Бессмертный полк - у каждого он свой.
Дед, отец и дядька - сын юный полковой...
Их имена и геройский порыв фронтовой
Живы в сердце моём, покуда живой...
Не люблю я толпы народные: на демонстрации и митинги с детства не хожу.
Нравятся мне "узкие компании", где друзьям я байки о героях расскажу!
Одна из баек, а точнее - рассказ быль, касается самого молодого участника
войны в нашем семействе - Николая Ивановича Суслова, моего дяди. Он стал
сыном полка в 1941 году, когда ему было всего 12 лет от роду...
Николай Иванович Суслов. Матрос Северного флота, 1947.
(Единственная фотография дядюшки в моём архиве)
Сын полка - Николай Суслов
(из воспоминаний ветерана 1349 стрелкового полка)
Необходимое предисловие
Недавно мы с сестрой, разбирая архив нашего отца, наткнулись на такую запись: «Суслов Николай Иванович, родился в селе Бронница, Мстинского района, Ленинградской области 12 апреля 1929 года, находился в действующей армии с ноября 1941 по август 1944 года, старший сержант запаса…»
Нас удивила дата рождения нашего родственника: может быть это ошибка - ведь в 12 лет в армию не призывают?
За разъяснениями мы обратились к отцу. Вместо ответа он дал нам свои заметки, датированные февралём 1990 года. Это оказалась запись беседы отца с Николаем Ивановичем Сусловым - двоюродным братом нашего деда.
Мы расшифровали (как могли) эти интересные записки, и получился целый рассказ о судьбе одного простого солдата Великой Отечественной, которому удалось вернуться домой живым...
Помощники
До войны мы жили в селе Бронница, на живописном берегу реки Мсты. Это совсем рядом с древним Новгородом и озером Ильмень. В первые дни войны все мужчины ушли на фронт. В селе остались только женщины, старики и дети. Было тревожно, но тихо. Бои шли где-то далеко. Но к концу августа война докатилась и до нашего края. Новгород взяли немцы. А это - всего двадцать пять километров от нас.
По правому берегу Волхова части Красной Армии держали оборону. Ближе к нам стояла 225 стрелковая дивизия (номер-то я узнал намного позже, конечно). В нашем селе остановился обоз одного из полков. Варили пищу на полевой кухне три или четыре повара-солдата. Старший попросил нас, мальчишек, помочь: дров наколоть, картошки почистить, воды принести из речки.
Собрал я ребят, что без дела сидели, со всей округи. Меня слушались хорошо: я не по годам здоровый был - на голову выше брата Бориса, а он на три года был меня старше. И быстро организовал помощь красноармейцам.
Варили днём. А вечером ходили на передовую - прямо в окопы носили бойцам горячую кашу да суп. Бои шли тяжелые. Потери в полку были большие. Бывало, половину обеда привозили обратно. И кормили мы остывшей кашей полсела…
А поздней осенью, когда обоз уходил, мы с братом попросились в полк. Кто тогда из пацанов не мечтал оказаться на фронте!? Но везло не всем. Братишку моего старшего не взяли - сказали, что маленький. А меня забрали с собой. Так и стал я, совершенно неожиданно, сыном 1349 стрелкового полка.
Коленька
Меня прикомандировали к штабу, точнее - к взводу связи. Взводный блиндаж связистов располагается всегда возле командного пункта. А в полку я был вроде порученца у командира, майора Ивана Васильевича Лапшина. Я буду помнить его до конца своих дней. Он действительно относился ко мне как к сыну. Это с его лёгкой руки все меня звали не иначе, как «Коленька»…
А своего родного сына похоронил командир зимой, в сорок втором году. При мне это было. Парнишка - лет 10 ему от роду - приехал с матерью к отцу на передовую, повидаться. Любознательный такой, весёлый, голубоглазый - весь в отца. Мы с ним подружились, несколько раз в штабном блиндаже играли «в связистов». Но он все просился на передний край, на «живых фашистов» посмотреть. Уговорил отца и он его отпустил с разведчиками сходить на передовую позицию… И снайпер уложил мальчишку, когда он рассматривал немецкие позиции в стереотрубу. Снайперов было много на том берегу Волхова… И, наповал - в голову попал…
Весной сорок второго меня уже зачислили официально в штаты полка стрелком (а мне не было и 13 лет, но я прибавил себе 4 года). Вот так, с марта сорок второго, и идёт моя действительная служба.
