Подзамочная запись
Есть записи в ЖЖ, которые совершенно невозможно читать без сердечной боли, такие они настоящие и пронзительные. Но читать их необходимо, потому что именно в них виден человек таким, как он есть, прекрасным, трогательным, беззащитным, любящим и страдающим.
Спасибо Юле за эти записи. Даю ссылку на журнал, так как сам текст "под замком". Юля разрешила мне показать вам вот этот кусочек:
"Сегодня видела, как к больному хозяину приводили повидаться собаку.
Маленькая худенькая женщина средних лет стояла внизу, в холле больницы - скромно, в уголке, чтобы не привлекать внимания вахтера и гардеробщицы. На поводке у нее смирно стояла у стеночки лохматая грязно-белая коротконогая собака с широченной, как тумбочка, спиной. Пока на папу насильно надевали свитер и зимнюю куртку с капюшоном, а он вяло сопротивлялся, я глазела по сторонам. И увидела, как из вертушки на вахте, припадая сразу на обе ноги и теряя тапки, выполз по стеночке старенький дедушка, почти лысый, в толстых очках, в старой-престарой клетчатой фланелевой рубахе. Еще не связав женщину с собакой и этого дедулю, я краем глаза заметила какое-то оживление и услышала слабые радостные собачьи повизгивания, и, развернувшись, увидела, как женщина сердито собаке что-то выговаривает, и прижимает ее зад рукой к полу.
А дедушка все так же целеустремленно двигался к ним - мучительно медленно, переползая через ступени и трясясь на ходу, держась одной рукой за колонны. Все это время собака интенсивно виляла всем телом, перебирала лапами, радостно вскрикивала и приседала, и через секунду снова вскакивала. Дедуля что-то ворковал на ходу, что-то вроде - "маня, манечка! иду-иду, моя милая! уже иду! да ты ж моя хорошая!", а женщина, с трудом удерживая собаку на поводке, широко улыбалась, не переставая смущенно шикать на собаку и загораживать ее своим телом от вахтера...
Когда мы всей компанией выходили на улицу, дедушка уже наконец добрался до них, и обнимал собаку за широченную спину, сев на корточки и привалившись боком к стене, а она все так же извивалась у него под руками, поскуливая тонко-тонко, и длиннющим розовым языком охаживала его по плечам, по лицу, по рукам и старой клетчатой рубашке, а женщина сердито говорила со слезами и с улыбкой одновременно - папа, ну инфекция же! папа, ну перестань! папа, ну ты же обещал!
Когда мы, уже попрощавшись с папой, садились в машину, я вдалеке увидела ту же самую собаку, и женщину, бредущую за ней на поводке - сгорбленную, маленькую, с натянутым на голову капюшоном. Они дошли до конца улицы и исчезли за углом, а я повернулась к больнице, чтобы увидеть, машет ли им кто-нибудь из окна. И никого не увидела".
http://v-s-e-horosho.livejournal.com/
Спасибо Юле за эти записи. Даю ссылку на журнал, так как сам текст "под замком". Юля разрешила мне показать вам вот этот кусочек:
"Сегодня видела, как к больному хозяину приводили повидаться собаку.
Маленькая худенькая женщина средних лет стояла внизу, в холле больницы - скромно, в уголке, чтобы не привлекать внимания вахтера и гардеробщицы. На поводке у нее смирно стояла у стеночки лохматая грязно-белая коротконогая собака с широченной, как тумбочка, спиной. Пока на папу насильно надевали свитер и зимнюю куртку с капюшоном, а он вяло сопротивлялся, я глазела по сторонам. И увидела, как из вертушки на вахте, припадая сразу на обе ноги и теряя тапки, выполз по стеночке старенький дедушка, почти лысый, в толстых очках, в старой-престарой клетчатой фланелевой рубахе. Еще не связав женщину с собакой и этого дедулю, я краем глаза заметила какое-то оживление и услышала слабые радостные собачьи повизгивания, и, развернувшись, увидела, как женщина сердито собаке что-то выговаривает, и прижимает ее зад рукой к полу.
А дедушка все так же целеустремленно двигался к ним - мучительно медленно, переползая через ступени и трясясь на ходу, держась одной рукой за колонны. Все это время собака интенсивно виляла всем телом, перебирала лапами, радостно вскрикивала и приседала, и через секунду снова вскакивала. Дедуля что-то ворковал на ходу, что-то вроде - "маня, манечка! иду-иду, моя милая! уже иду! да ты ж моя хорошая!", а женщина, с трудом удерживая собаку на поводке, широко улыбалась, не переставая смущенно шикать на собаку и загораживать ее своим телом от вахтера...
Когда мы всей компанией выходили на улицу, дедушка уже наконец добрался до них, и обнимал собаку за широченную спину, сев на корточки и привалившись боком к стене, а она все так же извивалась у него под руками, поскуливая тонко-тонко, и длиннющим розовым языком охаживала его по плечам, по лицу, по рукам и старой клетчатой рубашке, а женщина сердито говорила со слезами и с улыбкой одновременно - папа, ну инфекция же! папа, ну перестань! папа, ну ты же обещал!
Когда мы, уже попрощавшись с папой, садились в машину, я вдалеке увидела ту же самую собаку, и женщину, бредущую за ней на поводке - сгорбленную, маленькую, с натянутым на голову капюшоном. Они дошли до конца улицы и исчезли за углом, а я повернулась к больнице, чтобы увидеть, машет ли им кто-нибудь из окна. И никого не увидела".
http://v-s-e-horosho.livejournal.com/