Жить не по лжи с Еленой Боннэр \\ Профессия - жена, профессия - вдова
Оплеухи по лысине
Во время горьковской ссылки в 1982 году в гости к Андрею Сахарову приехал тогда еще молодой художник Сергей Бочаров. Он мечтал написать портрет опального ученого и правозащитника. Работал часа четыре. Чтобы скоротать время, разговаривали. Беседу поддерживала и Елена Георгиевна. Конечно, не обошлось без обсуждения слабых сторон советской действительности.
- Сахаров не все видел в черных красках, - признался Бочаров в интервью «Экспресс газете». - Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык.
Тогда художника осенило: писать надо не Сахарова, а Боннэр, потому что именно она управляет ученым. Бочаров принялся рисовать ее портрет черной краской прямо поверх изображения академика. Боннэр полюбопытствовала, как идут дела у художника, и глянула на холст. А увидев себя, пришла в ярость и кинулась размазывать рукой масляные краски.
- Я сказал Боннэр, что рисовать «пенька», который повторяет мысли злобной жены, да еще терпит побои от нее, я не хочу, - вспоминает Сергей Бочаров. - И Боннэр тут же выгнала меня на улицу.
А на прошлой неделе в Нью-Йорке проходила выставка картин Бочарова. Художник привез в США и тот самый незаконченный этюд Сахарова 20-летней давности.
- Я специально пригласил Е.Г, но её предупредили о сюрпризе , и она не пришла, сославшись на болезнь , - сказал Сергей Бочаров.
http://newsreaders.ru/showthread.php?t=603
Оригинал взят у poltora_bobra в Жить не по лжи с Еленой Боннэр
Из книги Боннэр Е. Г. Постскриптум : Книга о горьковской ссылке. - М. : Интербрук, 1990.
"из дневника А. Д. Сахарова: «Следующий раз Люся ехала в Москву 22 сентября 37-м поездом. Мы боялись повторения «вагонного погрома», но вечерний поезд вообще менее подходит для такого, а кроме того, Люсе (впервые за три с половиной года) удалось обменять билет на СВ. Она ехала в полупустом вагоне. В купе с ней артист Жженов (это какая-то знаменитость),
[- А как Вас зовут, извините? -Юра Шевчук, музыкант] боюсь только, что он был выпивши. Его провожала шумная компания. Кто-то крикнул: «С тобой поедет очень интересная (или симпатичная) женщина». Люся сказала: „Знали бы они..."».
Я прошла в купе. Все провожающие ушли. Мой визави несколько старше нас с Андреем, взгляд и глаза хорошие, хорошая большеротая улыбка, правда, с оттенком некоего профессионализма: в общем, то, что называют открытым лицом. Что-то в нем знакомое. Говорит, как хозяин, правда, дружелюбный: «Давайте знакомиться - Жженов Георгий Николаевич» (в отчестве сегодня, когда пишу, не уверена1; на Георгия Николаевича Владимова, которого очень люблю, смахивает). И как будто ждет от меня реакции какой-то особой, то ли на фамилию, то ли на дружелюбность его. Это я потом поняла, что он привык, чтобы везде узнавали, чтобы на фамилию реакция была бурная - он народный артист, но я не узнала его. А фамилий актеров вообще, кроме пяти-шести, ничьих не знаю. И я ему тоже по возможности дружелюбно, хотя поначалу на дружелюбие совсем не тянуло:
- Боннэр Елена Георгиевна,- и вижу, он руку не мне, а к двери протянул, закрыл и полушепотом:
- Та самая?
- Да, та самая.
- Никогда не подумал бы.
- Недостаточно страшна для той, о которой читали?
- Пожалуй.
- Перетерпите мое соседство или мне попросить проводника, чтобы перевели в другое купе? - Молчит. - Ну, раз молчите, я останусь, а вы уж как хотите.
На столе стояла наполовину опорожненная бутылка водки и открытая бутылка шампанского. Он налил в два стакана и предложил мне.
- Не пью.
- Совсем?
- Совсем.
- Странно!
- Вам что, где-нибудь наплели, что я к тому же и пьющая, - у Яковлева этого вроде нет?
- Говорили. Ну, а чайку?
- Чай пью.
Он достал из портфеля металлическую коробку с чаем. Любит, видимо, хороший чай. Вышел и вернулся вместе с проводницей, которая принесла все для чая. И начался наш очень долгий разговор - до четырех ночи; чай перемежался у него с водкой, к концу разговора он был сильно выпивши, если говорить мягко. Суть разговора мне хочется изложить - это ответ на частый вопрос: «Как относятся к нам, ко мне люди, верят ли они тому, что писал Яковлев?» На мой вопрос, как он может верить тому, что писал Яковлев, отвечает вопросом:
- А как не верить, на основании чего?
- На основании собственного жизненного опыта. Вам сколько лет?
-67.
- Дело врачей помните? Журнал «Звезда», Ахматова, Зощенко, космополиты...