Первое серьёзное поручение - кашеварить за командирского повара. Было это в мае сорок второго. У командира и офицеров штаба - их человек восемь - свой повар был, такой высокий молодой солдат. В то время нас сильно донимали снайпера с противоположного берега. Они заняли все колокольни уцелевших церквей, а вокруг Новгорода их, наверное, несколько десятков. И однажды вечером ухлопали нашего повара. А я у него был первым помощником.
В тот печальный день врач полковой разбудил меня очень рано утром. «Ну что ж, - говорит, - готовь завтрак командиру. Повара убили, больше некому». Делать нечего. Пошли мы вместе с ним на кухню.
Корова у нас была в обозе. Принесли мне молока ведро. Достал я лапшу и сварил её на молоке так, как когда-то меня мама учила. Накрыл на стол, как положено. Офицеры покушали, командир полка спрашивает:
- Ну что, Коленька, позови-ка повара, я ему благодарность объявлю - уж больно вкусно он приготовил сегодня.
- Нет его, - отвечаю, - убили.
- А кто же готовил?
- Так я готовил.
- Ну да! - удивился командир полка. - Ну, ты у нас молодец. Тогда ты и кашеварь. В полку все люди на перечет, кого я назначу?..
Так и стал я штабным поваром. Помощником у меня был Беспалый - ездовой, дядька-инвалид лет пятидесяти. Это у меня-то, у тринадцатилетнего паренька! Работали мы с ним месяца полтора, может быть и два. И только в июле, из горной бригады, которая выходила из окружения, взяли другого повара.
Тут возникла другая проблема: в штабе все время не хватало телефонистов. И меня командир отправил на курсы связистов, осваивать смежную специальность. Кто знал, что для меня эта профессия станет основной до конца службы!
Через две недели, я уже сидел в штабе на телефоне с книгой позывных. «Ольха», «Берёза» и ещё 15-20 номеров, которые менялись ежедневно. Муторное это дело. Учили меня дядя Ваня - первый мой наставник - старый, опытный связист и Гельсима Каримова - молоденькая телефонистка, красивая девушка, которая мне очень нравилась. Она любила меня по-настоящему, как старшая сестра. Для них мой позывной был неизменный - «Коленька». Мне всегда грустно вспоминать этих добрых людей. Жаль, но они оба погибли…
Награда
И совершенно неожиданно меня представили к медали «За боевые заслуги».
Было это в январе сорок четвёртого года. Переходили в наступление, разворачивалась операция по освобождению Новгорода. Наш полк подошёл к деревне Сковородка, напротив Юрьева. Как раз напротив монастыря, совсем близко от Новгорода. Расположились, заняли хаты, затопили пожарче печи, и завалился я спать. Только я заснул, будит меня начальник разведки. Никогда такого не было.
- Немедленно к командиру полка, Коленька.
Прибежал я. Командир у меня спрашивает:
- Ты мне когда-то рассказывал, что жил в этих местах. И через Волхов ходил. Дорогу можешь показать?
- Конечно, могу, - говорю. - Тётка у меня тут живёт. Я до войны картошку у неё брал, ходил через Волхов, прямо по льду. Знаю, где ключи бьют, где промоины бывают.
И пошёл я с разведчиками, показал, как пройти между полыньями. Вернулся обратно, лёг спать. А за ночь наши переправились. Утопили, правда, несколько подвод и пушек, но зато сохранили всех людей. И полк одним из первых ворвался в Новгород и к вечеру свою задачу выполнил с минимальными потерями. А меня разведчики пожалели - даже не разбудили… Так я (стыдно сказать) проспал освобождение своего любимого города. Мне было обидно до слез. А начальник разведки меня успокоил и сказал, что он лично меня представил к медали «За боевые заслуги». Это для меня была полная неожиданность.
Другой «сюрприз» нам преподнесла матушка природа: на следующий день после освобождения Новгорода лил дождь проливной (это в конце января-то!). Мы уже в Юрьевом монастыре отдыхали, люди после тяжелых боёв приходили в себя. Через два дня ударил мороз, а мы в мокрых шубах и валенках … погнали фашистов дальше из наших родных мест…
Вот так и воевали. Такое не забудется никогда.
