БЕЗУМИЕ АЛЕКСАНДРА ИВАНОВА
Сергей Постников. Портрет художника Александра Иванова. ок. 1873 (выполнен по фотографии)
Среди русских художников были те, кому официальная медицина с полным на то основанием в разные периоды их жизни ставила психиатрические диагнозы. Александр Иванов, автор одного из самых известных в русском искусстве полотен (отчасти и благодаря размеру), никогда официально не объявлялся сумасшедшим. Однако странности в его поведении, и даже не очень понятная причина смерти, всегда вызывали вопросы как у его современников, так и у позднейших исследователей. Во всяком случае, все эти странные моменты и детали его поведения даже самым восторженным его почитателям представлялись слишком далекими от вполне объяснимых чудачеств, присущих любому талантливому человеку, увлеченному своим делом.
Андрей Иванов. Автопортрет
Поначалу казалось, что у Александра Иванова в жизни все складывается просто идеально. Сын академика Академии художеств Андрея Иванова, Александр был принят в Академию в 1818 году в 12 лет как вольнослушатель. Его талант и успехи в учебе были настолько очевидны, что, в конце концов, замолчали даже те злые языки, которые утверждали, что задания ему помогает выполнять отец. Александр получил за свои работы все возможные награды, которые в то время выдавались учащимся Академии, получил заслуженную большую золотую медаль за картину «Иосиф, толкующий сны в темнице виночерпию и хлебодару», а с ней возможность отправиться на заграничную стажировку. Правда, как вольнослушатель он не имел права на пенсию от Академии, но зато получил грант от «Общества поощрения художников», которое согласилось оплатить его четырехлетнее пребывание в Италии.
Александр Иванов. Иосиф, толкующий сны в темнице виночерпию и хлебодару. 1827
В это время Александр влюбился в дочь музыканта Гюльпена, преподававшего в Академии, и собирался, послав стажировку куда подальше, жениться. Это только ближе к концу 19 века художники уже могли совмещать зарубежную учебную поездку со свадебным путешествием, в начале 19 века это еще было невозможно. Интересно, что в свое время отец Александра, Андрей Иванов тоже стоял перед подобным выбором: любовь и свадьба или поездка в Италию. Андрей Иванов выбрал любовь, и, видимо, всю оставшуюся жизнь сожалел, что сделал неправильный выбор. Когда он осознал, что его сын готов совершить ту же самую ошибку, он сделал все, чтобы отговорить Александра от скоропалительной женитьбы и убедить его воспользоваться шансом и уехать за границу. Но кто знает, может, для Александра было бы лучше, если бы он остался в России.
Заграничная стажировка предполагала, что пенсионер Академии художеств должен вернуться в Россию в установленные сроки и по приезде представить на суд своих старших коллег работы, выполненные в процессе заграничной учебы. Александру Иванову четырех лет итальянской жизни, на которые он получил средства, явно не хватило. Он прибыл в Рим в 1830 году, замысел картины условно названной «Христос и Иоанн Креститель» возник у него только на рубеже 1831-32 годов, как свидетельствуют его письма родным и друзьям, а собственно к работе над картиной он приступил только в 1836 году. По идее, он уже два года как должен был вернуться на родину.
Александр Иванов. Аполлон, Гиацинт и Кипарис, занимающиеся музыкой и пением. 1834
Конечно, нельзя сказать, что Иванов в Риме прожигал жизнь. На средства «Общества поощрения художников», да на те скромные деньги, что мог послать ему отец, он вряд ли шиковал. Но почему-то возвращаться в Россию с готовыми «Аполлоном, Гиацинтом и Кипарисом, занимающимися музыкой и пением» и «Явлением Христа Марии Магдалине», Иванов не стал.
Всеми правдами и неправдами он остался в Италии еще на 20 лет. Если бы речь шла о человеке другого склада, то можно было бы предположить, что ему просто понравилось в Италии, и совершено не хотелось ехать в холодную и мрачную Россию. Вот он и нашел удобный предлог: хочу, мол, создать шедевр, прославить российскую живопись и т.д. и т.п., для этого должен жить в Италии, так что прошу добавить средств, а то на кьянти с пармезаном не хватает.
