Геннадий Рудягин. "По белому снегу"
Когда она впервые увидела Петра, то не знала, что он художник - не до местных неизвестных художников ей было в прежней жизни. Она приняла его за крутого спортсмена с не по-взрослому грустными глазами - такой он был внешне крепкий и внутренне раненый при их первой встрече…
Той зимой и в тот час она возвращалась с кладбища - была на могиле мужа, которого при его жизни не любила, а жила с ним из-за любви к родителям - они в нём, благодетеле, не чаяли души. Жила и жила, безрадостно, но комфортно, в светском блеске и в обожании известных в городе людей. И всё бы ничего, если бы не ночи, проводимые c ним наедине.
- Ты меня не любишь, Эрика, - говорил, бывало, он, видя, как она подолгу не ложится в постель - то сидя у компьютера, то с подчёркнутым вниманием разглядывая альбомы мод, то…
- Не любишь старика? - допытывался он, вставая с кровати, грузно подходя к ней в ночной шёлковой пижаме и целуя её руки. - Не любишь?
Она молчала. И покорно шла в постель.
И вот, после его смерти, ей неожиданно стало стыдно перед ним за эту нелюбовь. И она решила в дни его рождения приходить на кладбище, к нему на могилу. В чёрной шубке, в чёрном вязаном платочке, в сапогах на высоком каблуке, плотно облегающих икры её длинных ног, с букетиком живых цветов; безутешная и необыкновенно красивая. Чтобы понравиться его праху.
В тот день она была именно такой. Постояла у обелиска из богатого чёрного мрамора с искусно исполненным гравёром его портретом посередине. Постояла, постояла… Поставила замёрзшие цветы в белую мраморную вазу, которые от слияния белого цвета вазы с таким же белым снегом, казались повисшими в воздухе. Со стороны это выглядело даже как-то волшебно: у чёрного обелиска стоит убитая горем красавица вся в чёрном, а над запорошенной белым снегом надгробной плитой висят в воздухе живые цветы. Эта картинка впечатляла даже крикливых ворон, сидевших на соседних деревьях. - Карр! - кричали они, наблюдая за тем, как молодая незнакомка дотрагивается рукой в чёрной перчатке до портрета немолодого мужчины с оплывшим лицом. И, не сказав ни слова, уходит…
Из-за суровых зим, богатых снегом, свою машину из гаража она никогда в это время года не выгоняла. Шла по тропинке, протоптанной в снегу печальными посетителями кладбища, к троллейбусу. Шла и невольно слушала голоса впереди идущих двух весёлых старушек. Взявшись под руку, те увлечённо щебетали о жизни вообще, о ценах на продукты питания и на коммунальные услуги в частности. Шли и шли, и щебетали. Шли и шли, и щебетали. И, вдруг поскользнулись и дружно упали. Но, похоже, этого не заметили. Лёжа на снегу, они продолжали, как ни в чём не бывало, щебетать о жизни вообще, о ценах на продукты питания и на коммунальные услуги в частности…
Тут и появился Пётр, которого Эрика вначале приняла за крутого спортсмена. Потому что он, видимо шедший за Эрикой, обогнав её, бросился разговорчивым старушкам на помощь. Одним рывком сильных рук поставил их на ноги. И растерялся: бабульки, не обратив никакого внимания на него, и держась под руку, по-прежнему продолжали щебетать о жизни вообще, о ценах на продукты питания и на коммунальные услуги в частности. Пошли и пошли себе дальше. Щебеча и щебеча.
И Эрика невольно рассмеялась. Невольно, но впервые за все томительные годы прежней жизни звонко и заразительно. И увидела не по-взрослому грустные глаза - на неё смотрел этот Пётр.
- Что это с ними? - обеспокоенно спросил он, кивнув в сторону беззаботно ушлёпавших старушек.
- Похоже, помянув кого-то на могилках, хватили лишку! - ответила Эрика.
- Странно, - сказал он.
- Традиция! - ответила она. - Любимых принято поминать на могилках. Вы разве не помянули тех, у кого сейчас были?.. У кого вы были?
- У мамы.
«У мамы». В устах высокого сильного человека это прозвучало как плач осиротевшего младенца. «У ма-мы!»
И Эрика вдруг загрустила.
- Вы её помянули? - участливо спросила она.
- Ещё нет.
- И я не помянула мужа. А это грех… Почему вы так на меня смотрите?
Он улыбался. Грустными глазами.
- Мама с самого моего детства страдала ревностью к девичьей красоте, - ответил он. - Она боялась, что пока я вырасту, красота эта увянет или её заберут в свой дом чужие люди. Она боялась этого всю жизнь. Интересно, что бы она сказала сегодня, увидев вас?
- Вы у меня спрашиваете?
- Нет. У мамы.
И оба посмотрели из своего далека на далёкого меня...
- Она бы сказала: не упускай мгновения, сынок! - отстучал я на клавишах компьютера.
Они переглянулись.
- И что это должно означать? - спросила Эрика.
- Идите! - отстучал я снова.
- Куда?
- По белому снегу, вперёд.
- А что потом?
- Решайте сами... Я устал устраивать судьбу своих, придуманных, героев - не маленькие. Вы же понравились друг другу, ведь так?
Они опять переглянулись.
После чего Пётр за обоих утвердительно кивнул.
- Вот и всё, о чём я хотел сегодня написать... Идите!
И они пошли. По белому снегу - вперёд и вперёд... взявшись за руки.
