Будянски воины кода и шифра (продолжение)
Корни кризиса, в который повергли АНБ разоблачения Сноудена, уходят глубоко в историю этой организации. Бюрократические позывы, особенности менталитета и внутренняя культура этого учреждения, побудившие агентство предпринять такое дух захватывающее технологическое вторжение в частные сообщения граждан, несмотря на явную сомнительность законности и даже практической ценности этой затеи, и затем инстинктивные неуклюжие попытки замять дело, когда некоторые детали всплывали наружу, отличали АНБ с самого начала его существования. Предшественники АНБ, работавшие в 1930-х - 1940-х годах, тоже вызывали ощущение, что они полагали своей миссией необходимость регистрировать все, что колеблется на радиочастотах, грести всю подряд информацию, все равно, о друзьях ли, о врагах, путь даже нескончаемый поток входящих данных превышает уже всякую реальную возможность как-то проанализировать эту кучу. Они всегда отличались навязчивым стремлением к техническим новинкам, отодвигавшим в сторону сколько-нибудь трезвую оценку реальных потребностей разведки, что часто приводило к тому, что значительные усилия растрачивались на малоценные источники ценой огромного человеческого и дипломатического риска. И всегда их преследовало импульсивное желание требовать по максимуму юридических полномочий, спекулируя на потребностях национальной безопасности и пытаясь воспользоваться президентской прерогативой. К АБН, основанному в 1952 году, перешли по наследству от его предшественников и эти ведомственные ценности (наряду со многими членами высшего руководства).
Никакое представление не было так глубоко укоренено в среде профессионалов радиоразведки, как абсолютный запрет даже на намек на возможность того, что правительство участвует в перехвате сообщений и взламывании кодов; учитывая, что самая незначительная утечка информации могла бы побудить объект слежки к принятию защитных контрмер, сводя на нет годы труда и приводя к утрате важнейшего источника информации, АНБ долгие годы пыталось держать в секрете даже факт собственного существования. Принцип неразглашения, возведенный в культ, всегда был актуален в АНБ как общая норма; а уж перед лицом поднятых общественностью вопросов о самих основах законности и правомерности деятельности этой организации он превратился практически в самоцель, при всей нереалистичности его соблюдения в ситуации, когда все знали не только о том, что АНБ существует, но и чем оно занимается, когда сама криптография превратилась уже в товар общественного потребления, выйдя далеко за рамки исключительной компетенции правительств великих держав. Ирония заключалась в том, что сам этот принцип делал невозможным то, в чем на момент разоблачений Сноудена агентство нуждалось более всего: возможность разъяснить американской общественности ценность и результативность его законной миссии.
Ничто так не укрепляло рефлекторную склонность АБН к сверхсекретности и ее ведомственные тенденции к повторению собственных ошибок, как странный зазеркальный мир эпохи Холодной войны, растянувшейся на четыре десятилетия беспрецедентной мирной конфронтации, которая началась со стремительного распада Великого Альянса, образовавшегося во время Второй мировой войны, после очень непродолжительного периода оптимизма после победы над нацистской Германией в 1945 году, когда возникла было надежда на более безопасный и здоровый мир; и завершилась ошеломительным падением Берлинской стены в 1989 году. Характерные для Холодной войны требования секретности, отказа от признания своих действий и непрекращающаяся гонка вооружений и соперничество технологий держали мир спецслужб в напряжении не меньшем, чем во время открытых боевых действий, и это напряжение лишь усиливалось от сознания собственной безнаказанности и убежденности части руководителей АБН в том, что никто, кроме них, не имеет права знать, а еще менее, разбираться в подробностях или судить об их деятельности; как это часто случается с политическими фанатиками, членами религиозных сект, персоналом академических факультетов, и других культовых или закрытых сообществ, они были глубоко убеждены в собственной непогрешимости.
