рассказ о любви
В мастерской задали написать короткий рассказ о любви. Говорят, этот жанр совсем исчез с экранов. Я бы хотела посвятить свой рассказ памяти Тонино Гуэрра.
....
- Я вцепился в подлокотники, затаив дыхание. Я сдерживал свой рот от гримасы отвращения. Меня передергивало от того, что происходило на экране, как от первого глотка этого гадкого элитного виски, который обычно присылают твои америкосы по «особому» случаю вместе с поздравительной открыткой. Я не удивлюсь, если они пришлют очередную бутылку по случаю моей кончины с традиционным "Поздравляем".
Вито молча улыбнулся в ответ.
- Сукин сын умудрился испортить шедевр! Это был мой самый лучший сценарий! - Джанни возмущенно выпустил облако дыма.
- Джанни, ты говоришь так про все свои сценарии, - с улыбкой возразил Вито.
- Нет, ты не понимаешь, «Люди и овцы» был особенным! Я вложил в него всего себя, свою душу!
От бурной жестикуляции пепел с сигары Джанни упал на клетчатый плед, покрывавший колени. Шерстяные ворсинки заплавились и мгновенно свернулись до маленьких черных комочков. Старик зашелся в густом продолжительном кашле.
Вито встал с кресла, подошел к деду, вынул из его пальцев сигару, выкуренную почти на половину, затушил ее в глиняном блюдце, позаимствовав его у горшка с красной геранью. На этот раз Джанни не сопротивлялся. Видимо, болезнь все-таки доканала старика. Вито подошел с окну, бросил быстрый взгляд на ставшего бордовым Джанни и открыл ставни.
Тот с усилием прервал кашель и прохрипел: «Оставь! Медсестра учует запах на улице - и мне кранты!»
Вито с грустью подумал про себя «тебе и так кранты» и, испугавшись этой мысли, послушно закрыл окно. Он знал, что спорить бесполезно. За свои тридцать лет Вито усвоил единственную вещь, которую можно было сказать однозначно о своем деде. Если Джанни что-то решил, он не свернет со своего пути.
- Ты хотел мне рассказать, как вы познакомились с Мари.
- Сядь на место, не маячь перед глазами, - с раздражением бросил Джанни, стряхивая пепел. Я и рассказываю.
Привычным жестом он прокрутил кольцо на мизинце и посмотрел за окно. В утопающем в зелени дворике больницы цвела магнолия.
- Тогда тоже была весна, - на выдохе сказал Джанни.
Наконец пошли титры, публика разродилась долгими овациями. Нужно было выйти на сцену… Это было невыносимо… Наконец толпа вылилась из зала. Я остался наедине с большим экраном, который с укоризной уставился на меня своим бельмом. Откуда-то послышались глухие рыдания. Я обернулся по сторонам. Никого. Кто-то снова всхлипнул. Я встал, пошел на звук и увидел девушку, лежащую поперек кресел в первом ряду. Ее лицо было спрятано в ладонях. Платье на ней было точь-в-точь такого же цвета, как кресла. Если бы не белые туфли и темная копна волос, я бы принял ее за часть интерьера.
Сидения снова издали горестный стон. Я прикурил сигарету, с пренебрежением выпустил дым, подумав, что это фильм вызвал такие эмоции. Я уже развернулся, чтобы уйти, но услышал жалобный голос: «Дайте и мне одну».
Так я в первый раз увидел Мари. Это было то еще зрелище, черт меня подери! Твоя бабушка была красивой женщиной, но в тот день на нее страшно было смотреть.
- Вы плачете над фильмом? - спросил я, прикуривая ей сигарету.
- Нет, я не видела фильм.
- Как не видели? - удивленно оскорбился я. - Вы же сидите в первом ряду… Фильм только что закончился, - я указал сигаретой на погасший экран, - только что!
- Вы не понимаете, у меня украли сумочку. Это трагедия!.. - она снова спрятала лицо в ладони, ее плечи беззвучно затряслись.
- Не стоит так убиваться из-за ерунды, - снова подступала тень разочарования. И не бросайтесь словами. Самая обычная мелодрама, не больше. Еще одной я не в силах вытерпе… - я собирался встать, но девушка быстрым жестом остановила меня.
- В сумке было кольцо бабушки, - не дала мне договорить Мари, гневно сверкая глазами.
