(no subject)
Биномиальное разложение
Нечего было делать в этой глуши, совершенно нечего. Степан почесал русый аккуратно стриженый затылок. Как он мог. Повестись. В который раз. Конечно, Фрейд был урод-кокаинист, но ведь заставил-таки человечество задуматься о подспудных двигателях своего так называемого прогресса. Да, двигатель заглох очень неудачно. Степан хмыкнул. А вместо сердца, как бы это выразиться, пламенный мотор. Ну уж нет. Работа над собой, тренировки, визуализации, походы к эстетическому психостилисту сделали свое дело. Мотор не полыхал более нездоровым пламенем. Холодный ясный голубоватый свет царил внутри некогда пылкого организма. Трансформация завершилась, причем перед самой поездкой. Вот только эта поездка. К чему она, вообще?
Спешить было решительно некуда, да и невозможно, и Степан неторопливо направился к берегу реки, где как раз кстати оказалось дерево нужного размера и прочности. Привалившись к стволу, он устремил глаза в стальную тенистую прохладу, расфокусировал взгляд.
Яркие полосы вперемешку с глубокими тенями метались вверх и вниз. Пузырьки воздуха, рождаясь где-то в песчаном дне, под корешками, медленно всплывали на поверхность, беззвучно лопались навстречу небесам. Темный ус под корягой - сом? Сом…. сом… Пастушья сом.. самка… тьфу, пастушья сумка…. Пастушка - самка пастуха…. Да что же это такое, что за компульсивная навязчивость. Где ты, милая пастушка, мово сердца потаскуш…. Господи.. Нет старушкам, нет войне, где же истина? - На дне….
Мысли путались, распадались на отдельные обрывки, слова, картинки, вспышки … По краю сознания мелькнула тень - ведь все было рассчитано очень точно, вероятность ошибки уверенно стремилась к нулю, и вот, надежно спланированная траектория пути оказался пролетной касательной к извилистой кривой реальной действительности. Он усмехнулся. «Сердце, верное любви, молчать обязано». Один из постулатов, легших в основу расчетов. В какой точке наступило расхождение? Он начал мысленно раскручивать кривую времени назад…
Весна еще толком не наступила, еще холод царил в воздухе и пронизывающая сырость, а коты уже вышли на улицы, а птицы не таясь кричали по утрам, и соки заструились по древесным стволам, и эротика, словно прекрасная фея, медленной поступью возвращалась на родину с мест зимовья - видимо, из далекой Африки.
Движение соков и жажда первенства одолевали не только деревья и котов. Математика, царица наук, теряла внимание своих преданных поданных. Би-ном, Би-ном, стучало в голове Степана, и эти слоги говорили о многом. Би! двойственность, двоякость, двоичность внезапно вышли на первый план, полином - это потом, это осенью, до этого еще надо дожить, до осеннего изобилия, а пока - би!би! Двоилось все в глазах и в мыслях, все начинания зависли, и только властная капель стучалась в мозг, как пристав - в дверь… При чем же тут пристав, слава богу, рассветный этап жизни, задачи стоят самые романтические, надо было определяться с плоскостью исканий, векторами и матрицами, но, главное - правильно сформулировать задачу. Страсть - это старость, страх и срам? иль это трах и стать и старт? И это - где-то, где-то там? Иль - здесь, где пиво, я и март? Субъективная, так сказать, прикладная эротика, эвристический подход, и разветвленные графы, да.
Но, видимо, все дело было в этой - так называемой, пренебрежимо малой - величине.
Степан очнулся. Солнышко выглянуло, пригрело, пейзаж явно повеселел под его лучами. И туман рассеялся, и стало видно, что машина стоит не в чистом поле, как ему поначалу показалось, а на окраине села. Ее уже окружили любопытные куры, на нее стали усаживаться местные стрекозы. Жизнь налаживалась.
Что за незнакомые слова только что загрязняли его чистый разум? Степан вразвалку подошел к трактору, достал из-под сиденья немного побитую алюминиевую фляжку, отхлебнул, и сел за руль. Ши-и-рокаа страна моя родная….. Руки привычно выполняли нужные действия, алкогольные пары как раз достигли правильных отделов головного мозга, воля и представление слились воедино… Ща к Маньке зарулю…. Улюлю, улюлю. Трактор дернулся пару раз, резко и неприятно, и заглох, намертво. Это приращение, эта дельта исчезающе малая….
Этот член, исчезнувший после Трансформации, холодное свечение, свеча зажигания, спасибо за внимание… Цель достигнута, объект взят, Манька под боком сопит, соки двигаются, пожар в душе залит, кто не с нами, крепко спит. Бензин в баке, во дворе собаки. Собственно, конец. Во всей полноте этого слова. В нем вся суть, истина и смысл. Вон и Манька во сне за него держится. Достаточно оказалось первого, главного члена, а без прочих обойдемся. Без этих буржуазных буков, что под «х» маскируются. За окном буйствует цветущий абрикос, сирень на подходе, все налажено в природе, и тревоги больше нет. В мире есть на все ответ. Ничего не надо думать, никаких таких планет.