Александр Иванов. Явление мессии. Эскиз
Но Александр Иванов на самом деле решил написать шедевр и выразить в своем полотне на каком-то сверхъестественном уровне духовные проблемы и чаяния своих современников. Он вообще был буквально зациклен на создании «совершенной» картины. Отсюда и бесконечное количество натурных работ, эскизов и этюдов.
Александр Иванов. Явление Христа народу (Явление Мессии). 1837-57
Масштаб «Явления Христа народу», конечно, поражает, точнее сказать, неискушенного зрителя поражают размеры холста. Детали этой грандиозной работы подчас оказываются незамеченными. Ведь если картина старательно писалась двадцать лет, то глупо разглядывать ее две минуты, пробегая туристическим маршрутом по залам Третьяковки. Некоторые умудряются даже фигуру Христа не заметить.
Федор Бруни. Медный змий. 1841
Но личные странности Александра Иванова, вероятно, лишь отчасти можно связать с масштабностью его творческого замысла. Вообще, в истории русского искусства «Явление Христа народу» отнюдь не самая большая картина. Его размеры, 540х750 см, вполне сопоставимы, скажем с размерами «Последнего дня Помпеи» Карла Брюллова (465,5х651 см), с «Медным змием» Федора Бруни (565х852 см) или картиной Константина Маковского «Минин на площади Нижнего Новгорода, призывающий народ к пожертвованиям» (693х594 см, более известна как «Воззвание Минина»). Причем Брюллов писал «Последний день Помпеи» с 1830 по 1833, Бруни управился за год, 1841, также всего года хватило и Константину Маковскому (1890).
Можно, конечно, придраться к тому, что все эти картины не столь глубоки по смыслу, не так тщательно проработаны в отношении деталей и образов персонажей. Но все-таки, мысль написать не просто картину на захватившую тебя тему, а сотворить «совершенное полотно», тянет на психиатрическое определение сверхценной идеи.
В Италии в те годы жило не так много русских, а люди творчества, художники, писатели, музыканты, представители интеллигенции вообще составляли очень небольшой и узкий круг друзей и единомышленников, но Иванов умудрился выпасть и из этого общества.
Многие из тех, кто знал его в Италии, откровенно недоумевали, описывая его причуды, и невольно отмечали тонкую грань, за которой кончалась гениальность художника, и начиналось его душевное расстройство.
Александр Иванов. Мастерская художника в Риме
Например, время от времени, Иванов переставал нормально питаться, и ел только хлеб и крутые яйца. Возможно, что он не хотел никаких лишних контактов с внешним миром, мешающим творчеству, но, в то же время, есть свидетельства того, что он панически боялся отравления. А это уже тянет на манию и бред.
Александр Иванов. На берегу Неаполитанского залива
Многие из исследователей его творчества отмечали и нездоровую тягу художника к изображению обнаженных мальчиков. Во всяком случае, количество подобных этюдов для «Явления Христа народу» явно превышало творческие потребности этого полотна. Если еще учесть, что Иванов никогда не имел нормальных отношений с женщинами, то можно заподозрить у него то, что специалисты именуют «латентной гомосексуальной ориентацией».
Александр Иванов. Портрет Виттории Кальдони
Александр Иванов. Натурщица Ассунта
Впрочем, время от времени Александр Иванов увлекался женщинами. В 1831 году, когда он только приехал в Рим, у него случился роман с Витторией Кальдони, итальянской натурщицей. Но, в конце концов, девушка предпочла выйти замуж за приятеля Иванова тоже русского художника Григория Лапченко. С 1836 года Иванов жил с некоей Терезой, девушкой, обладавшей типично латинским темпераментом, которая устраивала художнику скандалы и даже несколько раз обворовывала. Этот опыт совместной жизни оказался не слишком удачным, и Иванов с облегчением расстался с ней.
Был у него и еще один очень странный роман с юной графиней Марией Апраксиной. Иванов бывал в доме Апраксиных в Риме в 1847 году, посчитал, что влюбился в дочь хозяев, что она отвечает ему взаимностью, и что он сможет жениться на ней, если закончит свою картину.