Если смотреть глубже, сама ситуация Холодной войны смешала моральные ориентиры и устранила традиционную демократическую подконтрольность деятельности правительства. Соединенные Штаты совершенно не были готовы к тому, чтобы принять необходимость продолжения разного рода сомнительных с этической точки зрения действий, воспринимаемых как требования военного времени в ситуации непримиримой борьбы не на жизнь, а на смерть, которые, как казалось очевидным практически всем американцам, должны были прекратиться сразу же после победы над врагом и возвращения к нормальной мирной жизни. Демократическое общество никогда не могло представить, да и не собиралось, как можно было бы примирить демократические ценности с использованием методов, характерных, вообще-то, для тоталитарных и полицейских государств. Сталинский Советский Союз практиковал слежку, обман, секретность, предательство, официальную ложь и постоянную милитаризацию общества как свои орудия власти; для американцев это было само зло, против которого они боролись, сдерживая экспансию СССР и стран коммунистического мира. Внутренние противоречия и алогичные, на грани безумия, нестыковки ядерного тупика Холодной войны, когда единственным способом не допустить войну, на этот раз означавшую бы конец человеческой цивилизации, было постоянное состояние полной боеготовности - неизбежно обусловили появление учреждений, находившихся на переднем фронте этой скрытой борьбы, и самым ярким примером этого было АНБ.
АНБ по сей день крайне неохотно раскрывает подробности своих успехов в противостоянии с советской криптологией, достигнутых во времена Холодной войны, несмотря на то, что сегодня, с наступлением цифровой эпохи, почти все системы, бывшие тогда объектами его усилий, безнадежно устарели. Между тем, на протяжении всей Холодной войны радиоразведка была основным - и часто единственным - источником информации для спецслужб о намерениях и потенциальных возможностях Советов, о его вооруженных силах, экономике и промышленности и нескончаемого потока технических сведений о советских бомбардировщиках, ракетах и противовоздушной обороне, необходимых стратегам Армагеддона в духе доктора Стрейнджлава, постоянно перепроверявшим надежность американских ядерных средств сдерживания и двадцать четыре часа в сутки бдительно следивших, не собираются ли Советы первыми нанести удар.
Историческое значение военных разведок «Ультра» и «Мэджик» во Второй мировой войне, взлом союзниками «Энигмы», нацистской шифровальной машины, и японских военных и высших дипломатических кодовых систем давно уже стало общеизвестным фактом. «Достижения SIGINT во времена Холодной войны, - признает один из бывших директоров АНБ, - по серьезности и масштабу влияния на мировую историю, по важности для защиты интересов Соединенных Штатов, наших союзников и дела демократии были не менее значительны».11 Эти успехи были результатом такого же триумфа интеллектуального и технического гения математиков, лингвистов и инженеров, чья история вдохновенной борьбы и озарений не уступает истории их знаменитых предшественников времен Второй мировой войны.
Несмотря на все противодействие АНБ, множество рассекреченных источников, хотя и весьма фрагментарных, позволяют по кусочкам восстановить некоторые важные моменты работы агентства во времена Холодной войны. (Я особенно благодарен Рене Стейн из библиотеки Национального криптологического музея за ее бесценную помощь в отыскании, вопреки всем обстоятельствам, нужных материалов). Возможности и ведомственные традиции, сформировавшиеся в течение этой длинной страницы современной военной истории и истории разведки, объясняют многое в сегодняшней деятельности АНБ, как достойное восхищения, так и довольно нездоровое. К достижениям агентства можно отнести то, что оно стимулировало бурное развитие вычислительной и высшей математики, обеспечило доступ к жизненно важным секретным материалам об иностранной угрозе, которые в противном случае были недоступны, быстро и умело вело слежку за ключевыми источниками, со всем техническим искусством и профессиональным мастерством. Не к его чести была одержимость стремлением создать грандиозную систему сбора буквально каждого сигнала на планете, внедрение в системы безопасности интернета для частных лиц, попытки ускользнуть от правового надзора и, в итоге, превращение в жертву собственной мании секретности, с безудержно культивируемой безнаказанностью, непрозрачностью и изощренной, поистине византийской бюрократией. Примирить по сути своей скрываемые и часто грязные дела, которыми занимаются спецслужбы, с принципами и идеалами открытого демократического общества никогда полностью не удастся. Но для начала можно хотя бы попытаться понять, как развивались события.