…Дошёл я с родным полком до Восточной Пруссии. Там тяжёлое ранение получил в голову. Восемнадцать часов лежал без сознания. Спасибо девчонкам из медсанбата, что подобрали меня и не в морг отправили, а в госпиталь. Никто не верил, что я выживу. Я сам думал, что не выкарабкаюсь, но ничего. Молодой, сильный организм поборол все болезни. Правда, полтора года ничего не видел, потом зрение восстановилось. А вот справка из госпиталя где-то затерялась, так и не найдут...
Обида
С этой справкой связана ещё одна история, но уже послевоенная.
Было это в 1984 году. Вызывают меня в военкомат - я тогда на пенсию оформлялся. Прихожу. Капитан молодой, холёный такой, меня спрашивает:
- «Фамилия, имя, отчество» (как на допросе!), - в руках личное дело моё держит.
- Нам нужно уточнить некоторые данные о вашей службе в годы войны, - говорит.
- Вы телефонистом были?
- Да, - отвечаю и называю номер полка.
- Заместителем командира взвода связи были?
- Был, - говорю.
- Исполняли обязанности командира взвода связи полка летом 1944 года?
- Да, - говорю, - исполнял.
- И с этой должности демобилизованы по ранению?
- Да, - отвечаю, - подчистую, в звании старшего сержанта.
- А сколько вам было лет в сорок четвертом?!
- 15 лет, - говорю. Но уже и сам начинаю волноваться. Сердце-то у меня тогда уже пошаливало...
А капитан разошёлся - не удержать! Забылся, на «ты» вдруг перешёл:
- Может быть, ты, батя, в 15-то лет у Рокоссовского в заместителях ходил!?
Ну, тут уже и я не стерпел:
- Иди ты, - говорю... И хлопнул дверью.
Не помню, как до дому дошёл: в глазах круги и розовые щёки капитана... Несколько дней мучался от обиды: бессонница донимала, воспоминания военные... Все погибшие друзья вставали перед глазами как живые. И дядя Ваня - первый мой наставник - старый связист, и Гельсима Каримова - телефонистка, которая объяснялась мне в любви и подорвалась на мине... Плохо мне было, невыносимо.
И когда (месяца через два) мне вновь пришла повестка из военкомата, я никуда не пошёл. Обида застряла в сердце: как будто меня обвинили в воровстве чужой судьбы... А ведь на руках у меня сохранилась до сих пор солдатская книжка и все записи в ней - подлинные.
Но в конце года мне всё же пришлось зайти в военкомат за какой-то справкой. И возле кабинета комиссара меня «перехватил» тот розовощёкий капитан (он думал, бедный, что я на него жаловаться иду):
- Вы знаете, пришла справка из Центрального архива, и всё подтвердилось. Вы о моей бестактности уж не говорите полковнику. Я ведь не со зла... - заискивающе, сбивчиво, скороговоркой пробормотал молодой человек...
...А извиниться так и забыл... Да Бог ему судья...
Заключение
Рассказ ветерана, который невозможно читать без слёз, оказывается незавершённым. Так и хочется спросить: а что же дальше? Но, к сожалению, спрашивать уже не у кого. В феврале 1995 года Николая Ивановича Суслова не стало. Он очень ждал Юбилея Победы, активно разыскивал своих однополчан, хотел светлый праздник торжественно отметить с друзьями. Но осуществить задуманное не удалось: почти через полвека сказались последствия тяжёлого ранения, и ветерана сразил инсульт.
Всё меньше среди нас участников Великой Отечественной войны. Их воспоминания, фотографии
и личные вещи, если они сохранились, остаются в семейных архивах как бесценные реликвии.
Рядовой Владимир Суслов, войсковая часть 7408.
Апрель 2010, Нижний Новгород
Продолжение следует. Начало здесь:
https://nikolay-suslov.livejournal.com/1168256.htmlhttps://nikolay-suslov.livejournal.com/1168483.html Родина должна знать имена каждого своего Защитника!
Как там в песне поётся: "От рядового и до маршала!"
Марш Бессмертного полка продолжается. Присоединяйтесь!