Любопытно, что мания преследования и паранойя у художника обострились именно в период этой своеобразной влюбленности. Михаил Боткин, знакомый Иванова, так писал об этом: «…он простодушно верил, что, кончивши свою картину, получит ее <Марии Апраксиной> руку. Но, увы! Она вскоре вышла замуж, а наш художник заперся в мастерской, стал удаляться от всех, перестал обращать внимание на женщин, и все это имело на него некоторое печальное влияние: он стал подозрителен и часто думал даже, что его хотят отравить. Когда наступали такие мрачные минуты, он переставал ходить в ресторан обедать, питался одним хлебом и яйцами. Подозрения в отраве он объяснял себе теми жестокими желудочными страданиями, которые у него часто являлись после принятия пищи». А Иван Тургенев утверждал, что Иванов «после каждого сытного обеда бежал к себе домой, принимал рвотное, пил молоко».
К этому букету симптомов можно добавить еще и тяжелый алкоголизм - бич русских художников, и тогда кажется просто удивительным то, что Александр Иванов так и не стал клиентом психиатрической лечебницы. Впрочем, возможно, если бы он внезапно не умер практически сразу после возвращения на родину, то у него все было бы впереди.
С его смертью все тоже совсем не так однозначно просто. Традиционно считается, что он очень беспокоился о том, как его картина будет принята в России, как ее воспримет императорская семья а, главное, государь, и, самое главное, купят ли ее для императора. Дело шло как-то не быстро, хотя картину и выставили в Зимнем дворце, а отзывы членов императорской семьи были более чем благоприятными. Но решение Николая I затягивалось. Потом художнику объявили, что картина будет куплена за 10 тысяч рублей единовременно плюс ежегодная пенсия в 2 тысячи. Затем его вызвали к великой княгине Марии Николаевне, дочери императора, на собственную дачу в Сергеевку, и объявили, что решение пересматривается.
Франц Ксавье Винтергальтер. Портрет великой княгини Марии Николаевны. 1857
Собственная дача в Сергеевке
Иванов ужасно нервничал, проводил дни в этой суете и беготне по инстанциям, а после поездки в Сергеевку вернулся абсолютно больным. Возможно, это было связано с нервным истощением, известно, что в этот день он не мог ни есть и ни пить, и вернулся после этого визита совершенно измученным. Но с другой стороны, официальной версией его смерти считается холера, а точнее, то, что в середине 19 века именовалось холерическими припадками. Подобное с художником происходило и ранее, сразу по приезде в Россию из Италии в конце мая 1858 года. И от первых припадков до тех, которые случились с ним непосредственно перед смертью, прошло около месяца, умер он 3 июля. Все-таки холера развивается быстрее.
Александр Иванов. Ветка. Этюд к картине "Явление Христа народу"
Михаил Боткин
Кое-кто из современников и позднейших исследователей творчества Иванова, в частности Игорь Грабарь, Илья Остроухов и Александр Бенуа, чуть ли не прямым текстом обвиняли Михаила Боткина, итальянского приятеля Иванова, в чьем доме художник остановился по приезде в Петербург, в отравлении художника. Михаил Боткин был известным коллекционером, но человеком не слишком чистоплотным в том, что касалось пополнения коллекции. В частности, свидетели его итальянских похождений утверждали, что однажды Боткин подкупил садовника во флорентийском имении Демидовых, с его помощью проник в подвалы их виллы, и выкрал оттуда несколько скульптур работы известных мастеров. Но единственным доказательством его преступного умысла в отношении Александра Иванова может служить лишь то, что после смерти художника именно Боткин оказался владельцем ценнейшего собрания его этюдов к «Явлению Христа народу». Даже брат Александра, известный архитектор Сергей Иванов не смог вернуть эти работы законным наследникам художника.
В истории болезни Александра Иванова есть одно печальное обстоятельство. Художник был перфекционистом, как бы это сейчас назвали, и предъявлял к себе требования, которые подчас было невозможно выполнить. В итоге это вылилось в слабость и неуверенность в своем творчестве, что вообще-то всегда губительно для художника. Последние годы работы над «Явлением Христа народу» он фактически не сделал ничего серьезного, только бесконечно правил какие-то мелкие и незначительные детали своей картины, будучи не в состоянии остановиться. И очень может быть, что это была не творческая деградация мастера, а прогрессирование его психического расстройства.