У Мари во время фильма стянули сумку, в которой было фамильное обручальное кольцо твоей прапрабабки. Вот это - сказал Джанни и оттопырил мизинец, улыбаясь. Она зашла в кино, забрав его после шлифовки у братьев Буччелатти. Помнишь лавку на виа Фонтана?
- Да-да, конечно помню. Джанни, расскажи лучше про Мари.
- Я дал ей немного денег, посадил в поезд и отправил подальше. Но она не шла весь следующий день у меня из головы. Как я мог хотеть от нее поскорее избавиться? Все из-за этого негодяя, этого пикало каццо...
- Джанни!
- Вито, не будь занудой. Вы американцы уже всех достали. Почему вы так упорно не хотите называть вещи своими именами? Никогда этого не понимал. Идиот - это идиот. Будто если я его не буду так называть, он перестанет быть идиотом. Опять ты меня перебиваешь!
- Прости, продолжай, - терпеливо ответил Вито, поглядывая на танцующие цифры на кардиомониторе.
- В тот день я изрядно напился на вечере в честь премьеры картины. Закончилось тем, что меня чуть не побили. Вино пробудило во мне меткое слово писателя, приглушив разум, разожгло обиду на весь свет. И я отыгрался на, разумеется, ни в чем не виноватой исполнительнице главной роли. Назвал ее коровой. При всех. Прямо так и сказал ей в лицо. Это последнее, что я помню. Рассказывали, что еще я укусил режиссера за указательный палец, когда он, тыча им в меня, говорил, что успех фильма - исключительно моя заслуга. Но я до сих пор считаю, что это провокация. Во-первых, эта отвратительная привычка - кусать людей в пьяном угаре - принадлежала малышу Джотто. А во-вторых, тогда у меня, как и сейчас - Джанни обнажил прекрасные белые зубы и постучал по ним ногтем - был полный набор. А на следе от укуса, который мне предъявили, отчетливо не доставало одного переднего.
Вито рассмеялся.
- И все-таки, что было потом с Мари?
- Весь следующий день голова болела в два раза сильнее, чем следует. Я проснулся с мыслью о Мари. Это необъяснимо. Она никак не шла из моей головы. Ни первый, ни второй стакан вина не избавил меня от нее. Наоборот. После третьего я стал приставать ко всем, кто был вчера в кинотеатре, пытаясь узнать хоть что-нибудь о ней. Я даже имени ее не знал. Вот еще что: тогда, прощаясь на перроне, Мари сказала, что не хочет смотреть на себя в зеркало. Потому что, знает, что некрасива из-за моря слез. Что зеркало ее еще больше расстроит. Она попросила меня посмотреть на нее. Со словами «будьте моим зеркалом» у нее в руках появилась красная помада. Мари сосредоточенно смотрела мне в глаза, крася губы. Она сильно вышла за контур.
- Ну как, ровно?
- Да, так лучше, - сказал я и торопливо посадил ее вагон.
Когда поезд уже тронулся, Мари выглянула из окна и крикнула мне в след, помахав рукой, как старому знакомому: «Я знаю, кто вы!» Даже с этой несуразицей на лице она была чертовски хороша. Но в тот момент мне было совершенно не до нее. Заходя обратно в кинотеатр, я отметил про себя, что штуку с помадой можно вставить в какой-нибудь сценарий.
Я как ненормальный носился по улицам, беспомощно рисуя руками в воздухе ее силуэт и прическу, красочно описывая цвет платья и кресел в кинотеатре. Это был тот незабываемый первый день, когда я почувствовал, что стал знаменит. Каждый хотел похлопать меня по плечу, угостить вином. Я снова изрядно набрался.
После очередного кувшина меня озарило: ювелиры, братья Буччелатти! Вот кто знает, как ее можно найти. У меня хватило ума явиться к ним пьяным в брызги и попытаться устроить скандал, когда меня попросту вышвырнули из лавки.
Большое Ухо, малыш Никола, - раньше разносил письма по всему Римини -случайно подслушал мой рассказ в очередном кафе. Он знал только, что она жила в соседней коммуне в Пеннабилли. В общем, я тщетно съездил туда несколько раз. Я был тверд в намерении найти ее и был уверен, что рано или поздно судьба нас снова сведет.
Гонорар от первого фильма, снятого по моему сценарию, - того самого фильма, после которого мы познакомились, - я весь отнес братьям Буччелатти. Эти черти сделали для меня по памяти точную копию кольца, которое прошляпила Мари.