Человеческая и политическая история АНБ в нашу эпоху неотделима от технической истории искусства шифрования и взламывания кодов - тема, безусловно, сложная для неподготовленного читателя. Невозможно оценить, хотя бы в общих чертах, интеллектуальные сложности и победы людей, выполнявших эту работу, их находки и открытия, без некоторого углубления в научные проблемы и цели, встававшие перед ними. Я попытался наметить основные контуры технической стороны вопроса и дать возможность почувствовать, с чем пришлось столкнуться дешифровальщикам, не предполагая, что у читателя есть какие-то специальные знания в области криптологии или математики; для тех, кто заинтересуется этим вопросом, я привожу более подробные технические объяснения в приложениях к основному тексту.
Никакое представление не было так глубоко укоренено в среде профессионалов радиоразведки, как абсолютный запрет даже на намек на возможность того, что правительство участвует в перехвате сообщений и взламывании кодов; учитывая, что самая незначительная утечка информации могла бы побудить объект слежки к принятию защитных контрмер, сводя на нет годы труда и приводя к утрате важнейшего источника информации, АНБ долгие годы пыталось держать в секрете даже факт собственного существования. Принцип неразглашения, возведенный в культ, всегда был актуален в АНБ как общая норма; а уж перед лицом поднятых общественностью вопросов о самих основах законности и правомерности деятельности этой организации он превратился практически в самоцель, при всей нереалистичности его соблюдения в ситуации, когда все знали не только о том, что АНБ существует, но и чем оно занимается, когда сама криптография превратилась уже в товар общественного потребления, выйдя далеко за рамки исключительной компетенции правительств великих держав. Ирония заключалась в том, что сам этот принцип делал невозможным то, в чем на момент разоблачений Сноудена агентство нуждалось более всего: возможность разъяснить американской общественности ценность и результативность его законной миссии.
Ничто так не укрепляло рефлекторную склонность АБН к сверхсекретности и ее ведомственные тенденции к повторению собственных ошибок, как странный зазеркальный мир эпохи Холодной войны, растянувшейся на четыре десятилетия беспрецедентной мирной конфронтации, которая началась со стремительного распада Великого Альянса, образовавшегося во время Второй мировой войны, после очень непродолжительного периода оптимизма после победы над нацистской Германией в 1945 году, когда возникла было надежда на более безопасный и здоровый мир; и завершилась ошеломительным падением Берлинской стены в 1989 году. Характерные для Холодной войны требования секретности, отказа от признания своих действий и непрекращающаяся гонка вооружений и соперничество технологий держали мир спецслужб в напряжении не меньшем, чем во время открытых боевых действий, и это напряжение лишь усиливалось от сознания собственной безнаказанности и убежденности части руководителей АБН в том, что никто, кроме них, не имеет права знать, а еще менее, разбираться в подробностях или судить об их деятельности; как это часто случается с политическими фанатиками, членами религиозных сект, персоналом академических факультетов, и других культовых или закрытых сообществ, они были глубоко убеждены в собственной непогрешимости.
Если смотреть глубже, сама ситуация Холодной войны смешала моральные ориентиры и устранила традиционную демократическую подконтрольность деятельности правительства. Соединенные Штаты совершенно не были готовы к тому, чтобы принять необходимость продолжения разного рода сомнительных с этической точки зрения действий, воспринимаемых как требования военного времени в ситуации непримиримой борьбы не на жизнь, а на смерть, которые, как казалось очевидным практически всем американцам, должны были прекратиться сразу же после победы над врагом и возвращения к нормальной мирной жизни. Демократическое общество никогда не могло представить, да и не собиралось, как можно было бы примирить демократические ценности с использованием методов, характерных, вообще-то, для тоталитарных и полицейских государств. Сталинский Советский Союз практиковал слежку, обман, секретность, предательство, официальную ложь и постоянную милитаризацию общества как свои орудия власти; для американцев это было само зло, против которого они боролись, сдерживая экспансию СССР и стран коммунистического мира. Внутренние противоречия и алогичные, на грани безумия, нестыковки ядерного тупика Холодной войны, когда единственным способом не допустить войну, на этот раз означавшую бы конец человеческой цивилизации, было постоянное состояние полной боеготовности - неизбежно обусловили появление учреждений, находившихся на переднем фронте этой скрытой борьбы, и самым ярким примером этого было АНБ.
