Анечка. Грусть. Федя
( Начало - http://nikolaeva.livejournal.com/90354.html)
3 ноября 1942 года
"Боже, зачем я Квазимодо?! Я точно то же, что и он.
Ведь как подхожу. Только характер не тот. Квазимодо был очень добр. Я же очень вредна, со страшным самолюбием и с трезвым понятием. Никто меня никогда не хвалил, никто не завидовал. Все презирают. Самый близкий человек на свете - мать, и та презирает. Каждый день она мне говорит, что у меня из-за моей вредности будет плохая жизнь. Отец в ссоре сказал, что у меня не будет свекрови. Значит, этим он подчеркнул, что никто не возьмет замуж.
Да и не нужно! Я тоже трезво все осознаю.
Природа дала уродливую наружность и гадкий характер. Жизнь отравила жизнь.
Я в восемнадцать лет совсем слепая, попадаются седые волосы.
Я не рада жизни, зачем мне жизнь! Она мне не нужна. Я не имею подруг. Совсем оторвана ото всех. Не умею подходить к людям. Никому, никому не нужна.
Хорошо знаю, что после миллиона лишений уйду в землю. Зачем жить?
Я мешаю родителям, они меня ненавидят. Я их не люблю. Да и кого я люблю? Никого!
Я полчеловека. Был же такой несчастный день, когда пустили на свет такое несчастное существо.
На работе одни неприятности, поговорить не с кем. Поругалась из-за квартирантов с родителями.
Но более не хочу жить, совсем-совсем.
И судьба так умышленно издевается. Чтобы меня больше мучить, она сунула Федю. И то на несколько месяцев. И после этого отобрала. Я знаю, что обратно опять не отдаст.
Я это хорошо знаю. И к лучшему.
Ведь кто я? Никто. Только бы скорей развязка. И я начинаю ждать все настойчивей. Уж лучше умереть.
А все-таки интересно, что я заранее знаю свою судьбу, наполненную лишениями, страданиями, нищетой. Я ко всему этому готова.
Еще одного боюсь. Что в особо тяжелые моменты отправлю себя на "тот свет".
И не нужно влачить такое существование.
Что я видела в школе? Была униженней всех. Держалась всегда в сторонке. Только вот то хорошо, что училась на "отлично". Пусть ничего не имела, а это было мое. А неприспособленная и несчастная. Боже, ты устрой так, чтобы недолго я это видела.
Буду всю жизнь влачить одинокое существование. Никто не захочет с Квазимодо соединить свою жизнь. И не нужно.
Во мне во много раз больше ненависти, чем любви. Я и себя ненавижу больше всех. Ни к чему не способна.
Настроение все дни гадкое, и сильное воспаление глаз.
А одинока, одинока, и оно меня ест.
Буду сидеть на своих 400 гр. Наверное, не хватит. И не нужно. Буду ходить как тень. И так недалеко ушла. За едой никогда не гналась. Все. Ложись спать, Квазимодо. 11 вечера"
За этой записью еще несколко строк от 15 декабря, таких же грустных и безысходных.
Затем идет запись от 20 декабря 42 года. Ее написал мой дед Федор:
"Миленькая! Дорогая! Горячо любимая Анечка! Самое близкое мое и дорогое! Родная и незаменимая! Не выразить словами горячей пылкости чувств моих, когда я прочитал твой дневник! Я готов был целовать и прижиматься к тебе, рыдать и смеяться рыдая, прочтя каждое слово твоего дневника. Это был верный твой друг, с которым ты, родненькая, делила свое горе и радость, которой у тебя почти не было в эти дни.
Сколько мучений и страданий ты перенесла за эти полгода нашей разлуки! Бедная крошка, счастье мое, дорогая девочка!
Какой горячей взаимностью ответила ты на мою безумную к тебе любовь.
Я любить не умел, мои искренние чувства выражались грубо и несвязно. Но ты, Анечка, ангел мой ясный, я никогда не думал, что ты так можешь любить. Что любовь твоя так горяча!
Она грела в холодные зимние ночи,в пургу и метель, в холодной сырой землянке,в окопах, в снегу, под пулями и бомбами. Мое сердце было горячо, в душе моей жила и сохраняла меня твоя нежная, ласковая, дорогая любовь.
И жизнью пожертвовать не жалко в ответ и благодарность за эту пылкую любовь и такую крепкую дружбу.
Сердце готово вырваться из груди, кровь закипает в жилах моих, когда я читаю простые, нежные слова дорогой девушки, которую я так люблю.
Сколько горя обрушивалось на тебя, одинокую, сколько несчастий тебе пришлось перенести! Никто не мог разделить твое горе, поддержать тебя в тяжелые минуты.
Маленькая девочка! Я вернулся. Я - тот, о котором у тебя было столько сомнений. Но война может снова разъединить нас.
И для меня эта разлука будет еще более тяжелой.
Давай соединим нашу жизнь в одну, будь мне женой.
Кончится война, и мы переедем куда-нибудь в хорошее место, уедем из этой ссылки, сурового сибирского края, построим свою жизнь.
Будем жить как сумеем, но мы буем счастливы. Тогда ничто не разъединит нас.
Пиши, продолжай свой дневник.
Село Асино. 20 декабря 1942 год.
Внизу надпись красным карандашом, сделанная этой же рукой, но позже:"И над этим ты посмеялась!"
