Музей шуанов средь вереска и дрока
В Нижнюю Бретань я отправляюсь каждое лето. Но до чего же славно вышло, что как раз в самую первую поездку нам - мне и восемнадцатилетней племяннице - показалось слишком дорого лететь самолетом. Ведь ехали мы, по сути, в прошлое, в последние десятилетия XVIII века. А тогда самолетов, понятное дело, не знали.
Дорогу в XVIII век надо хоть раз увидать из окна - всю, от начала до конца. Чем современный автобус, по сути, не почтовый дилижанс? Те же незнакомые попутчики, с которыми, хочешь не хочешь, приходится делить путевые заботы, те же обеды на постоялых дворах, чью роль в XXI веке вполне успешно играет бензоколонка с прилепившимися к ней мотелем, кафе и магазинчиком.
Мы ехали в Бретань, но не в ту, куда зазывают путеводители, глянцево сверкая фотографиями исполинских камней-мегалитов. Мы ехали к шуанам.
Слово «шуан» - отнюдь не китайское, хотя нашему человеку не в укор его не знать. Для современных французов оно звучит почти так же непонятно. Шуанами называли белогвардейцев - врагов Французской революции, что вели партизанскую войну за Короля.
Историю всегда пишут победители. Во Франции это ощущаешь острее, чем в России. Полувека не прошло после 1917 года, как у нас появились песни о «поручиках Голицыных» и «корнетах Оболенских». Но за два столетия ни один французский писатель не написал доброго слова о шуанах.
Между тем это были бравые ребята, отчаянные храбрецы. Революция шла из городов в деревни. Контрреволюция поднималась в деревнях, странно ли, что самое Природа была на стороне контрреволюционеров, думала я, впервые проезжая мимо полей артишоков и приземистых яблоневых садов. (Уже не в автобусе, а в массивном «Пикассо» моей французской подруги. Каждый мой приезд чреват для нее образом жизни, уместным разве что для шофера-дальнобойщика.)
Главным убежищем шуанов были бретонские леса, таящие в своих недрах древние подземные пещеры.
Атлантический океан, облизывающий эту выступающую длинным мысом провинцию, тоже был им союзником: чужому не стоит соваться в опасные прибрежные скалы, свирепо громоздящиеся одна на другую.
Наверху скалы покрыты колючими зарослями лилового вереска и желтого дрока. Разодрав об него одежду, я всерьез задумалась: как-то друзья-белогвардейцы устраивали в этом кустарнике свои знаменитые засады по обочинам дорог?
В Бретани почти не рискуешь встретить на своем пути «Макдональдс». Ну разве что где-нибудь при большой автостраде. В местных кафе предложат перекусить по старинке: блинами. Бретонский блин печется из гречневой муки, без масла, на огромной плоской сковороде. К блину полагается, конечно, не кола. Но и не вино. Живущая на вечном сквозняке Бретань своих виноградников не имеет. В ней пьют яблочный сидр. Напиток отнюдь не изысканный, терпкий и какой-то очень честный. Фермер клеит на бутылки собственную этикетку, иной раз даже удостаивая каждую бутылку личного номера. Запивать сидром гречневый блин, сидя в закусочной на берегу, - сущее наслаждение.
Над головой орут белые гоэланы. Птицы покрупней - кормораны. Черные, зловещие.
Поддержав силы блинами, мы, как несколько лет назад, так и сегодня, идем прямиком в музей шуанства. Да, такой есть, ради него и посещаем прибрежную деревушку Перрос-Гирек. Официально он называется скучновато - Музей истории и традиций Нижней Бретани, но уже с порога понимаешь, память о ком он хранит.
Весь второй этаж занят восковыми фигурами. Вот горделиво стоит перед революционным трибуналом красавица госпожа Жапен, в черном строгом платье с высокой тальей, с шалью на плечах, в кружевном чепце - таком же, как те, что выставлены в витринах первого этажа: бретонки - искусные кружевницы. Она держит ответ за то, что в своем доме прятала от расправы священников. «Действительно ли вы сказали при аресте, что счастливы умереть за короля и веру?» - допытываются судьи. «Да». «Так вы против республики?» «Еще как». Ее убьют. (Уже сегодня, пять лет спустя после первого посещения музея, узнаю: муж ее спустя несколько лет отомстил убийцам-трибунальщикам.)
А вот и священник, по прозванью Морской Кюре. Он служит мессу на борту своей крошечной лодчонки. Длинноволосый крестьянин в лохматой меховой куртке стоит перед ним, но не может преклонить колени: он по пояс в воде. За спиной у крестьянина ружье, на шляпе белая кокарда. Это и есть шуан.
А вождь шуанов, статный красавец Жорж Кадудаль разговаривает с маленьким кургузым Бонапартом. Разговор явно не из приятных. Подслушать бы! (Эх, Кадудаль, сумей ты победить-перехитрить корсиканца - и чума войны не пришла бы к нам, в Россию, и 1812 год ничем не отличался бы для нас от 1811-го!..) Восковые фигуры принято считать пошлостью. А меня они всегда завораживают.
Выйдя из музея, недоумеваешь, обернувшись: как это все разместилось в игрушечном двухэтажном домике? Тут тебе и тайная азбука мельничных крыльев, и дворянские гербы Бретани, и деньги французской революции - стоившие дешевле, чем потраченная на них бумага.
Дорога в Перрос-Гирек далека от обычных туристических маршрутов. Но ради этого крошки-музея (в нынешнем году отмечающего свое двадцатилетие) стоит сделать крюк.
Он поможет взглянуть на Бретань изнутри. После него каждая мельница будет сигналить тебе: «Осторожно, враг!» или «Заходи, все спокойно!», вереск будет чреват засадой, а кольцо мегалитов - биваком. Бретань консервативна и старомодна, она рада поделиться своим прошлым не меньше, чем рада угостить своим сидром и своими блинами.
Рассказав однажды про шуанов, она в другой раз поведает и о других временах, еще более давних. Об Анне Бретонской, «герцогине в деревянных сабо», о войне Конана с Вильгельмом, еще не снискавшим прозванья «Завоеватель». Бретань может позволить себе неспешно перебирать исторические эпохи, словно старая крестьянка - бусины своих четок, ведь и сидр, и блины в ней такие же, как два столетия назад. Сама Бретань - не музей, она живая.
Хорошо, что первые мои бретонские странствия начались с Перрос-Гирека, хорошо, что первую свою дорогу до Бретани мне довелось увидеть из окна.
Но еще раз ехать «дилижансом» я, пожалуй, не рискну.
Елена Чудинова для «ЭкспертOnline»