Джанни снова оттопырил мизинец и подмигнул мне, обнажив в улыбке красивые зубы. Он явно оживился от рассказа. На его щеках проявился цвет.
- Она так и не узнала, что это подделка! Я сказал ей, что нашел вора, - захохотал Джанни и снова зашелся в кашле.
- А как же ты ее нашел? - вкрадчиво спросил Вито.
- О, это чертовски красивая история, которая бывает только в кино. Собственно, из кино я ее и позаимствовал.
- Ты, когда ехал ко мне сюда, видел на дверях домов цветы?
- Да, - уверенно оветил Вито. Таксист рассказал мне, что это ты украшаешь цветами двери всех женщин в округе в праздник каждую весну, сколько он себя помнит.
- Все-то ты знаешь, - хитро улыбнулся Джанни. - Только в этом году мне пришлось заплатить мальчишкам, чтобы они это сделали за меня. А впервые я сделал это тогда, шестьдесят лет назад, чтобы найти Мари. Дело в том, что я воплотил в жизнь концовку моих «Людей и овец». Если бы ты смотрел фильм, знал бы, ¬- показатели прибора снова поползли вверх.
Вито опустил глаза.
- Ну конечно, кто сейчас смотрит старые фильмы! Правда, этот я бы и сам не стал смотреть. Чертов сукин сын!
- Джанни… - перебил его Вито.
- Да-да, я помню - Мари. Эту сцену тогда знали все, даже те, кто не смотрел фильм. Что тут скажешь, она действительно удалась. И что ты думаешь я сделал? Я приехал в Пеннабилли в праздник святого Джованни и украсил цветами - ровно как герои в фильме! - каждую, абсолютно каждую, дверь дома, в котором жила хоть одна женщина. А к букетам я приложил фотографию кольца Мари. Ты можешь себе представить? - Джанни самодовольно провел рукой по остаткам волос на голове. - Мой план был чертовски хорош! И он сработал: она сама нашла меня. С тех пор мы не расставались.
В глазах Джанни стояли слезы. Он снял кольцо с пальца. На мизинце осталась тонкая белая полоска. Джанни молча протянул мне кольцо.
На следующий день старик умер. Это был наш последний разговор. С тех пор каждую весну я приезжаю в Пеннабилли и в память о своем деде украшаю цветами двери всех домов, в которых живут женщины.
....
- Я вцепился в подлокотники, затаив дыхание. Я сдерживал свой рот от гримасы отвращения. Меня передергивало от того, что происходило на экране, как от первого глотка этого гадкого элитного виски, который обычно присылают твои америкосы по «особому» случаю вместе с поздравительной открыткой. Я не удивлюсь, если они пришлют очередную бутылку по случаю моей кончины с традиционным "Поздравляем".
Вито молча улыбнулся в ответ.
- Сукин сын умудрился испортить шедевр! Это был мой самый лучший сценарий! - Джанни возмущенно выпустил облако дыма.
- Джанни, ты говоришь так про все свои сценарии, - с улыбкой возразил Вито.
- Нет, ты не понимаешь, «Люди и овцы» был особенным! Я вложил в него всего себя, свою душу!
От бурной жестикуляции пепел с сигары Джанни упал на клетчатый плед, покрывавший колени. Шерстяные ворсинки заплавились и мгновенно свернулись до маленьких черных комочков. Старик зашелся в густом продолжительном кашле.
Вито встал с кресла, подошел к деду, вынул из его пальцев сигару, выкуренную почти на половину, затушил ее в глиняном блюдце, позаимствовав его у горшка с красной геранью. На этот раз Джанни не сопротивлялся. Видимо, болезнь все-таки доканала старика. Вито подошел с окну, бросил быстрый взгляд на ставшего бордовым Джанни и открыл ставни.
Тот с усилием прервал кашель и прохрипел: «Оставь! Медсестра учует запах на улице - и мне кранты!»
Вито с грустью подумал про себя «тебе и так кранты» и, испугавшись этой мысли, послушно закрыл окно. Он знал, что спорить бесполезно. За свои тридцать лет Вито усвоил единственную вещь, которую можно было сказать однозначно о своем деде. Если Джанни что-то решил, он не свернет со своего пути.
- Ты хотел мне рассказать, как вы познакомились с Мари.
- Сядь на место, не маячь перед глазами, - с раздражением бросил Джанни, стряхивая пепел. Я и рассказываю.