АНБ по сей день крайне неохотно раскрывает подробности своих успехов в противостоянии с советской криптологией, достигнутых во времена Холодной войны, несмотря на то, что сегодня, с наступлением цифровой эпохи, почти все системы, бывшие тогда объектами его усилий, безнадежно устарели. Между тем, на протяжении всей Холодной войны радиоразведка была основным - и часто единственным - источником информации для спецслужб о намерениях и потенциальных возможностях Советов, о его вооруженных силах, экономике и промышленности и нескончаемого потока технических сведений о советских бомбардировщиках, ракетах и противовоздушной обороне, необходимых стратегам Армагеддона в духе доктора Стрейнджлава, постоянно перепроверявшим надежность американских ядерных средств сдерживания и двадцать четыре часа в сутки бдительно следивших, не собираются ли Советы первыми нанести удар.
Историческое значение военных разведок «Ультра» и «Мэджик» во Второй мировой войне, взлом союзниками «Энигмы», нацистской шифровальной машины, и японских военных и высших дипломатических кодовых систем давно уже стало общеизвестным фактом. «Достижения SIGINT во времена Холодной войны, - признает один из бывших директоров АНБ, - по серьезности и масштабу влияния на мировую историю, по важности для защиты интересов Соединенных Штатов, наших союзников и дела демократии были не менее значительны».11 Эти успехи были результатом такого же триумфа интеллектуального и технического гения математиков, лингвистов и инженеров, чья история вдохновенной борьбы и озарений не уступает истории их знаменитых предшественников времен Второй мировой войны.
Несмотря на все противодействие АНБ, множество рассекреченных источников, хотя и весьма фрагментарных, позволяют по кусочкам восстановить некоторые важные моменты работы агентства во времена Холодной войны. (Я особенно благодарен Рене Стейн из библиотеки Национального криптологического музея за ее бесценную помощь в отыскании, вопреки всем обстоятельствам, нужных материалов). Возможности и ведомственные традиции, сформировавшиеся в течение этой длинной страницы современной военной истории и истории разведки, объясняют многое в сегодняшней деятельности АНБ, как достойное восхищения, так и довольно нездоровое. К достижениям агентства можно отнести то, что оно стимулировало бурное развитие вычислительной и высшей математики, обеспечило доступ к жизненно важным секретным материалам об иностранной угрозе, которые в противном случае были недоступны, быстро и умело вело слежку за ключевыми источниками, со всем техническим искусством и профессиональным мастерством. Не к его чести была одержимость стремлением создать грандиозную систему сбора буквально каждого сигнала на планете, внедрение в системы безопасности интернета для частных лиц, попытки ускользнуть от правового надзора и, в итоге, превращение в жертву собственной мании секретности, с безудержно культивируемой безнаказанностью, непрозрачностью и изощренной, поистине византийской бюрократией. Примирить по сути своей скрываемые и часто грязные дела, которыми занимаются спецслужбы, с принципами и идеалами открытого демократического общества никогда полностью не удастся. Но для начала можно хотя бы попытаться понять, как развивались события.
Человеческая и политическая история АНБ в нашу эпоху неотделима от технической истории искусства шифрования и взламывания кодов - тема, безусловно, сложная для неподготовленного читателя. Невозможно оценить, хотя бы в общих чертах, интеллектуальные сложности и победы людей, выполнявших эту работу, их находки и открытия, без некоторого углубления в научные проблемы и цели, встававшие перед ними. Я попытался наметить основные контуры технической стороны вопроса и дать возможность почувствовать, с чем пришлось столкнуться дешифровальщикам, не предполагая, что у читателя есть какие-то специальные знания в области криптологии или математики; для тех, кто заинтересуется этим вопросом, я привожу более подробные технические объяснения в приложениях к основному тексту.