольмана, не уступающую лучшим мировым стандартам тех лет. Кроме того, прогнозист того времени хорошо знал произведения «ранней футурологии» второй половины XIX - первой четверти XX века, нейтральной по отношению к идеологической борьбе в «литературе о будущем». В том числе и выдающуюся работу Г. Уэллса «Предвидения о воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль» (1901), труды Д. И, Менделеева, И. И. Мечникова и А. А. Богданова, несколько фундаментальных монографий и несколько десятков брошюр, появившихся в 20-х годах в Англии в ходе научной дискуссии о провозглашенном советским правительством планировании развития народного хозяйства.
Теперь представьте себя на месте человека, заинтересовавшегося проблемами будущего Земли и человечества спустя четверть века после описанных событий, в начале 50-х годов. Что он мог иметь перед глазами, помимо мертвящих догм «научного коммунизма», подлежащих непременной зубрежке во всех возрастах? Только всю ту же раннюю футурологию, десятилетиями остававшуюся невостребованной никем, медленно выползавшую из спецхранов на свет божий (но это уже позднее). Все остальное представляло собой пустыню идеологического словоблудия с чахлыми кустиками дюжины пустых статей и полудюжины брошюр о «будущем науки и техники», из которых невозможно было почерпнуть что-либо конструктивное.
Футурологические произведения четвертьвековой давности в такой ситуации звучали шоковым откровением. Но даже если бы под их впечатлением читателю пришла в голову мысль о том, что будущее может быть точно таким же предметом исследований, как настоящее и прошлое (а подобная мысль по известным причинам могла прийти в голову не раньше весны 1956 г.), разве знал он, что грядущее уже исследовали на уровне требований современной науки такие выдающиеся умы середины XX века как Дж. Бернал и Н. Винер? Казалось, все произведения Бернала опубликованы на русском языке еще при Сталине. Как догадаться, что его главный обществоведческий труд (доклад о переходе научно-технического прогресса в новое качество научно-технической революции) остался непереведенным, раз сама концепция НТР легализована лишь в 1968 г.? Ну а Винер с его идеей о том, что «мотором НТР» и вместе с тем «ключом» к познанию будущего явится обычный арифмометр, будущий компьютер? Так ведь он был «отцом кибернетики - продажной девки империализма». Только и всего. Талантливый публицист Р. Юнгк был известен русскому читателю лишь как автор книги о Роберте Оппенгеймере «Ярче тысячи солнц», но отнюдь не как создатель бестселлера «Будущее уже началось» (1952) с публицистическим обобщением идей Бернала и Винера. Бестселлера, 20 лет издававшегося едва ли не на всех языках мира, кроме, конечно, русского. Отечественному исследователю в середине 50-х годов могла даже прийти в голову мысль о том, что раз возможна наука о прошлом, так сказать, «пастология», то по той же логике должна быть и наука о будущем, «футурология». Откуда ему знать, что в 1943 г. этот термин уже пустил в научный оборот на Западе О. Флехтгейм? Правда, в ином значении - в смысле «надидеологической философии будущего», противостоящей мангеймовской дихотомии «Идеология как оправдывание сущего - утопия как отрицание сущего». Но разве можно было догадаться, что вопрос правомерности науки о будущем станет во второй половине 60-х годов предметом специального исследования двух научных коллективов - советского и американского («Комиссия 2000 года» под председательством Д. Белла)? И что они практически одновременно, не сговариваясь, придут к выводу о принципиальной невозможности подобной науки? Ибо все науки изучают либо прошлое (исторические), либо будущее (все прочие), а «настоящее» - не более, как условная разделительная черта, через которую «прошлое» ежесекундно перетекает в «будущее». К тому же суть каждой пауки - триединая функция. Описание (анализ), объяснение (диагноз) и предсказание (прогноз). Так что заниматься прогнозированием должны все без исключения науки, заслуживающие этого названия - даже исторические (по-своему, разумеется).
Конечно, принципиальная невозможность конструирования науки о будущем как особой дисциплины, противостоящей наукам о прошлом и настоящем, вовсе не исключала возможности междисциплинарного исследования будущего как отдельного направления исследований. К этой мысли на Западе пришли уже в конце 60-х годов, а мы только в конце 80-х. А раньше вплоть до 1966 г. в русском языке даже и слова такого не было - «прогнозирование» (хотя «прогноз» существовал с XIX века). Оно обрело право на жизнь только в жестоких идейных схватках второй половины 60-х. А до этого «прогностика» лишь изредка всплывала исподтишка, да и то в значении все той же «науки о будущем». Все прочитанное о будущем к середине 50-х годов, вместе с навеянными этой литературой идеями, можно было обобщать в сколь угодно объемистых сочинениях. Но автору таких рукописей судьба была уготована одна - долгими годами безрезультатно обходить одно издательство за другим, вызывая сначала любопытство («Кто бы мог стоять за этим?»), а затем всегда и всюду - страх. Только чисто конъюнктурные соображения могли продвинуть подобные труды в печать - разумеется, в усеченном и препарированном сообразно моменту виде. При этом отнюдь не все авторы рисковали выступать под своим именем со столь скандальной для того времени тематикой. Иные предпочитали укрываться под псевдонимами. Так появились «Если мир разоружится» (1961) - «некоего» И. Лады (к встрече Хрущева с Кеннеди в Вене осенью 1961 г.), «Век великих надежд» (1964) Г. Доброва и Ю. Голян-Никольского, «Контуры грядущего» (1965) И. Лады и О. Писаржевского (в жанре комментирования Программы КПСС).
И все же идея возможности исследования будущего шаг за шагом пробивала себе дорогу. С 1957 г. начали появляться науковедческие статьи академика Н. Н. Семенова и ряда других ученых. С 1965 г. в высших академических кругах стал обсуждаться вопрос о возможности создания специального научного совета или хотя бы, на первых порах, постоянно действующего семинара «по научно-технической и социально-экономической прогностике». Особенно конструктивно действовали академики Д. И. Щербаков и А. И. Берг, профессор И. А. Ефремов (знаменитый уже тогда писатель-фантаст), академик А. М. Румянцев, только что избранный в то время вице-президентом АН СССР по общественным паукам и другие ведущие ученые страны.
Захлебывалась в противоречиях, подходила к концу перестройка № 2 - хрущевские реформы (1956-1964). Родиться на сей раз прогностике или снова стать жертвой аборта - целиком зависело от политической ситуации, сложившейся в канун XXIII съезда КПСС.