Привычным жестом он прокрутил кольцо на мизинце и посмотрел за окно. В утопающем в зелени дворике больницы цвела магнолия.
- Тогда тоже была весна, - на выдохе сказал Джанни.
Наконец пошли титры, публика разродилась долгими овациями. Нужно было выйти на сцену… Это было невыносимо… Наконец толпа вылилась из зала. Я остался наедине с большим экраном, который с укоризной уставился на меня своим бельмом. Откуда-то послышались глухие рыдания. Я обернулся по сторонам. Никого. Кто-то снова всхлипнул. Я встал, пошел на звук и увидел девушку, лежащую поперек кресел в первом ряду. Ее лицо было спрятано в ладонях. Платье на ней было точь-в-точь такого же цвета, как кресла. Если бы не белые туфли и темная копна волос, я бы принял ее за часть интерьера.
Сидения снова издали горестный стон. Я прикурил сигарету, с пренебрежением выпустил дым, подумав, что это фильм вызвал такие эмоции. Я уже развернулся, чтобы уйти, но услышал жалобный голос: «Дайте и мне одну».
Так я в первый раз увидел Мари. Это было то еще зрелище, черт меня подери! Твоя бабушка была красивой женщиной, но в тот день на нее страшно было смотреть.
- Вы плачете над фильмом? - спросил я, прикуривая ей сигарету.
- Нет, я не видела фильм.
- Как не видели? - удивленно оскорбился я. - Вы же сидите в первом ряду… Фильм только что закончился, - я указал сигаретой на погасший экран, - только что!
- Вы не понимаете, у меня украли сумочку. Это трагедия!.. - она снова спрятала лицо в ладони, ее плечи беззвучно затряслись.
- Не стоит так убиваться из-за ерунды, - снова подступала тень разочарования. И не бросайтесь словами. Самая обычная мелодрама, не больше. Еще одной я не в силах вытерпе… - я собирался встать, но девушка быстрым жестом остановила меня.
- В сумке было кольцо бабушки, - не дала мне договорить Мари, гневно сверкая глазами.
У Мари во время фильма стянули сумку, в которой было фамильное обручальное кольцо твоей прапрабабки. Вот это - сказал Джанни и оттопырил мизинец, улыбаясь. Она зашла в кино, забрав его после шлифовки у братьев Буччелатти. Помнишь лавку на виа Фонтана?
- Да-да, конечно помню. Джанни, расскажи лучше про Мари.
- Я дал ей немного денег, посадил в поезд и отправил подальше. Но она не шла весь следующий день у меня из головы. Как я мог хотеть от нее поскорее избавиться? Все из-за этого негодяя, этого пикало каццо...
- Джанни!
- Вито, не будь занудой. Вы американцы уже всех достали. Почему вы так упорно не хотите называть вещи своими именами? Никогда этого не понимал. Идиот - это идиот. Будто если я его не буду так называть, он перестанет быть идиотом. Опять ты меня перебиваешь!
- Прости, продолжай, - терпеливо ответил Вито, поглядывая на танцующие цифры на кардиомониторе.
- В тот день я изрядно напился на вечере в честь премьеры картины. Закончилось тем, что меня чуть не побили. Вино пробудило во мне меткое слово писателя, приглушив разум, разожгло обиду на весь свет. И я отыгрался на, разумеется, ни в чем не виноватой исполнительнице главной роли. Назвал ее коровой. При всех. Прямо так и сказал ей в лицо. Это последнее, что я помню. Рассказывали, что еще я укусил режиссера за указательный палец, когда он, тыча им в меня, говорил, что успех фильма - исключительно моя заслуга. Но я до сих пор считаю, что это провокация. Во-первых, эта отвратительная привычка - кусать людей в пьяном угаре - принадлежала малышу Джотто. А во-вторых, тогда у меня, как и сейчас - Джанни обнажил прекрасные белые зубы и постучал по ним ногтем - был полный набор. А на следе от укуса, который мне предъявили, отчетливо не доставало одного переднего.
Вито рассмеялся.
- И все-таки, что было потом с Мари?