«Так-то вот, - подумал я, выключая компьютер - А то, понимаешь, привыкли!»
рекомендую Автора:
https://miryanin.cont.ws/
Той зимой и в тот час она возвращалась с кладбища - была на могиле мужа, которого при его жизни не любила, а жила с ним из-за любви к родителям - они в нём, благодетеле, не чаяли души. Жила и жила, безрадостно, но комфортно, в светском блеске и в обожании известных в городе людей. И всё бы ничего, если бы не ночи, проводимые c ним наедине.
- Ты меня не любишь, Эрика, - говорил, бывало, он, видя, как она подолгу не ложится в постель - то сидя у компьютера, то с подчёркнутым вниманием разглядывая альбомы мод, то…
- Не любишь старика? - допытывался он, вставая с кровати, грузно подходя к ней в ночной шёлковой пижаме и целуя её руки. - Не любишь?
Она молчала. И покорно шла в постель.
И вот, после его смерти, ей неожиданно стало стыдно перед ним за эту нелюбовь. И она решила в дни его рождения приходить на кладбище, к нему на могилу. В чёрной шубке, в чёрном вязаном платочке, в сапогах на высоком каблуке, плотно облегающих икры её длинных ног, с букетиком живых цветов; безутешная и необыкновенно красивая. Чтобы понравиться его праху.
В тот день она была именно такой. Постояла у обелиска из богатого чёрного мрамора с искусно исполненным гравёром его портретом посередине. Постояла, постояла… Поставила замёрзшие цветы в белую мраморную вазу, которые от слияния белого цвета вазы с таким же белым снегом, казались повисшими в воздухе. Со стороны это выглядело даже как-то волшебно: у чёрного обелиска стоит убитая горем красавица вся в чёрном, а над запорошенной белым снегом надгробной плитой висят в воздухе живые цветы. Эта картинка впечатляла даже крикливых ворон, сидевших на соседних деревьях. - Карр! - кричали они, наблюдая за тем, как молодая незнакомка дотрагивается рукой в чёрной перчатке до портрета немолодого мужчины с оплывшим лицом. И, не сказав ни слова, уходит…
Из-за суровых зим, богатых снегом, свою машину из гаража она никогда в это время года не выгоняла. Шла по тропинке, протоптанной в снегу печальными посетителями кладбища, к троллейбусу. Шла и невольно слушала голоса впереди идущих двух весёлых старушек. Взявшись под руку, те увлечённо щебетали о жизни вообще, о ценах на продукты питания и на коммунальные услуги в частности. Шли и шли, и щебетали. Шли и шли, и щебетали. И, вдруг поскользнулись и дружно упали. Но, похоже, этого не заметили. Лёжа на снегу, они продолжали, как ни в чём не бывало, щебетать о жизни вообще, о ценах на продукты питания и на коммунальные услуги в частности…
Тут и появился Пётр, которого Эрика вначале приняла за крутого спортсмена. Потому что он, видимо шедший за Эрикой, обогнав её, бросился разговорчивым старушкам на помощь. Одним рывком сильных рук поставил их на ноги. И растерялся: бабульки, не обратив никакого внимания на него, и держась под руку, по-прежнему продолжали щебетать о жизни вообще, о ценах на продукты питания и на коммунальные услуги в частности. Пошли и пошли себе дальше. Щебеча и щебеча.
И Эрика невольно рассмеялась. Невольно, но впервые за все томительные годы прежней жизни звонко и заразительно. И увидела не по-взрослому грустные глаза - на неё смотрел этот Пётр.
- Что это с ними? - обеспокоенно спросил он, кивнув в сторону беззаботно ушлёпавших старушек.
- Похоже, помянув кого-то на могилках, хватили лишку! - ответила Эрика.
- Странно, - сказал он.
- Традиция! - ответила она. - Любимых принято поминать на могилках. Вы разве не помянули тех, у кого сейчас были?.. У кого вы были?
- У мамы.
«У мамы». В устах высокого сильного человека это прозвучало как плач осиротевшего младенца. «У ма-мы!»
И Эрика вдруг загрустила.
- Вы её помянули? - участливо спросила она.
- Ещё нет.
- И я не помянула мужа. А это грех… Почему вы так на меня смотрите?
Он улыбался. Грустными глазами.
- Мама с самого моего детства страдала ревностью к девичьей красоте, - ответил он. - Она боялась, что пока я вырасту, красота эта увянет или её заберут в свой дом чужие люди. Она боялась этого всю жизнь. Интересно, что бы она сказала сегодня, увидев вас?
- Вы у меня спрашиваете?
- Нет. У мамы.
И оба посмотрели из своего далека на далёкого меня...
- Она бы сказала: не упускай мгновения, сынок! - отстучал я на клавишах компьютера.
Они переглянулись.
- И что это должно означать? - спросила Эрика.
- Идите! - отстучал я снова.
- Куда?
- По белому снегу, вперёд.
- А что потом?
- Решайте сами... Я устал устраивать судьбу своих, придуманных, героев - не маленькие. Вы же понравились друг другу, ведь так?
Они опять переглянулись.
После чего Пётр за обоих утвердительно кивнул.
- Вот и всё, о чём я хотел сегодня написать... Идите!
И они пошли. По белому снегу - вперёд и вперёд... взявшись за руки.
«Так-то вот, - подумал я, выключая компьютер - А то, понимаешь, привыкли!»
рекомендую Автора:
https://miryanin.cont.ws/