И только в странных и глубоких снах он видел непонятные страницы и увлеченные чем-то ненужным лица, но смысл ненужного был искажен и смят, и эта жажда вечная - днем была понятной, объяснимой. Дни шли навстречу, но, увидев, проходили мимо. Неумолимо, неутомимо. Он брел к пивной походной пилигрима и возвращался вечером домой, удерживая нужный, верный градус. Но смутно грезил о судьбе иной…
Нечего было делать в этой глуши, совершенно нечего. Степан почесал русый аккуратно стриженый затылок. Как он мог. Повестись. В который раз. Конечно, Фрейд был урод-кокаинист, но ведь заставил-таки человечество задуматься о подспудных двигателях своего так называемого прогресса. Да, двигатель заглох очень неудачно. Степан хмыкнул. А вместо сердца, как бы это выразиться, пламенный мотор. Ну уж нет. Работа над собой, тренировки, визуализации, походы к эстетическому психостилисту сделали свое дело. Мотор не полыхал более нездоровым пламенем. Холодный ясный голубоватый свет царил внутри некогда пылкого организма. Трансформация завершилась, причем перед самой поездкой. Вот только эта поездка. К чему она, вообще?
Спешить было решительно некуда, да и невозможно, и Степан неторопливо направился к берегу реки, где как раз кстати оказалось дерево нужного размера и прочности. Привалившись к стволу, он устремил глаза в стальную тенистую прохладу, расфокусировал взгляд.
Яркие полосы вперемешку с глубокими тенями метались вверх и вниз. Пузырьки воздуха, рождаясь где-то в песчаном дне, под корешками, медленно всплывали на поверхность, беззвучно лопались навстречу небесам. Темный ус под корягой - сом? Сом…. сом… Пастушья сом.. самка… тьфу, пастушья сумка…. Пастушка - самка пастуха…. Да что же это такое, что за компульсивная навязчивость. Где ты, милая пастушка, мово сердца потаскуш…. Господи.. Нет старушкам, нет войне, где же истина? - На дне….
Мысли путались, распадались на отдельные обрывки, слова, картинки, вспышки … По краю сознания мелькнула тень - ведь все было рассчитано очень точно, вероятность ошибки уверенно стремилась к нулю, и вот, надежно спланированная траектория пути оказался пролетной касательной к извилистой кривой реальной действительности. Он усмехнулся. «Сердце, верное любви, молчать обязано». Один из постулатов, легших в основу расчетов. В какой точке наступило расхождение? Он начал мысленно раскручивать кривую времени назад…
Весна еще толком не наступила, еще холод царил в воздухе и пронизывающая сырость, а коты уже вышли на улицы, а птицы не таясь кричали по утрам, и соки заструились по древесным стволам, и эротика, словно прекрасная фея, медленной поступью возвращалась на родину с мест зимовья - видимо, из далекой Африки.
Движение соков и жажда первенства одолевали не только деревья и котов. Математика, царица наук, теряла внимание своих преданных поданных. Би-ном, Би-ном, стучало в голове Степана, и эти слоги говорили о многом. Би! двойственность, двоякость, двоичность внезапно вышли на первый план, полином - это потом, это осенью, до этого еще надо дожить, до осеннего изобилия, а пока - би!би! Двоилось все в глазах и в мыслях, все начинания зависли, и только властная капель стучалась в мозг, как пристав - в дверь… При чем же тут пристав, слава богу, рассветный этап жизни, задачи стоят самые романтические, надо было определяться с плоскостью исканий, векторами и матрицами, но, главное - правильно сформулировать задачу. Страсть - это старость, страх и срам? иль это трах и стать и старт? И это - где-то, где-то там? Иль - здесь, где пиво, я и март? Субъективная, так сказать, прикладная эротика, эвристический подход, и разветвленные графы, да.
Но, видимо, все дело было в этой - так называемой, пренебрежимо малой - величине.
Степан очнулся. Солнышко выглянуло, пригрело, пейзаж явно повеселел под его лучами. И туман рассеялся, и стало видно, что машина стоит не в чистом поле, как ему поначалу показалось, а на окраине села. Ее уже окружили любопытные куры, на нее стали усаживаться местные стрекозы. Жизнь налаживалась.
Что за незнакомые слова только что загрязняли его чистый разум? Степан вразвалку подошел к трактору, достал из-под сиденья немного побитую алюминиевую фляжку, отхлебнул, и сел за руль. Ши-и-рокаа страна моя родная….. Руки привычно выполняли нужные действия, алкогольные пары как раз достигли правильных отделов головного мозга, воля и представление слились воедино… Ща к Маньке зарулю…. Улюлю, улюлю. Трактор дернулся пару раз, резко и неприятно, и заглох, намертво. Это приращение, эта дельта исчезающе малая….
Этот член, исчезнувший после Трансформации, холодное свечение, свеча зажигания, спасибо за внимание… Цель достигнута, объект взят, Манька под боком сопит, соки двигаются, пожар в душе залит, кто не с нами, крепко спит. Бензин в баке, во дворе собаки. Собственно, конец. Во всей полноте этого слова. В нем вся суть, истина и смысл. Вон и Манька во сне за него держится. Достаточно оказалось первого, главного члена, а без прочих обойдемся. Без этих буржуазных буков, что под «х» маскируются. За окном буйствует цветущий абрикос, сирень на подходе, все налажено в природе, и тревоги больше нет. В мире есть на все ответ. Ничего не надо думать, никаких таких планет.
И только в странных и глубоких снах он видел непонятные страницы и увлеченные чем-то ненужным лица, но смысл ненужного был искажен и смят, и эта жажда вечная - днем была понятной, объяснимой. Дни шли навстречу, но, увидев, проходили мимо. Неумолимо, неутомимо. Он брел к пивной походной пилигрима и возвращался вечером домой, удерживая нужный, верный градус. Но смутно грезил о судьбе иной…