Молчит; и потом вдруг, после еще одной рюмки, заговорил о собственном опыте. Вот его рассказ. Учился в Ленинграде в театральном училище и начинал в Ленинграде очень успешно. В 30-е годы посадили. Случайно попал в кино - пришелся на роли солдат не самого юного возраста. С этим вернулся на столичную сцену. Пришел успех, поздний, но тем дороже. Вот такой опыт! И это я ему должна что-то доказывать - при его-то опыте. Он говорит, что думает, что теперь в стране все по-другому, но, когда говорит это, видно: он не меня - себя убеждает. В разговоре с ним все время было у меня ощущение: вот еще немного, совсем немного, и что-то в нем прорвется, перестанет он сам себя утешать ложью. Но - не прорвалось. Я даже его уговаривала с поезда поехать ко мне кофе пить, чтобы посмотрел своими глазами дом, из которого я якобы выгнала детей Сахарова, нашу - мамину - двухкомнатную. А я ему книжку квартплаты покажу, где написано, что квартира была дана маме в 1954 году. Говорила, что милиционеры дежурят только с 9 утра (тогда так было), что он кофе выпьет и уйдет и никто ему этого никогда не вспомнит.
-Нет.
- Но почему, почему нет?
- Боюсь.
-Чего?
- Боюсь, и все.
К четырем часам, уже закончив бутылку водки, руку мне целовал, говорил, что преклоняется перед Андреем и передо мной тоже. Но...
- Боюсь. Боюсь.
Утром старался не глядеть в мою сторону. Как-то мельком, не глядя, пожал руку, вышел, сухо бросив: «До свидания».
На перроре меня ждал Юра Ших. Он мне сразу сказал: «С тобой Жженов ехал в одном вагоне, хороший артист, я его люблю». Ших - завзятый кино-театрал, не то, что мы: сразу узнал. А я ему всю эту историю рассказала. Ших почему-то на меня ворчал, считал, что я была недостаточно красноречива, могла бы и убедить, а уж на кофе затащить - подавно. Не прав он: страх ни в чем убедить нельзя и ничем - ни словом, ни делом. Преодолеть страх можно только самому."
ЗЫ: Хотелось бы найти самые последние интервью Георгия Жжёнова, ближе к 2005.
ЗЫЗЫ: Нашла))) Судя по этому интрвью, доживи он до сегодняшнего дня, стал бы типичным белоленточником и апологетом Навального. Там красной нитью "за всё хорошее, против всего плохого", но современный кинематограф не переносит на дух.
Во время горьковской ссылки в 1982 году в гости к Андрею Сахарову приехал тогда еще молодой художник Сергей Бочаров. Он мечтал написать портрет опального ученого и правозащитника. Работал часа четыре. Чтобы скоротать время, разговаривали. Беседу поддерживала и Елена Георгиевна. Конечно, не обошлось без обсуждения слабых сторон советской действительности.
- Сахаров не все видел в черных красках, - признался Бочаров в интервью «Экспресс газете». - Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык.
Тогда художника осенило: писать надо не Сахарова, а Боннэр, потому что именно она управляет ученым. Бочаров принялся рисовать ее портрет черной краской прямо поверх изображения академика. Боннэр полюбопытствовала, как идут дела у художника, и глянула на холст. А увидев себя, пришла в ярость и кинулась размазывать рукой масляные краски.
- Я сказал Боннэр, что рисовать «пенька», который повторяет мысли злобной жены, да еще терпит побои от нее, я не хочу, - вспоминает Сергей Бочаров. - И Боннэр тут же выгнала меня на улицу.
А на прошлой неделе в Нью-Йорке проходила выставка картин Бочарова. Художник привез в США и тот самый незаконченный этюд Сахарова 20-летней давности.
- Я специально пригласил Е.Г, но её предупредили о сюрпризе , и она не пришла, сославшись на болезнь , - сказал Сергей Бочаров.
http://newsreaders.ru/showthread.php?t=603
Оригинал взят у poltora_bobra в Жить не по лжи с Еленой Боннэр
Из книги Боннэр Е. Г. Постскриптум : Книга о горьковской ссылке. - М. : Интербрук, 1990.
"из дневника А. Д. Сахарова: «Следующий раз Люся ехала в Москву 22 сентября 37-м поездом. Мы боялись повторения «вагонного погрома», но вечерний поезд вообще менее подходит для такого, а кроме того, Люсе (впервые за три с половиной года) удалось обменять билет на СВ. Она ехала в полупустом вагоне. В купе с ней артист Жженов (это какая-то знаменитость),
[- А как Вас зовут, извините? -Юра Шевчук, музыкант] боюсь только, что он был выпивши. Его провожала шумная компания. Кто-то крикнул: «С тобой поедет очень интересная (или симпатичная) женщина». Люся сказала: „Знали бы они..."».
