Cоциальный порядок России позднесоветского и постсоветского периодов.
http://index.org.ru/journal/29/01-dubin.html 2009
" В целом россиянин сегодня - по-прежнему существо подопечное: по опросам последних 10 лет, от 72 до 81% населения уверены, что большинство людей в России не смогут прожить без постоянной заботы, опеки со стороны государства. Житель России - «человек государственный» (по формуле Андрея Платонова), а не общественный. Подавляющее большинство населения с этим обстоятельством свыклись, не видят других возможностей и не хотят иного.
В «пространстве» между государством, властью как источником благ, с одной стороны, и ближним кругом родных и друзей - с другой, для рядового россиянина нет ничего, социальная пустота. Роль «промежуточных институтов» - общественных движений, организаций, форм самоопределения - в этом плане, по оценкам абсолютного большинства россиян, близка к нулю, доверие к ним достаточно низкое."
" значительная часть респондентов достаточно хорошо осознает нынешнюю разобщенность жителей России и слабость потенциала солидарности в стране, но ничего не собирается делать для того, чтобы подобную ситуацию изменить."
"Важно не смешивать фрагментацию, защитную и реактивную по функциям, с формированием и укреплением пространств частной жизни. Дескать, население уходит от государственного контроля и общественного участия в частную жизнь. Это не так: подобный «уход» требовал бы отстаивания и поддержания гарантированных прав человека на автономию приватного существования, не говоря уже о частной собственности, неприкосновенность которой, как убеждены россияне, им тоже почти не гарантирована.
Кроме того, персонализированные связи родства, близости, дружбы, даже профессиональной солидарности с советских времен по сей день отягощены фундаментальным обстоятельством, которое также чрезвычайно важно для понимания характера нынешнего социально-политического порядка и о котором все в российском социуме знают и помнят. Оно состоит в том, что любая сложившаяся социальная форма может быть использована властью как заложничество - для вменения каждому вины за всех, а всем за каждого. Санкции, следующие за таким неправовым и внесудебным вменением ответственности, могут быть более мягкими или более жесткими, но о них не забывают. Стойкое ощущение собственной уязвимости, незащищенности законом, механизмами его исполнения и охраны (судом, прокуратурой, правоохранительными органами) год за годом сопровождает от двух третей до трех четвертей россиян. Адаптация и привычка, фрагментация и заложничество - таков, в общих чертах, будничный социальный порядок России позднесоветского и постсоветского периодов."
" В целом россиянин сегодня - по-прежнему существо подопечное: по опросам последних 10 лет, от 72 до 81% населения уверены, что большинство людей в России не смогут прожить без постоянной заботы, опеки со стороны государства. Житель России - «человек государственный» (по формуле Андрея Платонова), а не общественный. Подавляющее большинство населения с этим обстоятельством свыклись, не видят других возможностей и не хотят иного.
В «пространстве» между государством, властью как источником благ, с одной стороны, и ближним кругом родных и друзей - с другой, для рядового россиянина нет ничего, социальная пустота. Роль «промежуточных институтов» - общественных движений, организаций, форм самоопределения - в этом плане, по оценкам абсолютного большинства россиян, близка к нулю, доверие к ним достаточно низкое."
" значительная часть респондентов достаточно хорошо осознает нынешнюю разобщенность жителей России и слабость потенциала солидарности в стране, но ничего не собирается делать для того, чтобы подобную ситуацию изменить."
"Важно не смешивать фрагментацию, защитную и реактивную по функциям, с формированием и укреплением пространств частной жизни. Дескать, население уходит от государственного контроля и общественного участия в частную жизнь. Это не так: подобный «уход» требовал бы отстаивания и поддержания гарантированных прав человека на автономию приватного существования, не говоря уже о частной собственности, неприкосновенность которой, как убеждены россияне, им тоже почти не гарантирована.
Кроме того, персонализированные связи родства, близости, дружбы, даже профессиональной солидарности с советских времен по сей день отягощены фундаментальным обстоятельством, которое также чрезвычайно важно для понимания характера нынешнего социально-политического порядка и о котором все в российском социуме знают и помнят. Оно состоит в том, что любая сложившаяся социальная форма может быть использована властью как заложничество - для вменения каждому вины за всех, а всем за каждого. Санкции, следующие за таким неправовым и внесудебным вменением ответственности, могут быть более мягкими или более жесткими, но о них не забывают. Стойкое ощущение собственной уязвимости, незащищенности законом, механизмами его исполнения и охраны (судом, прокуратурой, правоохранительными органами) год за годом сопровождает от двух третей до трех четвертей россиян. Адаптация и привычка, фрагментация и заложничество - таков, в общих чертах, будничный социальный порядок России позднесоветского и постсоветского периодов."