- Весь следующий день голова болела в два раза сильнее, чем следует. Я проснулся с мыслью о Мари. Это необъяснимо. Она никак не шла из моей головы. Ни первый, ни второй стакан вина не избавил меня от нее. Наоборот. После третьего я стал приставать ко всем, кто был вчера в кинотеатре, пытаясь узнать хоть что-нибудь о ней. Я даже имени ее не знал. Вот еще что: тогда, прощаясь на перроне, Мари сказала, что не хочет смотреть на себя в зеркало. Потому что, знает, что некрасива из-за моря слез. Что зеркало ее еще больше расстроит. Она попросила меня посмотреть на нее. Со словами «будьте моим зеркалом» у нее в руках появилась красная помада. Мари сосредоточенно смотрела мне в глаза, крася губы. Она сильно вышла за контур.
- Ну как, ровно?
- Да, так лучше, - сказал я и торопливо посадил ее вагон.
Когда поезд уже тронулся, Мари выглянула из окна и крикнула мне в след, помахав рукой, как старому знакомому: «Я знаю, кто вы!» Даже с этой несуразицей на лице она была чертовски хороша. Но в тот момент мне было совершенно не до нее. Заходя обратно в кинотеатр, я отметил про себя, что штуку с помадой можно вставить в какой-нибудь сценарий.
Я как ненормальный носился по улицам, беспомощно рисуя руками в воздухе ее силуэт и прическу, красочно описывая цвет платья и кресел в кинотеатре. Это был тот незабываемый первый день, когда я почувствовал, что стал знаменит. Каждый хотел похлопать меня по плечу, угостить вином. Я снова изрядно набрался.
После очередного кувшина меня озарило: ювелиры, братья Буччелатти! Вот кто знает, как ее можно найти. У меня хватило ума явиться к ним пьяным в брызги и попытаться устроить скандал, когда меня попросту вышвырнули из лавки.
Большое Ухо, малыш Никола, - раньше разносил письма по всему Римини -случайно подслушал мой рассказ в очередном кафе. Он знал только, что она жила в соседней коммуне в Пеннабилли. В общем, я тщетно съездил туда несколько раз. Я был тверд в намерении найти ее и был уверен, что рано или поздно судьба нас снова сведет.
Гонорар от первого фильма, снятого по моему сценарию, - того самого фильма, после которого мы познакомились, - я весь отнес братьям Буччелатти. Эти черти сделали для меня по памяти точную копию кольца, которое прошляпила Мари.
Джанни снова оттопырил мизинец и подмигнул мне, обнажив в улыбке красивые зубы. Он явно оживился от рассказа. На его щеках проявился цвет.
- Она так и не узнала, что это подделка! Я сказал ей, что нашел вора, - захохотал Джанни и снова зашелся в кашле.
- А как же ты ее нашел? - вкрадчиво спросил Вито.
- О, это чертовски красивая история, которая бывает только в кино. Собственно, из кино я ее и позаимствовал.
- Ты, когда ехал ко мне сюда, видел на дверях домов цветы?
- Да, - уверенно оветил Вито. Таксист рассказал мне, что это ты украшаешь цветами двери всех женщин в округе в праздник каждую весну, сколько он себя помнит.
- Все-то ты знаешь, - хитро улыбнулся Джанни. - Только в этом году мне пришлось заплатить мальчишкам, чтобы они это сделали за меня. А впервые я сделал это тогда, шестьдесят лет назад, чтобы найти Мари. Дело в том, что я воплотил в жизнь концовку моих «Людей и овец». Если бы ты смотрел фильм, знал бы, ¬- показатели прибора снова поползли вверх.
Вито опустил глаза.
- Ну конечно, кто сейчас смотрит старые фильмы! Правда, этот я бы и сам не стал смотреть. Чертов сукин сын!
- Джанни… - перебил его Вито.
- Да-да, я помню - Мари. Эту сцену тогда знали все, даже те, кто не смотрел фильм. Что тут скажешь, она действительно удалась. И что ты думаешь я сделал? Я приехал в Пеннабилли в праздник святого Джованни и украсил цветами - ровно как герои в фильме! - каждую, абсолютно каждую, дверь дома, в котором жила хоть одна женщина. А к букетам я приложил фотографию кольца Мари. Ты можешь себе представить? - Джанни самодовольно провел рукой по остаткам волос на голове. - Мой план был чертовски хорош! И он сработал: она сама нашла меня. С тех пор мы не расставались.
В глазах Джанни стояли слезы. Он снял кольцо с пальца. На мизинце осталась тонкая белая полоска. Джанни молча протянул мне кольцо.
На следующий день старик умер. Это был наш последний разговор. С тех пор каждую весну я приезжаю в Пеннабилли и в память о своем деде украшаю цветами двери всех домов, в которых живут женщины.