Федя и Анечка со своей первой дочкой,которую держит на руках Федор Васильевич - отец Феди
3 ноября 1942 года
"Боже, зачем я Квазимодо?! Я точно то же, что и он.
Ведь как подхожу. Только характер не тот. Квазимодо был очень добр. Я же очень вредна, со страшным самолюбием и с трезвым понятием. Никто меня никогда не хвалил, никто не завидовал. Все презирают. Самый близкий человек на свете - мать, и та презирает. Каждый день она мне говорит, что у меня из-за моей вредности будет плохая жизнь. Отец в ссоре сказал, что у меня не будет свекрови. Значит, этим он подчеркнул, что никто не возьмет замуж.
Да и не нужно! Я тоже трезво все осознаю.
Природа дала уродливую наружность и гадкий характер. Жизнь отравила жизнь.
Я в восемнадцать лет совсем слепая, попадаются седые волосы.
Я не рада жизни, зачем мне жизнь! Она мне не нужна. Я не имею подруг. Совсем оторвана ото всех. Не умею подходить к людям. Никому, никому не нужна.
Хорошо знаю, что после миллиона лишений уйду в землю. Зачем жить?
Я мешаю родителям, они меня ненавидят. Я их не люблю. Да и кого я люблю? Никого!
Я полчеловека. Был же такой несчастный день, когда пустили на свет такое несчастное существо.
На работе одни неприятности, поговорить не с кем. Поругалась из-за квартирантов с родителями.
Но более не хочу жить, совсем-совсем.
И судьба так умышленно издевается. Чтобы меня больше мучить, она сунула Федю. И то на несколько месяцев. И после этого отобрала. Я знаю, что обратно опять не отдаст.
Я это хорошо знаю. И к лучшему.
Ведь кто я? Никто. Только бы скорей развязка. И я начинаю ждать все настойчивей. Уж лучше умереть.
А все-таки интересно, что я заранее знаю свою судьбу, наполненную лишениями, страданиями, нищетой. Я ко всему этому готова.
Еще одного боюсь. Что в особо тяжелые моменты отправлю себя на "тот свет".
И не нужно влачить такое существование.
Что я видела в школе? Была униженней всех. Держалась всегда в сторонке. Только вот то хорошо, что училась на "отлично". Пусть ничего не имела, а это было мое. А неприспособленная и несчастная. Боже, ты устрой так, чтобы недолго я это видела.
Буду всю жизнь влачить одинокое существование. Никто не захочет с Квазимодо соединить свою жизнь. И не нужно.
Во мне во много раз больше ненависти, чем любви. Я и себя ненавижу больше всех. Ни к чему не способна.
Настроение все дни гадкое, и сильное воспаление глаз.
А одинока, одинока, и оно меня ест.
Буду сидеть на своих 400 гр. Наверное, не хватит. И не нужно. Буду ходить как тень. И так недалеко ушла. За едой никогда не гналась. Все. Ложись спать, Квазимодо. 11 вечера"
За этой записью еще несколко строк от 15 декабря, таких же грустных и безысходных.
Затем идет запись от 20 декабря 42 года. Ее написал мой дед Федор:
"Миленькая! Дорогая! Горячо любимая Анечка! Самое близкое мое и дорогое! Родная и незаменимая! Не выразить словами горячей пылкости чувств моих, когда я прочитал твой дневник! Я готов был целовать и прижиматься к тебе, рыдать и смеяться рыдая, прочтя каждое слово твоего дневника. Это был верный твой друг, с которым ты, родненькая, делила свое горе и радость, которой у тебя почти не было в эти дни.
Сколько мучений и страданий ты перенесла за эти полгода нашей разлуки! Бедная крошка, счастье мое, дорогая девочка!
Какой горячей взаимностью ответила ты на мою безумную к тебе любовь.
Я любить не умел, мои искренние чувства выражались грубо и несвязно. Но ты, Анечка, ангел мой ясный, я никогда не думал, что ты так можешь любить. Что любовь твоя так горяча!
Она грела в холодные зимние ночи,в пургу и метель, в холодной сырой землянке,в окопах, в снегу, под пулями и бомбами. Мое сердце было горячо, в душе моей жила и сохраняла меня твоя нежная, ласковая, дорогая любовь.
И жизнью пожертвовать не жалко в ответ и благодарность за эту пылкую любовь и такую крепкую дружбу.
Сердце готово вырваться из груди, кровь закипает в жилах моих, когда я читаю простые, нежные слова дорогой девушки, которую я так люблю.
Сколько горя обрушивалось на тебя, одинокую, сколько несчастий тебе пришлось перенести! Никто не мог разделить твое горе, поддержать тебя в тяжелые минуты.
Маленькая девочка! Я вернулся. Я - тот, о котором у тебя было столько сомнений. Но война может снова разъединить нас.
И для меня эта разлука будет еще более тяжелой.
Давай соединим нашу жизнь в одну, будь мне женой.
Кончится война, и мы переедем куда-нибудь в хорошее место, уедем из этой ссылки, сурового сибирского края, построим свою жизнь.
Будем жить как сумеем, но мы буем счастливы. Тогда ничто не разъединит нас.
Пиши, продолжай свой дневник.
Село Асино. 20 декабря 1942 год.
Внизу надпись красным карандашом, сделанная этой же рукой, но позже:"И над этим ты посмеялась!"
Федя и Анечка со своей первой дочкой,которую держит на руках Федор Васильевич - отец Феди