Это первый Макдональдс на Пушкинской. Шик, блеск, красота, близость жизни заграничной, даль далёких перспектив.
Но сейчас не о том, сегодня о маленьком мальчике, который сидит рядом
с обезьянкой. Он стал сегодня старше на год.
В этот день я всегда достаю детский альбом своего первенца. Да, фотографии тогда печатали и аккуратно вклеивали в альбом. А под картинкой писали город, возраст...
И ещё в этот день я вспоминаю тот день.
Давно заметила: женщина может забыть имена своих школьных ухажеров, фамилию ненавистного химика в школе, лица однокурсников, но она детально помнит всегда, что было тогда, когда родился её ребёнок.
Тот ноябрь был иной. Много-много белого снега, совсем белая дорога в парке. В парк мы почему-то поехали на автобусе , и мне первый раз за всю беременность уступили место.
Ты выгуливал меня, мы почти ни о чем не говорили, была такая зимне-вечерняя тишина, когда слышен только скрип снега под ногами.
Возвращение в тепло дома, тёмная спальня. Я чувствую какое-то лёгкое беспокойство, мне как-то не по себе.
Стоит мне пару раз вздохнуть и перевернуться с бока на бок, молодой муж подскакивает на кровати и с ужасом смотрит на меня. Я в темноте его почти не вижу, но зато хорошо слышу:"Ты чего? Уже?!"
В голосе такая паника, как будто я не просто пузатик, а граната без чеки, минута промедления и - все!
- Хихикаешь?! - Сашка вомущен. - Скажи, что ты крутишься, схватки?!
Внимательно прислушиваюсь к себе, не очень-то легко понять, что такое схватки, когда они в самом начале и когда никогда до этого не испытывал ничего подобного.
- Нууу, - тяну я задумчиво и важно, - может, и схватки.
- Аааа, - муж с воплем сбрасывает с себя одеяло и, путаясь в длинных тощих ногах, несётся к телефону.
На шум выходит моя мамуля. У неё абсолютно апокалипсический вид. Она смотрит на меня в ужасе:" Уже?!"
Похоже, никто из них за девять месяцев не успел примириться с тем фактом, что я обязательно когда- нибудь рожу.
Все начинаются бестолково метаться по квартире, хлопая дверцами шкафов, что-то роняя на пол. Прерывается мирный и мерный храп моего папы в соседней комнате. Из-за двери появляется взъерошенная бородатая голова.
В знак родственной солидарности папуля покидает спальню и присоединяется к своим взбудораженным родственникам.
Впрочем, среди всех нас он один - спокоен и невозмутим.
Скорая приезжает довольно быстро, без лишних разговоров заполняет какие-то бумажки и просит меня на выход. Следом бегут , застёгиваясь на ходу, мамуля и муж Сашка. У машины врач поворачивается к нашей троице и строго говорит:"Один сопровождающий! Кто муж?"
- Я! - бодро выкрикивает мамуля, как на перекличке в пионерском строю.
Немая сцена...
В конце концов истинный муж и я в машине. Мы едем сквозь темноту, раннее-раннее утро 12 ноября. И меня тревожит только одно: успею ли я родить до того, как наступит пятница 13-е?
Что было дальше, я уже рассказывала в своём суровом тексте "Приказано - родить":
http://nikolaeva.livejournal.com/38552.html Все это можно вспоминать опять и опять, пересказывать и рассказывать бесконечно, но все равно никогда не найти объяснения тому, почему вместе с ребёнком рождается, а потом всю жизнь растёт такая огромная, просто невероятно огромная любовь?