Я прошла в купе. Все провожающие ушли. Мой визави несколько старше нас с Андреем, взгляд и глаза хорошие, хорошая большеротая улыбка, правда, с оттенком некоего профессионализма: в общем, то, что называют открытым лицом. Что-то в нем знакомое. Говорит, как хозяин, правда, дружелюбный: «Давайте знакомиться - Жженов Георгий Николаевич» (в отчестве сегодня, когда пишу, не уверена1; на Георгия Николаевича Владимова, которого очень люблю, смахивает). И как будто ждет от меня реакции какой-то особой, то ли на фамилию, то ли на дружелюбность его. Это я потом поняла, что он привык, чтобы везде узнавали, чтобы на фамилию реакция была бурная - он народный артист, но я не узнала его. А фамилий актеров вообще, кроме пяти-шести, ничьих не знаю. И я ему тоже по возможности дружелюбно, хотя поначалу на дружелюбие совсем не тянуло:
- Боннэр Елена Георгиевна,- и вижу, он руку не мне, а к двери протянул, закрыл и полушепотом:
- Та самая?
- Да, та самая.
- Никогда не подумал бы.
- Недостаточно страшна для той, о которой читали?
- Пожалуй.
- Перетерпите мое соседство или мне попросить проводника, чтобы перевели в другое купе? - Молчит. - Ну, раз молчите, я останусь, а вы уж как хотите.
На столе стояла наполовину опорожненная бутылка водки и открытая бутылка шампанского. Он налил в два стакана и предложил мне.
- Не пью.
- Совсем?
- Совсем.
- Странно!
- Вам что, где-нибудь наплели, что я к тому же и пьющая, - у Яковлева этого вроде нет?
- Говорили. Ну, а чайку?
- Чай пью.
Он достал из портфеля металлическую коробку с чаем. Любит, видимо, хороший чай. Вышел и вернулся вместе с проводницей, которая принесла все для чая. И начался наш очень долгий разговор - до четырех ночи; чай перемежался у него с водкой, к концу разговора он был сильно выпивши, если говорить мягко. Суть разговора мне хочется изложить - это ответ на частый вопрос: «Как относятся к нам, ко мне люди, верят ли они тому, что писал Яковлев?» На мой вопрос, как он может верить тому, что писал Яковлев, отвечает вопросом:
- А как не верить, на основании чего?
- На основании собственного жизненного опыта. Вам сколько лет?
-67.
- Дело врачей помните? Журнал «Звезда», Ахматова, Зощенко, космополиты...
Молчит; и потом вдруг, после еще одной рюмки, заговорил о собственном опыте. Вот его рассказ. Учился в Ленинграде в театральном училище и начинал в Ленинграде очень успешно. В 30-е годы посадили. Случайно попал в кино - пришелся на роли солдат не самого юного возраста. С этим вернулся на столичную сцену. Пришел успех, поздний, но тем дороже. Вот такой опыт! И это я ему должна что-то доказывать - при его-то опыте. Он говорит, что думает, что теперь в стране все по-другому, но, когда говорит это, видно: он не меня - себя убеждает. В разговоре с ним все время было у меня ощущение: вот еще немного, совсем немного, и что-то в нем прорвется, перестанет он сам себя утешать ложью. Но - не прорвалось. Я даже его уговаривала с поезда поехать ко мне кофе пить, чтобы посмотрел своими глазами дом, из которого я якобы выгнала детей Сахарова, нашу - мамину - двухкомнатную. А я ему книжку квартплаты покажу, где написано, что квартира была дана маме в 1954 году. Говорила, что милиционеры дежурят только с 9 утра (тогда так было), что он кофе выпьет и уйдет и никто ему этого никогда не вспомнит.
-Нет.
- Но почему, почему нет?
- Боюсь.
-Чего?
- Боюсь, и все.
К четырем часам, уже закончив бутылку водки, руку мне целовал, говорил, что преклоняется перед Андреем и передо мной тоже. Но...
- Боюсь. Боюсь.
Утром старался не глядеть в мою сторону. Как-то мельком, не глядя, пожал руку, вышел, сухо бросив: «До свидания».
На перроре меня ждал Юра Ших. Он мне сразу сказал: «С тобой Жженов ехал в одном вагоне, хороший артист, я его люблю». Ших - завзятый кино-театрал, не то, что мы: сразу узнал. А я ему всю эту историю рассказала. Ших почему-то на меня ворчал, считал, что я была недостаточно красноречива, могла бы и убедить, а уж на кофе затащить - подавно. Не прав он: страх ни в чем убедить нельзя и ничем - ни словом, ни делом. Преодолеть страх можно только самому."
ЗЫ: Хотелось бы найти самые последние интервью Георгия Жжёнова, ближе к 2005.
ЗЫЗЫ: Нашла))) Судя по этому интрвью, доживи он до сегодняшнего дня, стал бы типичным белоленточником и апологетом Навального. Там красной нитью "за всё хорошее, против всего плохого", но современный кинематограф не переносит на дух.